Настоятель улыбнулся.
— Для палача вы на удивление сообразительны, — проговорил он и пощупал шишку, выскочившую на затылке. — Можно узнать, как вы додумались до этого?
— Мне это тоже интересно. — Магдалена вытерла лицо от пыли и оставшихся капель дождя, после чего уселась на один из обугленных стульев рядом с отцом. — По-моему, ты и так уже слишком долго держал нас в неведении.
Пришлось немного подождать, пока Куизль с помощью огнива разожжет трубку. Снаружи доносились отдаленные громовые раскаты, гроза перемещалась дальше. И только когда крокодила под потолком окутали первые клубы дыма, палач нарушил молчание.
— Я сразу понял, что облатки из сокровищницы вынес не какой-нибудь вор. Я не обнаружил никаких признаков взлома, а дверь все-таки заперта на три замка, и открыть их можно только тремя разными ключами. Каким образом вор заполучил бы все три ключа?
— Но это ему, по всей видимости, удалось, — растерянно вставил Симон. — А если не… — Лекарь внезапно просиял и хлопнул себя по лбу. — Черт, и как я сразу не догадался!
— Я, дорогой зять, задавался тем же самым вопросом, — ответил Куизль. — Я-то всегда думал, что ты немного смышленее.
Симон злобно на него покосился, затем принялся размышлять вслух.
— Вору и не понадобилось никаких ключей, потому что он был в числе тех троих, что входили в часовню в понедельник вечером! — прошептал он взволнованно. — Дайте угадаю, ваше преподобие. Вы последним вышли из сокровищницы и по пути спрятали дароносицу под рясой. Было темно, и никто ничего не заметил. И когда остальные уже спускались по лестнице…
— Славный наш настоятель просто спрятал дароносицу в большой сундук в тамбуре и ночью забрал ее оттуда, — грубо перебил его Куизль. — Потому я и хотел побывать в сокровищнице еще раз. Я лишь догадывался — но понимал, что похититель не смог бы просто так пронести тяжелую дароносицу через церковь. Это бросилось бы в глаза. Поэтому нужно было где-нибудь ее спрятать. — Палач усмехнулся. — Колдовство… Величайшим загадкам зачастую сопутствует простейшее решение.
Настоятель вздохнул.
— Это было так просто, что я и сам задавался потом вопросом, почему никто до этого не додумался, — покачал он головой. — Но среди всех этих разговоров о колдовстве и дьявольском промысле собратья мои ослепли к самым элементарным вещам. Им легче было поверить в голема.
— Но сами вы разве не поверили в этого голема? — спросил Симон. — Недавно я застал вас за чтением книги о нем.
— Как вы узнали…
В глазах настоятеля отразилось удивление, и, как показалось Симону, он даже растерялся на пару секунд. Но Рамбек лишь пожал плечами.
— Признаю, эти слухи и меня не оставили равнодушным. Ведь автомат Виргилиуса так и не нашелся. Но чтобы голем… — Он покачал головой. — Существо из куска жалкой глины, оживленное магическим ритуалом? Вздор! Как и брат мой, я не верю ни во что, кроме Бога и законов механики.
— Подождите, не так быстро, — перебила Магдалена настоятеля и вопросительно взглянула на отца. — Ведь похитить облатки мог каждый из этих троих. Почему ты решил, что их украл именно настоятель?
Палач оскалился и глубоко затянулся.
— Когда я пробрался вчера вслед за монахами в сокровищницу, приор Иеремия говорил, что именно брат Маурус хотел непременно побывать в часовне, — ответил он самодовольно. — Хотя оснований для этого никаких не было. Часовня до самого праздника должна быть на замке. Кроме тех, разумеется, случаев, когда оттуда нужно что-нибудь вынести.
Симон стряхнул пыль и осколки со скамьи и сел напротив настоятеля. Дождь, стучавший в окна, теперь лишь накрапывал едва слышно.
— Ну, хорошо, — нерешительно начал лекарь, обращаясь к Рамбеку. — Теперь мы знаем, что это вы похитили облатки. Но я по-прежнему не пойму, чего вы этим добивались. И главное — как все это связано с вашим братом?
— Я, кажется, догадываюсь, — пробормотал Куизль. — Но лучше будет, если их преподобие сам все объяснит.
Настоятель выпрямился на стуле и взглянул на каждого из них по очереди; во взгляде его на краткий миг проступило прежнее высокомерие.
— Назовите мне хоть одну причину, почему я должен это делать, — огрызнулся он. — Виргилиус — мой брат, хорошо. То, что я скрывал это, не является преступлением. А что касается пропавших облаток… — Он выдержал грозную паузу. — Кому, интересно, поверят больше? Приблудному цирюльнику, бесчестному палачу и его столь же бесчестной дочери — или все-таки почтенному настоятелю монастыря? Тем более что виновный уже найден… Так почему бы мне сей же час не крикнуть стражников?
— Потому что тогда никто не поможет вам разыскать брата, — бесстрастно ответил Якоб.
Настоятель не ответил. Тогда Куизль подался вперед, с прищуром взглянул на брата Мауруса и настолько понизил голос, что Симон с Магдаленой едва могли расслышать его:
— Вы же поэтому сюда пришли, не так ли? Потому что надеялись отыскать брата, который находится в руках настоящего колдуна?
Куизль снова выпрямился и попыхтел трубкой. Затем губы его растянулись в широкой ухмылке, и он продолжил:
— Но поверьте, если кто и сможет разыскать Виргилиуса, так это только я. Жизнь вашего брата в обмен на жизнь Непомука. По-моему, сделка вполне честная.
Ведьмак наблюдал из своего укрытия за группой людей, что сидела вокруг светильника в мастерской часовщика. Глаза его пылали ненавистью.
Он увидел в неверном свете, как чертов палач заговорил с настоятелем, и Маурус Рамбек сдался под его нажимом. Колдун зашипел, точно змея, и закатил при этом глаза. А он-то считал настоятеля гордецом; но, по всей видимости, эта шайка все же нагнала на него страху.
Ведьмак подслушал весь разговор. Этот палач и его шайка действительно оказались умнее, чем он предполагал вначале. Но были недостаточно умны, чтобы сравниться с ним: никто не мог с ним сравниться. Проблема его состояла скорее в том, что ему достался подручный, который неспособен исполнить даже простейшие поручения! Эта палачка уже в третий раз ускользнула от них. Но теперь выяснилось, что самую большую опасность представляла не она и не этот изнеженный цирюльник, а палач.
Ведьмак облизнул пересохшие губы. Давно надо было устранить этого Куизля. Но палач был опасен; мешка извести оказалось бы недостаточно, а вступать в открытое противостояние слишком рискованно. Дьявол их забери, вся эта семейка свалилась на него сущим проклятием!
Колдун вдруг ухмыльнулся; он едва сдержался, чтобы не хохотнуть, настолько хорошей оказалась идея. Верно, была еще одна возможность. И как только он раньше о ней не подумал! Тогда все препятствия устранились бы сами собой. Нужно немедленно дать соответствующие наставления.
А до тех пор надо подождать.
Незримый в своем укрытии, словно тень, ведьмак снова прислушался к разговору в мастерской.
Некоторое время Маурус Рамбек сидел совершенно неподвижно. Дождь тонкими струйками стекал по окнам, колокола зазвонили полночь. И лишь когда затих последний удар, настоятель снова повернулся к палачу.
— Вы собираетесь разыскать моего брата? — спросил он с сомнением. — Вы, безродный палач из Шонгау?
— Может, он и безродный, зато человека умнее и сильнее, чем он, в целом Пфаффенвинкеле не сыскать, — возразила Магдалена. — Если бы вы знали, сколько ему всего довелось пережить, то не умничали бы так.
Настоятель примирительно поднял руки и тонко улыбнулся.
— Простите, юная госпожа, я вовсе не собирался оскорблять вашего отца. — Он смиренно пожал плечами. — Да и к чему это вообще! Непохоже, чтобы у меня сейчас было из кого выбирать соратников. И без того, наверное, брат Иеремия в скором времени займет мое место.
— Если вы ждете от нас помощи, то для начала расскажите нам все. — Симон наклонился на своем расшатанном стуле. — Признайтесь же наконец, что стало с вашим братом!
— Как уже сказал ваш тесть, его похитили. — Маурус Рамбек закрыл лицо руками и всхлипнул. — Теперь он в руках у какого-то сумасшедшего. Я должен был отдать ему облатки, иначе он грозился убить Виргилиуса!
— Хотите сказать, вы украли облатки лишь затем, чтобы спасти своего брата? — спросила Магдалена с сочувствием.
Настоятель кивнул и потер красные от усталости глаза.
— Этот… этот колдун, или как там его еще называют… Он знал, что в сокровищницу могу входить только я или двое других хранителей. Поэтому он похитил моего брата и прислал письмо. Вместе с этим вот.
Брат Маурус вынул из-за пазухи небольшой сверток и осторожно его развернул. Увидев его содержимое, Симон невольно отшатнулся: на грязной тряпке лежал уже почернелый палец, с которого свисали несколько сухожилий. На палец надето было серебряное кольцо, украшенное гравировкой. Только теперь лекарь заметил, что точно такое же кольцо носил настоятель.
