— Мы приехали, синьора. Вход за поворотом. Только мне лучше там не показываться, ну, вы понимаете. Возьмите зонтик от меня на память. Удачи вам.
Елена еще раз поблагодарила его и, стараясь не поскользнуться, пошла туда, куда указал ей Антонио. Однако машина, отъехав, вдруг дала задний ход.
— Синьора, что бы ни случилось, я всегда в вашем распоряжении, — сказал Антонио.
На высокой деревянной калитке висел колокольчик. Елена чуть поколебалась и с силой дернула за шнурок. Ей открыла молодая монахиня. Елена ожидала увидеть массивную шляпу и представительную фигуру, до пят завернутую в рясу. Но на той, что ей открыла, был только маленький чепчик да белый передник на голубой, до щиколоток, тунике.
— Что случилось, милая? Ты заблудилась?
Елена сглотнула и ответила:
— Да, матушка, в определенном смысле так и вышло.
— Не знаю, как насчет матушки. Я сестра Камилла и скоро промокну насквозь, как и ты. Входи, тогда и поговорим.
Монашка открыла калитку, взяла ее под руку и сразу что-то защебетала о детях своей сестры и о родителях, которые каждое воскресенье ее навещали. Когда Елена вошла в прихожую и увидела статую Христа с окровавленным сердцем в руке, в глазах у нее потемнело, и она замертво упала на руки сестры Камиллы.
Рим
Вторник, 3 апреля 1487 г., и последующие дни
Вот уже несколько часов возле входа стоял какой-то человек. Он не просил милостыню, с него не свисали лохмотья. Под шляпой просматривалась довольно густая черная борода, и держался он как человек молодой. Это явно не был стражник, потому что меча при нем не наблюдалось, зато на виду висел короткий кинжал в металлических ножнах. Шпион маскировался бы лучше. Но этот тип торчал здесь уже два часа, глазел на прохожих и проявлял интерес только к тем, кто выходил из палаццо.
— Леонора, хочешь взглянуть?
— Где?
Каждый раз, как слышался ее голос, в комнате, казалось, загоралась еще одна свеча. А когда она смеялась, будто вспыхивал яркий светильник из прозрачного стекла, и свет множился и разливался вокруг.
— Вон там, рядом с окном. Только не высовывайся. Посмотри-ка на этого человека и скажи, не знаком ли он тебе.
Леонора поднялась на цыпочки, осторожно выглянула в окно и отрицательно покачала головой.
— А не может это быть кто-нибудь из твоих воздыхателей? Увидел тебя на улице и решил поухаживать?
— Не думаю, что кто-нибудь отважился бы со мной заговорить, даже спросить дорогу, увидев твой меч и свирепую физиономию служанки.
Ферруччо собрался что-то сказать, но Леонора опередила его:
— Ничего не говори, я все знаю и все понимаю. Граф то, граф се, опасности на улице, меня могут узнать и так далее. Милый, нежный мой тюремщик, тебе не надо оправдываться. Мне просто немножко скучно. Я жду не дождусь, когда можно будет отсюда выбраться.
— Как только улажу одно дело, сразу уедем во Флоренцию.
— Я никогда там не была. Да я вообще нигде не была. Но уверена, мне понравится. Скажи, Ферруччо, а ты и вправду много раз посещал палаццо Медичи?
Ферруччо увидел, как незнакомец что-то спросил у выходящей из дома служанки.
— Подожди, Леонора, он о чем-то расспрашивает. Не нравится мне все это. Пойду посмотрю.
— Может, лучше подождать, пока он уйдет?
— Может быть, но я всегда предпочитаю выйти дьяволу навстречу и не дожидаться, пока он постучит в дверь.
Ферруччо пристегнул меч и приладил кинжал с левой стороны жилета. Два сильных удара в дверь заставили их вздрогнуть. Леонора посмотрела на де Мола снизу вверх.
— Ты помянул дьявола, — тихо сказала она, — вот… он и постучал.
— В нечистую силу я не верю, а вот возле двери уже никого нет. Значит, это он. Иди в комнату и не выходи, что бы ни случилось.
Леонора быстро выбежала, а Ферруччо направился к двери. Как только снова постучали, он резко ее распахнул, схватил незваного гостя за горло, приставил ему к шее кинжал и захлопнул дверь. Незнакомец тихо рассмеялся, и де Мола прижал его посильнее.
— Надеюсь, наша дружба пересилит твою невероятную реакцию.
— Джованни!
Ферруччо сразу выпустил его, а Пико снял шляпу и улыбнулся. С короткими, черными как смоль волосами, подстриженными «под пажа», и бородкой его невозможно было узнать. Только голос остался прежним.
— Так вот как здесь принимают друзей? Кинжалом к горлу? — Граф Мирандола раскинул руки и обнял Ферруччо за плечи. — Если бы ты знал, как мне тебя не хватало!
— Но ты здесь… Когда и зачем? Мы сами собирались к тебе приехать.
Джованни Пико снял плащ и бросил его на скамью, у входа.
— Я не выдержал больше во Флоренции. Далеко от тебя, от Леоноры и… от Маргериты. Да и Джироламо…
— Тебе не надо было сюда ехать. Я прочел твое письмо, но никак не думал, что ты ринешься сюда, прямо в пасть к льву. Джованни, положение ухудшилось, и ты очень сильно рискуешь.
— Я скромный торговец тканями, это уже вошло в привычку. Согласно документу, наместник неаполитанского короля жалует мне, португальскому коммерсанту Джакомо Мадредеусу, право торговать повсеместно именем его величества Фердинанда.
— Мадредеус!.. То есть Матерь Божья… Ты выбрал подходящее имя.
— Мне долго не хватало смеха и иронии. Я хочу жить, Ферруччо, и жить честно и счастливо. Это позволено?
— Я должен тебе рассказать о многих римских новостях. Рядом с Иннокентием появился второй Папа, кардинал Борджа.
— Мой злейший враг.
— Несомненно. Он велел сжечь на площади твои книги и… Леонору.
Джованни вскочил.
— Леонору? Ты что такое говоришь?
— Ох, прости. Я велел Леоноре спрятаться в комнате и сидеть тихо. Надо ее предупредить, что ты приехал.
— Не уверен, что это необходимо, разве что сдавленный смех в комнате принадлежит простуженному коту.
Леонора вошла в скромном платье из синей бумазеи, закрывавшем ноги до лодыжек. Волосы покрывал желтый камчатый шарф, свободно обернутый вокруг шеи. У мужчин перехватило дыхание.
— Леонора… — сказал Джованни, — да ты красавица!
Она слегка поклонилась и украдкой взглянула на Ферруччо.
— Самая настоящая! Она изменилась ради тебя, Джованни, а раньше одевалась как швейцарская крестьянка.
— Ну и неправда! — запротестовала Леонора. — Просто тогда мне было нечего надеть. Спасибо тебе, Джованни.
Она бросилась к нему и обняла, как брата. Потом они уселись за стол поесть и весело смеялись, будто жизнь вокруг них и вправду стала налаживаться. Леонора просто разрывалась между двумя кавалерами, наперебой говорившими ей комплименты и всякие приятные вещи.
— В твоем присутствии Ферруччо гораздо мягче.
— Вовсе нет. Я просто боюсь отпускать тебя одну и старюсь не уходить из дома надолго.
— Джованни, почему ты приставил ко мне в стражи этого черного ворона?
— Я доверяю ему, как никому другому. Он спасал мне жизнь… сколько раз? Если не ошибаюсь, два.
— Может, и три, и придется еще спасать, если будешь вести себя так неосторожно.
Джованни улыбнулся и впервые за долгое время почувствовал себя спокойно.
— Друзья мои, — сказал он, — без вас вся моя философия, знания и открытия ничего бы не стоили. Но у меня есть еще и неоплаченные долги, поэтому я в Риме. Ты знаешь, о чем я говорю, Ферруччо. Первый долг — по отношению к другу, который, может, по моей вине переживает сейчас худшие дни своей жизни. Второй — долг сердца, и, судя по вашим взглядам, вы способны меня понять. Если в первом случае я могу рассчитывать на помощь, то во втором должен все сделать сам.
Леонора покраснела, а Ферруччо сделал вид, что не понял, о чем речь.
— Ладно. Я знаю, что сердце не признает доводов рассудка, но позволь хоть помочь тебе.
— Я знаю, что вопрос с Джироламо ты можешь решить и без меня, но, увидев тебя, он может испугаться. Мы пойдем вместе. А в случае Маргериты я все сделаю сам.
— Я стану твоей тенью, как она стала твоим солнцем.
— Леонора, твое присутствие сделало из воина поэта, — сказал Джованни. — Можешь гордиться.
— Я пойду с тобой!
— А ты, Ферруччо, превратил девушку в настоящего воина. Я слишком надолго оставил вас вдвоем и правильно сделал, что вернулся.
Лугано
Четверг, 20 октября 1938 г.
— Ну, доктор Мартини, как мы сегодня себя чувствуем?
Джакомо приветствовал врача слабой улыбкой. За ним мелькнула сиделка и быстро поправила подушку. Он взглянул на часы: семь тридцать. Вот уже два дня де Мола лежал в муниципальном госпитале Лугано с ранением в голову. В «Коррьере дель Тичино» было написано: «Случайно оказался в помещении Ассоциации банков Швейцарии в ходе вооруженного нападения с целью грабежа».
