— А еще один, — в один голос порадовались Юкук и Мерварруд, — пошел не под землю. А по земле. А невидимка — за ним.
Я чуть не вскочил со скамьи, но нашел силы медленно и лениво повернуть голову.
— Они все живут скромно, всего лишь у Христодота, — сказал Юкук без выражения. — Вся цирковая команда. Наш страшила без лица тоже там.
— Так просто! — удивился я.
— Просто, — подтвердил Юкук. — Если бы не поломали вчера десятка два костей, было бы сложно.
Я не спорил.
— Я и раньше замечал, что они как-то научились появляться и исчезать необычным образом, — сообщил мне Мерварруд, с омерзением рассматривая складки своего плаща, безнадежно испачканные в пыли. — И только сейчас все понял. В общем — катакомбы, э-э-э…
Юкук посмотрел на него с любопытством, и тот завершил:
— Хозяин.
Катакомбы.
Под этим городом, как в том Риме, которого уже все равно что нет, текут реки, вот только жидкости там не совсем те, с которыми хотелось бы познакомится поближе. Есть несколько громадных, похожих на озера цистерн. Есть другие, подземные, с колоннами, как дворцы. Некоторые стоят заброшенными, некоторые стали кладбищами во время чумы, или парками, а дворец некоего Романуса, построенный на бывшей цистерне, это и вовсе хорошая идея, ему завидуют.
И есть спуски под землю, к этим нечистым рекам, их немало, их, в общем, знают. Так вот, все это время воинство Хашима, похоже, прилежно изучало подземный мир. Что позволяло им появляться где угодно посреди города и так же исчезать.
— Им там самое место, — заметил Юкук.
Так, и что же это за приятный разговор я только что прервал? Факелы, кремни…
— Я не понимаю, Юкук — они изучали эти переходы месяцами, а мы хотим?..
Юкук, конечно, заметил это «мы», но отвечать начал совсем об ином.
Оказывается, есть человек, один замечательный человек, технит — все, чем он занимается в ведомстве эпарха, это подземный мир. Ведь стоки грязных вод надо инспектировать, расчищать… И этот человек прибежит к Сампсону по первому сигналу. Сегодня. Вот сейчас.
— Знаешь, сколько он мне должен? — с удовольствием заметил Мерварруд, толкая Юкука в бок.
— А ты, конечно, простишь ему долг, если дело завершится хорошо? — ответил тот.
— Ну, ты же не хотел этого сказать, — улыбнулся хозяин Сампсона в толстые щеки. — Ты хотел сказать — половину долга.
— Будь добрее, Мерварруд, — заметил Юкук с удовольствием.
Дальше был разговор об оружии — и еще кое о чем, важном.
Как подсчитал невидимка, прокравшийся за последним из хашимовских людей до самого Христодота, труппа циркачей из Никомедии состоит из восьми человек. Плюс этот, без лица. А от тех, что были в Сампсоне, осталось, значит, четверо.
— Что-то много, — вскользь сказал Юкук.
Я знал, что это означает. Я уже сказал это слово — мы. Мы пойдем. Потому что, как подсчитал Юкук, дом Мерварруда охраняют сейчас двое невидимок и двое моих вчерашних провожатых. Здесь остаются двое — оба из старой команды, и по способностям с невидимками не сравнимые. Мало, конечно. В итоге для операции в катакомбах оставалось, как ни печально, только восемь невидимок.
Конечно, я пойду с ними. Что же еще остается. Если я засяду дома, придется давать мне охрану, а это провалит все.
Так Мерварруд, в выданных ему чистой тунике и плаще, торжественно отправился в свой освобожденный ксенодохион, готовить нам снаряжение и вызывать своего должника.
А я посмотрел на безоблачное небо и как бы между делом спросил Юкука:
— Так что — прямо сейчас?
— Ну, ведь еще нет и полудня, — спокойно отозвался он. — Успеем. Так, всем надо переодеться в темное…
А перед тем, как Мерварруд исчез, на одолженном ему муле, я еще задал ему один вопрос.
— Вы ведь давно в городе, милый друг. Скажите, вы слышали что-то насчет каких-то… как их там? Ар-Разани?
— О, — удивился тот. — Неожиданный вопрос. Ну, вы же знаете, что здесь, в Городе, сирийцы — особый народ, их много, они местной… я должен был сказать — нашей веры… Очень влиятельны. Торгуют.
— Знаю очень хорошо.
— Да… хозяин. А ар-Разани — они, конечно, тоже из Сирии. Но при этом, извините, евреи. И не простые. Очень странные люди. Они путешествуют. Везде. Доходят до самого дальнего запада — земли Андалус. Носят товары. Но я, кажется, знаю, почему вы меня об этом спросили.
— Почему же?
— Ну, в последние месяцы тут говорят об этих — женщинах из ар-Разани. Очень интересно.
— Так что же?
— Колдовство. Древнее. Очень много на этом зарабатывают.
— Отлично. И последнее. Вот эти люди, которые вас держали за горло в вашем же Сампсоне — они хоть какое-то отношение к этим женщинам имеют?
— Да что вы. Вообще с женщинами не общались, только когда ходили куда-то на Кифи. Никогда не упоминали. Нет, это совсем отдельная история, эти ар-Разани. Благодарю вас за плащ и все прочее, э-э-э… хозяин.
И еще один разговор, с Юкуком, перед самым выходом:
— Хозяин, вроде бы нам обоим все ясно, но надо уточнить. Там будет сложно, и лучше бить наверняка. Не сомневайтесь, все будет нормально. Но — на всякий случай: что мы делаем и зачем? Вам, может быть, эти люди нужны, хоть кто-то из них? Допустим, Хашим?
Я отвернулся: знал, что думает Юкук про мои странности и привычки.
Нет, я и дальше не смогу ударить железом солдата — неважно, какой армии, если только… если только иначе он… но не смогу и тогда. А вот эти — совсем другое дело.
— Они мне не нужны, Юкук, — сказал я, наконец. — Ни один. Я хочу, чтобы их не было. Вот и все.
Удовлетворенный, Юкук быстро кивнул.
Юкук, прыгнув по бедра в черную маслянистую жидкость, погрузил туда руки и с усилием выдернул на поверхность труп. Может быть, впрочем, этот человек был еще жив или почти жив; голова его, однако, была безвольно закинута, из полуоткрытого рта стекали темные струйки.
— У него есть лицо, — пробормотал Юкук. — Или — только что было. Это не он.
Юкук отпустил тело, и оно ушло обратно, под воду. Если это было водой. Он выполз обратно на шаткую дорогу, идущую вдоль стока, снова взял брошенный на землю меч, его длинное, чуть искривленное лезвие блеснуло оранжевым в свете факелов.
Мы гнали убийц Хашима с севера на юг, по прямой подземной аллее, от входа в катакомбы у цистерны Пульхерии до выхода у цистерны Агаты. То есть от гостиницы (она же больница и приют) Христодота до центра города, где убийцы могли бы выйти наружу и затеряться на главной улице (Меси) и на форумах. Кто из праздничной толпы стал бы присматриваться к группе гнусно пахнущих технитов, вылезающих из подземных колодцев? Люди, поддерживающие стоки города в порядке, существуют, они необходимы, но на них стараются не задерживать взгляда.
Человек незнающий может подумать, что катакомбы — запутанный лабиринт, где в непроглядной тьме можно затеряться за мгновения. Поэтому гнаться там за кем-то — бесполезное дело. Но еще более бесполезно было гоняться за людьми Хашима на поверхности, не говоря о том, что носить в городе оружие нельзя.
А здесь, под землей, объяснил нам должник Мерварруда по имени Георгиос, бегать по темным переходам может либо идиот, либо, наоборот, человек, знающий катакомбы до последнего переулка. Георгиос был таким человеком, но Хашим и его люди — нет. Они наверняка надеялись очень быстро пройти по изученному ими течению главной реки, оторвавшись от преследования. Еще можно было подняться на поверхность по одному из множества колодцев, но умный человек делать бы этого не стал — если за ним гонятся. Потому что лезть там можно только по одному, прочие, толпящиеся у вертикальной шахты с полуосыпавшимися ступенями, были бы тогда обречены. Выход недалеко от Сампсона — другое дело, он был удобен и широк, таких в городе было всего шесть, сказал Георгиос. И больше в этом туннеле деваться нашим противникам некуда, он прямой, без развилок. Им нужно было оторваться от нас хотя бы на три десятка шагов, и это все, что требовалось для спасения.
Ну, а мы просто гнали зверя как раз к тому самому широкому и удобному выходу, где выползавших поодиночке из-под земли ждала всего пара невидимок с простыми дубинками. Да им бы и голых рук и ног хватило, с их способностями.
Впрочем, боковые проходы… Это все-таки было проблемой. Невидимки, шедшие впереди, проскакивали их в прыжке, на лету всматриваясь — нет ли врага в черном полукруге сбоку. Один раз невидимки издали резкий крик, и тогда Юкук вслепую нанес длинный удар мечом в темноту, тут подоспели факелы и другие люди, и Хашим лишился еще двоих, чьи тела также ушли в черную гнусную жидкость. С этого момента все изменилось в нашу пользу, потому что мы не потеряли ни одного человека, а Хашим — уже пятеро. Итого — у них оставалось восемь, у нас — семь, плюс двое без оружия, но с факелами (Георгиос и я).
