– Вот, – объявил вошедший следом Цыферов, – прилип от самого Департамента полиции.
Главарь нехотя поднял голову, посмотрел на Шустова.
– Ты кого привел, полудурок?
Потом скосил взгляд на сыщика.
– Назовись, мил человек. Чтобы мы знали, что на твоей могилке написать.
Алексей пошел к столу, сел на свободный табурет.
– Здорово, Снулый! Вот и свиделись!
Шустов отскочил, словно его ошпарили кипятком.
– Лыков! Это Лыков! Я пропал, пропал!!!
Цыферов и третий гайменник немедленно встали по бокам, готовые схватить сыщика. Но тот, казалось, и не думал сопротивляться.
– Ты ж говорил, что Лыков уехал! – рявкнул маз на своего осведомителя.
– А-а!!! – продолжал вопить чиновник для письма. Он глядел на начальника как на привидение.
– Здорово и тебе, иуда! – сказал ему Лыков.
– Не могу здесь! Делайте что хотите, а я не могу! – взвизгнул Шустов и опрометью выскочил на улицу.
– Вернуть его? – спросил бритый.
– Нет, – ответил Агейчев. Лицо его сделалось вдруг живым и пугающе-зверским. – Ты, Серега, зырь в оба глаза. Говорят, он очень сильный.
В сторожке стало тихо-тихо. Убийцы нависли над сыщиком, готовые напасть. Но маз не давал команды – его сбивало с толку спокойствие жертвы.
– Ефим, за тобой никто не шел?
– Нет. Здесь же все за версту видать. Не поспеют они.
Тогда Снулый осклабился.
– Как там у господ говорится? Делать хорошую мину при плохой игре? А, Лыков? Не поспеют, ох не поспеют…
«Только бы не вынули ножи», – опять подумал Алексей, а вслух сказал:
– Ребята! Это не вы урядника в Волковке утопили? По весне. Напоили насильно, а потом в воду бросили. А урядник-то был непьющий!
Гайменники озадаченно переглянулись. Снулый шагнул к гостю, склонился над ним и скомандовал:
– Расскажи про урядника!
– Да я уж все изложил, – пожал тот плечами. – Бешенцев, сказали, утонул. Вскрыли – полный желудок водки… Да ты сам знаешь лучше меня!
Главарь подумал секунду-другую, потом скомандовал:
– Держи его крепче!
Сыщика схватили за руки. Снулый пошарил под столом, извлек початую бутылку очищенной и больно защемил Алексею нос.
– Ну-ка, пей!
Пора! Лыков так пнул главаря в колено, что тот рухнул ничком. Затем сыщик сгреб в охапку своих обидчиков – те закричали от боли – и отнес к печке. По очереди сильно приложил их головами об кирпичи. За спиной послышалась ругань. Он вернулся к столу. Снулый пытался подняться, одновременно вытягивая из кармана револьвер. Бац! Кулак сыщика быстро описал дугу и впечатался мазу в шею. Раздался грохот падающего тела, и опять стало очень тихо, как минуту назад. В этой тишине отлетела дверь, и с улицы ворвался Валевачев с перепуганным лицом. Не разбираясь, он бабахнул в потолок из «смит-вессона» и заорал дурным голосом:
– Полиция! Перестреляю всех на хрен!
Потом осмотрелся и спросил у Лыкова:
– Что с ними?
Тот пожал плечами:
– Фик-фок на один бок. Скажи лучше, ты Шустова не встретил?
– Пробежал мимо меня. Я понял, что дело плохо, и сюда! Неужто не успел? Черт!
Тут от печи послышались стоны на разные голоса.
– Нет, ты очень кстати. Найди веревку, будем их вязать.
Произвести арест оказалось делом затруднительным – из-за удаленности места. Валевачеву пришлось бежать к будке путевого обходчика. Тот по требованию губернского секретаря остановил первый же поезд, идущий в город. Юрий передал машинисту записку для вокзальных жандармов. Через час на дороге поднялся столб пыли, и вскоре у сторожки заржали взмыленные кони. На нескольких экипажах примчались чиновники департамента, пристав второго участка Александро-Невской части со своими людьми и следователь Добужинский.
За это время Лыков успел познакомиться с пленниками. Те вели себя пришибленно и сопротивляться не пытались. На вопросы, правда, отвечали неохотно и все время косились на главаря. Сыщику пришлось вытащить Снулого наружу и положить под забор. Похоже, у маза было выбито колено: он лежал весь в холодном поту и выл от боли. Ефим с Серегой отделались сильными ушибами головы и в медицинской помощи не нуждались.
Допрос по горячим следам не удался. Парни перепугались и ушли в молчанку. Агейчев был просто раздавлен. Сильный и смелый человек, он, видимо, привык всегда побеждать. Но тут явился какой-то Лыков, на полголовы ниже его, и отчехвостил всю команду… Только что главарь решал судьбу незваного гостя, и все было в его руках. А теперь он лежит беспомощный и ждет отправки в тюрьму. Как же это вышло?
Зато обыск дал важные улики. Под половицей обнаружились дворянский паспорт Дашевского и временный вид лакея Петрова. Очевидно, убийцы собирались их использовать. Рядом, завернутые в тряпицу, лежали серьги с бриллиантами. Точь-в-точь такие, как в ушах у Клотильды Лавинэ на фотографическом портрете. Алексей предъявил находки следователю, и Федор Петрович с чувством произнес:
– Узнаю школу Благово! И быстро, и доказательно.
Вечером у себя на квартире был арестован Шустов. Он не пытался скрыться, сидел и ждал, когда за ним придут.
Дурново ходил гоголем. О запутанном убийстве обладателя придворного звания не забыли в верхах. Воронцов-Дашков требовал объяснений, и «большой» Дурново торопил… И вот преступление раскрыто!
Был доволен и Лыков. Особенная часть не ударила в грязь лицом. Еще больше Алексея порадовал его помощник. Валевачев достойно выдержал проверку в боевой обстановке! Когда он увидел, что начальник в опасности, то нарушил приказ и пошел на штурм. И хотя помощь Юрия Лыкову не понадобилась, его поступок был правильным. Значит, губернский секретарь способен, когда надо, действовать самостоятельно. Даже вопреки запретам руководства. Самостоятельных Лыков любил. И окончательно утвердился в мысли, что будет растить из Валевачева крепкого сыщика и будущего сменщика.
Как всегда бывает, на другой день фанфары смолкли. Подручные Снулого, несмотря на улики, все отрицали. Знакомая ситуация. Выход из нее простой, но трудоемкий: многочасовые допросы без сна и отдыха. В конце концов парни сломаются. Очные ставки надо проводить так, чтобы Серега с Ефимом поняли: им следует объединиться и топить главаря. Тогда ребята быстро дадут обвинительный материал на Агейчева. Затем их следует натравить друг на друга под вопросом «на ком больше крови?». И в итоге картина преступлений будет вся на виду. Но Лыков поступил по-другому.
Он вызвал Ефима Цыферова и спросил:
– Ты знаешь, как погиб твой брат?
Отставной егерь нахмурился:
– Знаю! Ваши убили, на Гутуевском.
– Это тебе Снулый так сказал?
– И Снулый, и Серега.
– Поехали со мной.
Сыщик с арестантом сели в дежурный экипаж и направились с Фонтанки на Офицерскую. Они ехали не спеша. Ефим жадно вдыхал воздух города, воздух свободы… Когда прибыли на место, Лыков повел парня в морг при Казанской части. Им открыли ледник и показали невостребованные тела.
– Простись с братом.
Сыщик вышел и вернулся через пять минут. Ефим беззвучно плакал и гладил Ивана по заиндевевшим волосам. Как они похожи!
– Ваше высокоблагородие, а куда его дальше?
– Похоронят. Хоть умер он без покаяния, я распоряжусь, чтобы положили в ограде. И отпевание будет. Хочешь присутствовать?
– А можно?
– Я разрешаю. Только дай слово, что не попробуешь сбежать.
– Святой истинный крест! Век не забуду вашей доброты! Братка ведь…
– Теперь, Ефим, погляди вот сюда. Для чего я тебя привез? Чтобы ты понял, кто убил твоего брата. Видишь маленькое пятно в ляжке? Это и есть моя пуля. После того как Иван дважды выстрелил в меня картечью, я ответил.
Егерь слушал молча, не понимая, и ждал разъяснений.
– Вот. Целил я ближе к земле, чтобы попасть в ногу. Эта пуля Ивана только ранила, причем легко. Но он захромал, и Снулый испугался.
– Чего? – напряженным голосом спросил Ефим.
– А зачем ему раненый сообщник? В больницу его везти нельзя. Одна обуза. И он убил твоего брата ударом ножа в сердце. Вот, смотри. Видишь? Понимаешь разницу между пулей в ноге и клинком в сердце?
Цыферов долго молчал, колупал пальцем рану на груди брата.
– Убедился теперь? Я был сзади. Если бы догнал Ивана, то взял бы его живым. Зачем он мне мертвый? И никуда бы твой брат не делся. Вас вон трое было в сторожке, а я один всех повязал. Помнишь?
– Да уж…
– А твой Снулый на расправу крут. Где Васька Питенбрюх? Наверняка он и его прикончил, чтобы следы замести! Так?
Но отставной егерь еще сомневался. Тогда сыщик сказал:
– Поехали обратно. Вызовем Серегу, и спросишь у него, как было на самом деле на Гутуевском.
