– Зачем? – спросил Серж, опять доставая портсигар.
– Хочу последить за вами и быть уверенным, что вы никого не убьете…
– Господин Ванзаров…
– Имею право быть в гостях. Мы же теперь с вами в некотором роде родственники.
– В каком смысле? – пытался понять Серж.
– В том смысле, что убийца и полицейский, ведущий на него охоту, становятся родными людьми. Не могут друг без друга, – сказал Ванзаров, очень довольный произведенным эффектом. – Не падайте в обморок, господин Каренин, у вас пол грязный, заплеван сигарами. Как только Надежда Васильевна это терпит. Кстати, где она?
Обретя дар речи, Серж смог кое-как пояснить. Жена осталась с сыном, чему он искренне рад. Ей и так досталось сверх всякой меры. Но завтра на приеме обещала быть непременно. Нельзя уронить честь дома Карениных, какие бы испытания ни приготовил им Рок.
Доктор Крауз так давно лечил семьи петербургских аристократов, что для него не существовало тайн. Он знал столько, что, если бы когда-нибудь решился опубликовать мемуары, это нанесло непоправимый урон многим кристально чистым репутациям. Он помнил, у кого и когда принимал незаконнорожденных младенцев, кого лечил от сифилиса, а потом лечил повторно. И даже знал такие особенности пристрастий своих пациентов, о которых не принято говорить вслух. Все эти тайны он хранил куда надежнее швейцарского банка. Его популярность и гонорары держались на полной уверенности больных, что об их бедах никто и никогда не узнает. Ну, разве только о простуде или инфлюэнце.
Когда к нему в кабинет вошел неизвестный господин, который еще и не был записан на прием, доктор хотел было выставить его вон. Но молодой человек назвался чиновником для особых поручений и даже предъявил книжечку Министерства внутренних дел. Все это на Крауза не произвело ровно никакого впечатления. У него лечились особы, которые обладали властью куда весомей зеленой книжечки. Он только сообщил, что у него совершенно нет времени. Ванзаров обещал быть кратким. Он спросил о господине Каренине, – ему ведь был назначен прием через три дня? По какому поводу?
Такой беспримерной наглости Крауз только улыбнулся. Он сообщил, что врачебную тайну никогда и никому не раскроет. Она умрет вместе с ним и пациентом. На что ему было указано: случай как раз подходящий. Его клиент мертв, приема не будет, и от полиции можно ничего не скрывать. После таких веских аргументов Краузе попросил молодого человека выйти вон и больше его не беспокоить. Или заплатить пятьдесят рублей за прием.
Ванзаров денег платить не стал, но предложил сыграть в азартную игру. Он сам расскажет, зачем старый Каренин был записан на прием. И доктору останется всего лишь выбрать из двух слов: «да» или «нет». Наглый молодой человек чем-то показался занимателен, если не сказать: забавен. И Крауз милостиво согласился. Ванзаров тут же сел без приглашения и рассказал то, что мог знать только покойный Каренин и сам доктор. Откуда он раздобыл сведения, было решительно непонятно. Доктору напомнили, что от него ожидают один из ответов. На что он опять предложил молодому человеку выйти вон. Ванзаров не обиделся.
– Благодарю за все, что вы мне рассказали, – заявил он и покинул кабинет.
Крауз полез в свои записи. И обнаружил, что этот неизвестный господин знал все, за исключением совсем уж медицинских подробностей.
Загородное заведение с пряным именем «Альгамбра» прославилось на всю столицу. Каждый знал, что там случаются истории, быть замешанным в которых – мечта любого приказчика, чиновника или младшего офицера. Рассказывали, что в этом ресторане, расположенном сразу за чертой города, где уже деревья и простор, творилось нечто неописуемое. Закатывались такие банкеты и устраивались столь откровенные фокусы, что мужское сердце замирало в сладостном томлении. Хозяева позволяли гостям вытворять все, что душе угодно. Благо соседей никаких, а полицейский участок расположен за Черной речкой.
Фейерверки здесь считались детской забавой, цыгане – не лучше сельских музыкантов, а оркестр пожарной команды, услаждавший слух гостям «Палкина», и на порог бы не пустили. Чтобы по-настоящему отдохнуть в «Альгамбре», требовалась неограниченная фантазия в сочетании с такими же возможностями. Если условия эти счастливо совпадали, случались праздники, навсегда входившие в историю столичного веселья. Некоторые особо щепетильные господа возмущались, что в столице империи, под боком у священной императорской фамилии, разврат свил уютное гнездо, и требовали искоренить порок полицейскими средствами. Порой им удавалось добиться своего. Но гостеприимные двери распахивались снова, а торжество отмечалось с оглушительным размахом. Для всего мужского населения столицы праздник в «Альгамбре» означал настоящий праздник и был заветной мечтой.
Однако в этот день ресторан был разукрашен символами чистоты и невинности так, что от белого рябило в глазах. Ярцев был крайне доволен счастливой мыслью провести прием именно здесь. Гости с большей охотой, хотя бы из любопытства, прибудут в легендарное место. Причем повод совершенно невинный, так что влиятельные лица могут не опасаться за свою репутацию и даже прихватить жен. Которым не меньше, чем мужьям, было интересно. Программа приема была невинна и скучна, как сон младенца. Но Ярцева это не смущало. Ему было важно, что он, чуть ли не первым, вводит европейский обычай приема перед свадьбой. Быть может, его начинание найдет одобрение в верхах и он станет законодателем моды, которая давно стала обычаем в лучших домах Парижа, Лондона и Нью-Йорка.
Сияя манишкой и отлично вымытыми щеками, Ярцев встречал гостей. Ани в новом платье, шитом с картинки нового журнала, стояла там, где ей указали. Она механически улыбалась гостям, которых ей представлял жених, механически подавала руку для поцелуя и не находила двух вежливых слов, глядя куда-то мимо. Гости говорили ей комплименты, полагая, что невеста слишком волнуется в ожидании самого важного события в ее жизни. Ани не скрывала полного равнодушия к тому, что происходило. Она кивнула Ванзарову и его спутнику, кажется, не узнав или сделав вид, что не узнает. Только один раз она оживилась, когда граф Вронский низко склонился над ее рукой, а наследник его титула Кирилл Алексеевич, идущий вслед за ним, крепко сжал ее ледяную ручку и чуть заметно кивнул, показывая, как поддерживает и переживает за нее.
Ярцев был особенно счастлив, что прием его почтили своим присутствием титулованные особы из высшего общества. Счастье переполняло его. Все влиятельные лица, на которых он рассчитывал, изволили прибыть. Правда, они не столько общались с женихом, порхавшим, как ему казалось, между ними в лучшей светской манере, сколько оглядывались по сторонам. Возможно, влиятельные лица лелеяли тайную надежду увидеть нечто такое особо незабываемое. Но вокруг них были только ленты, цветы и чрезвычайно почтительные официанты, на лицах которых блуждало хитрое выражение: «эх, господа, заехали бы к нам на прошлой неделе, так не скучали бы с бокалом шампанского…» Из необычного был отмечен гость могучего сложения, одетый светским щеголем, но почему-то не расстававшийся с желтым чемоданчиком.
Серж, затянутый в смокинг, был бледен, тяжело дышал и вертел в пальцах сигару.
– Как вам? – спросил он, кивая на толпу гостей.
– Миленько и пышненько, – ответил Ванзаров. Он стоял у колонны, чтобы держать в поле зрения весь зал. – Вронские тоже здесь?
– Ани отвезла им вчера приглашение. Я тут ни при чем.
– Значит, маленькая семейная тайна окончательно раскрыта…
– У меня не было другого выхода, – сказал Серж, сломав сигару.
Ванзаров проявил интерес.
– У вашей сестры случился роман с юным Вронским, который грозил перерасти в нечто большее?
– Еще как грозил, – согласился Каренин. – Он просил ее руки. Впрочем, и старый граф был, кажется, в шаге от этого…
– Вот как? Интересно…
– Шутка старой карги, – сказал Серж. – Догадалась все-таки… Не надо было Ани ей представлять, да еще под выдуманной фамилией Шер. Отомстила тетушка Бетси…
– Сергей Алексеевич, а вам не приходила в голову мысль, что у вашей жены может быть любовник?
Вопрос казался настолько невероятным, что Серж поначалу решил, что это очередная шутка чиновника для особых поручений. Ванзаров ничем не показал, что намерен шутить. Напротив, ожидал ответа с большим интересом. Серж поискал в толпе Надежду Васильевну. Она держалась отлично. Белое платье с глубоким декольте удивительно ей шло. Нитка жемчуга подчеркивала стройную белизну шеи. Она была весела, улыбалась и беседовала с кем-то, порой склоняя голову. На мгновение, словно почувствовав, она нашла его глазами. Серж заглянул в них и подумал, что знает ее, как никто другой, знает ее привычки, слабости, интересы и даже капризы. С детских лет они вместе. Он знает, когда она сердится, когда устала или когда недовольна. Впрочем, и радости ее тоже знает. Она вся как открытая книга. Да и как может быть по-другому после восьми лет брака. У них такой чудесный сын, которого она так любит. Они привыкли друг к другу, как ветви, выросшие из одного корня. Их нельзя разделить или разрезать. Серж окончательно привык к своей жене, считая ее необходимой частью своей жизни. И сейчас лишний раз убедился в этом. Утром, заехав за ней на дачу, он нашел Надежду Васильевну в глубоком расстройстве. Она отказывалась ехать, говоря, что останется с сыном и пусть все пройдет без нее. Серж стал уговаривать, упрашивая и объясняя, что без ее помощи ему не справиться. Тогда Надежда Васильевна нашла в себе силы и поехала с ним. И вот теперь выглядела так, будто ничего и не было. Он был искренно благодарен ей за то, что она сейчас здесь.
