Николя было стыдно заслонять людям солнце, и он выбрал самый длинный путь, в обход шезлонгов и расстеленных одеял. Все же совсем не мешать было невозможно. Николя старался быть чрезвычайно вежливым, осторожно пробираясь мимо отдыхающих, чтобы ненароком не наступить на чье-то одеяло или не шаркнуть песком. Он проявлял чудеса гибкости, хотя перед ним то и дело пробегали чьи-то дети, матери их строго поглядывали на него, а отцам было совершенно безразлично, кто тут бродит среди разморенных тел.
Солнце светило высоко. Ему приходилось жмуриться и прикрываться ладошкой. До заветной цели было рукой подать. Николя видел, как волны лениво шлепали мокрый песок и манили прохладой.
– Вассал мой… – голос был строг, но интонация маняща.
Николя обернулся, все еще щурясь.
– Моя королева! – он изобразил нечто вроде галантного поклона при дворе Людовика XIV, о котором имел смутные представления.
Катерина Ивановна полулежала в шезлонге. Волосы ее, туго стянутые в хвост, блестели, как лакированные. Свободное платье, чуть широковатое, было простым, но привлекательным. Именно таким, в каком и надо бывать на пляже, где дамы не кичатся нарядами, а только мечтают, как бы подставить ветру чуть больше дозволенного приличиями, но при этом не загореть. Как известно, загар на лице или декольте – признак низших классов, всяких там рабочих и крестьян, целые дни проводящих в трудах под солнцем.
Ему указали сесть в ногах. Николя исполнил это с большой охотой, не боясь испортить брюк. Он уселся на песок и смотрел на нее снизу вверх, с подчеркнутым восхищением, что в целом вписывалось в характер шального, но честного наследника.
– Вы сегодня демократично одеты, – сказала Катерина Ивановна, оценив слегка поношенный костюм.
– Будь моя воля – скинул бы его и остался… да хоть в чем мать родила, – ответил он. – Такая погода, а мучайся в одежде.
– Вы опасный вольнодумец, господин Гривцов. Находиться на пляже без одежды, это как такое можно выдумать?
– А вы бы смогли, если бы никого не было вокруг? Вот так взять и скинуть с себя все условности. Отдаться природе, ветру, солнцу, морю, в конце концов…
Вопрос несколько озадачил Катерину Ивановну, подводил к опасной грани того, что позволительно спрашивать мужчине.
– Мне хватает куда более простых развлечений, – ответила она. – Что за разговоры, в самом деле? Немедленно прекратите.
– Слушаюсь! – сказал Николя и стукнул лбом об колени.
Катерина Ивановна не удержалась от улыбки.
– А вот вы бы, Гривцов, смогли совершить невероятную дерзость: взять и раздеться прямо перед всеми до… ну, сами знаете…
Николя тут же скинул пиджак и взялся за галстук.
– Только прикажите.
– Ну, все-все! – замахали на него. – Верю, что вы покорны моей воле. Не хватало еще скандала на пляже, и чтобы вас забрали в полицию за оскорбление общественных нравов. Вижу, вы способны на поступок…
– А вы? – спросил Николя.
Вопрос вышел излишне прямым. Как приставленная к горлу тросточка.
– Желаете знать, на что я способна? – в ответ спросила Катерина Ивановна. – Зачем вам это?
– Мне все о вас интересно знать. Нечто особенное – тем более. Так что же?
– Вы слишком любопытны, Гривцов. Некоторые вещи следует обойти молчанием.
– Ну, королева, что вам стоит! Это ведь не любопытство. Мне ужасно интересно.
– Ужасно? Полагаете, это так должно быть ужасно?
– Что вы, Катерина Ивановна, это я ведь про свою любознательность. Прямо так и распирает. Пощадите, иначе лопну.
– Ну, ради того, чтобы спасти вашу молодую жизнь…
– Вот именно, королева, спасите, спасите меня! Пожалейте вашего слугу!
– Что ж… скажу вам так: это зависит от цели.
– Ух ты! – воскликнул Николя. – Скажем, если бы у вас была цель важная или, скажем, такая, от достижения которой вся ваша жизнь переменится в одну минуту, решились бы?
– На что мне решиться?
Николя понял, что надо умерить натиск.
– Ну, не знаю, – сказал он. – На что-нибудь дерзкое или даже опасное. Рискнуть всем ради того, чтобы получить все.
Катерина Ивановна посмотрела на воду.
– Это зависит от того, ради кого надо совершить что-то важное, как вы изволили заметить, – ответил она, рассматривая залив.
– Как это необыкновенно! Неужели на преступление решились бы?
– Господин Гривцов!
– Простите, простите меня, королева! Только это жестоко.
– Что же тут жестокого?
– Поманили и на самом интересном месте книжку захлопнули.
– Какой вы, Гривцов, еще мальчик…
– Ничего, это скоро пройдет, – ответил он, глядя ей в глаза.
Катерина Ивановна не отвела взгляд.
– Когда есть ради кого, не так важно, как это называется, – сказала она. – Надеюсь, теперь ваше любопытство удовлетворено.
Торопливо извинившись, Николя спросил, как она провела вечер.
– Без вас было скучно, – сказала она, вставая. – Не знаю, чем заняться сегодня.
– Только прикажите. Все к вашим услугам!
– Приятно слышать. Тогда заезжайте за мной в десятом часу, поедем, покатаемся.
Королеве обещали исполнить приказание в точности. Катерина Ивановна подхватила узелок, на котором проступали сырые пятна, отказалась от провожаний и простилась до вечера. Как только она дошла до кустов, за которыми кончался пляж, за ней поднялся полноватый юноша, метнувший в Николя злобный взгляд. Что было исключительно забавно.
Николя уже хотел удобно усесться, но обнаружил, что шезлонг уже обрел нового хозяина, который, сидя в нем, делал вид, что не слезал с прошлого сезона. Такое мелкое происшествие не смогло испортить настроение. Николя понравилось, как он не растерялся от неожиданной встречи и выведал такую интересную черту ее характера. Он помахал затылку, что торчал над шезлонгом, и пошел умыться. Стало действительно жарковато.
Широко расставив ноги, Николя нагнулся в пояс, набрал полную пригоршню воды и бросил в лицо. Свежесть моря взбодрила исключительно. Он фыркнул от удовольствия и полного ощущения молодых сил. Было не просто хорошо, было чудесно. Николя улыбнулся всему пляжу и миру. Так хорошо бывает жить! Ему захотелось еще и еще наслаждаться соленой прохладой.
Он собрал ладошки лодочкой, но вместо водной процедуры замер в полусогнутой позе. Так поразило его появление на пляже господина в светлом костюме. Быть его здесь не должно никаким образом. А если появился… Это вообще не пойми что. Во всяком случае, у Николя не имелось внятных объяснений.
Мало того, нежданный господин заметил его и сделал странный жест: указательный и средний соединились, как для присяги, а затем три пальца сжались пучком и будто чашку опрокинули. Николя понял: это условный знак. Ему назначали встречу.
Где и во сколько? Были определенные сомнения, но все же Николя надеялся, что понял правильно. Тем более что переспросить все равно было не у кого.
Николя вытер руки о брючины и ощутил, как радостное предчувствие обратилось чем-то совсем не радостным. Если не сказать тревожным. Чего еще ждать от такой нежданной встречи в солнечный денек.
Посматривая на часы, Чуркин прикидывал: не послать ли сынишку, в самом деле. На такой отчаянный шаг он готов был решиться потому, что терпение его лопнуло. Конечно, беспокоить господ купающихся немыслимо. Того гляди поднимут такой гам, что потом беды не оберешься. Страшно вторгаться в чужой отдых. Но и ждать категорически надоело. Давно пора устроить обеденный перерыв. Страстно хотелось чаю, да и вообще посидеть в тенечке. Полдень близится, а этого все нет. Как только не совестно. Нет, надо все-таки вводить плату на время. Есть, оказывается, личности, что злоупотребляют добротой. Так и норовят за одну копейку урвать побольше.
Мучаясь в размышлениях, Чуркин не заметил, как рядом с ним оказался моложавый господин в светлом костюме. Усы весело топорщились, а сам он сиял, как начищенный рубль. Лицо его было незнакомо, явно приезжий, и, судя по виду, на пляже ему делать нечего. Ресторанный франтик из столицы, одним словом. Не понравился артельщику незнакомец, и все тут. Про себя же он решил, что если и этот потребует кабинку, откажет и на уговоры не поддастся. Каких бы денег ни предложил. Обеденный перерыв – и никак иначе. Есть вещи поважнее денег.
Чуркин не ответил на легкий поклон.
– Чего вам?
– Мне бы покататься, – ответил господин и подмигнул, что было странно. Не приятели, чай, чтоб вот такие знаки делать.
Артельщик совершенно насупился.
– Невозможно. После обеда приходите. Закрыто.
– Сколько стоит развлечение? – не отставал господин. – Копеек десять?
– Три рубля! – ответил Чуркин и отвернулся к воде. Да что же он там тянет!
Господин присвистнул, а роскошные усы сложились, как крылья хищной птицы.
– Три рубля! – повторил он. – Однако, цены посильней, чем в Ницце. И вот что интересно: пляж общедоступный, песок и вода – общественные, шезлонги и кабинки – тоже. А плату берете. Как же так? В чем тут секрет?
