– Смею предположить, что ей сообщил об этом знаменитый петербургский шулер по прозвищу Синий кирасир (он же – граф Шахновский и князь Вернигорин), которого она столкнула со скалы. На его пиджаке осталось два длинных волоса неизвестной брюнетки, ясно указавших на женский след. Надеюсь, теперь всем понятно, что инициалы А.В. на записке, обнаруженной в его портсигаре, не имеют никакого отношения к Аделаиде Варяжской, а являются двумя первыми буквами английского алфавита, то есть А – Amily, B – Brown. Я не сомневаюсь, что после сличения почерка госпожа Браун будет изобличена и в этом смертоубийстве тоже. Говорят, что Синий кирасир был очень осторожным человеком и сумел избежать многих покушений со стороны Матушкина, но вот опасности, исходящей от очаровательной американки, не разглядел. Да это и неудивительно. Знаете, я давно заметил, что человеческая судьба жестока. Если она защищает вас от ловушек, расставленных врагами, то отнюдь не потому, что желает спасти, а лишь для того, чтобы заманить своего избранника в собственный капкан.
– Постойте, Клим Пантелеевич, – Стильванский потер недоуменно лоб, – вы только что упомянули, что князь Вернигорин и граф Шахновский одно и то же лицо. Я прекрасно помню последнюю фразу Фартушина во время сеанса телепатии. Он тогда выкрикнул, что граф Шахновский хочет смерти Леночки. Что ж получается, господин Вернигорин, он же Шахновский, тоже замешан в той далекой темной истории, случившейся десять лет назад?
– Несомненно.
– Простите, но как же могла столь хрупкая женщина справиться с громилой, которого нашли привязанным к стулу в доме на окраине? – вздернула аккуратные брови Ангелина Тихоновна.
– К этому душегубству она не имеет ни малейшего отношения. Видите ли, о том, что рядом с трупами находят карты именно из глазетной колоды, публика впервые узнала из статьи «Кавказского края». Это произошло уже после убийства Сашки-Леща. Поэтому преступник-подражатель, расправившийся с беглым каторжником, и оставил подле убитого атласную даму треф.
Ангелина Нижегородцева из любопытства посмотрела на злоумышленницу и тут же, не выдержав ее презрительного взгляда, отвела глаза. А мать американки, тихо рыдавшая в углу, видимо, выплакала все слезы и теперь всхлипывала почти беззвучно, утирая платочком сухие воспаленные веки. Каждое слово адвоката раскаленным углем ложилось на ее израненную душу.
– Никак в толк не возьму, Клим Пантелеевич, – признался Стильванский, – но как все-таки ей удавалось проникать на территорию больницы?
– Я думаю, это было не так уж и трудно. Согласитесь, надзор за пациентами был довольно слабый. Ваш сторож был такой горький пропойца, что мимо него мог пройти кто угодно. Однако еще во время моего первого визита я обратил внимание на монахинь, ходивших по двору. Кто они?
– Это сестры из Свято-Троицкой женской общины. Они часто навещают больных и оказывают помощь.
– Вы знаете их в лицо?
– Нет, конечно. К тому же сестрицы приезжают разные.
– Думаю, среди них и была миссис Эмили Браун, – заключил Ардашев.
Доктор привстал с кресла и растерянно вымолвил:
– То есть вы хотите сказать, что черная Смерть…
– Именно! У вашего пьяницы привратника на этот раз никаких галлюцинаций не было. Пробравшись в больницу под видом монахини, Эмили встретилась с Фартушиным, который, очевидно, пожаловался ей, что у него отобрали письменные принадлежности. В этой ситуации передавать ему еще один лист веленевой бумаги было в высшей степени глупо. А тут под ногами как раз валялись куски угля, который недавно носили в хранилище. Вот она и решила воспользоваться внезапно пришедшей в голову идеей: нарисовать на стене червового туза, а потом измазать углем сумасшедшему зятю ладони. Проделав это, злодейка вдруг обнаружила, что дверь внутреннего дворика заперта. Она бросилась в соседнее помещение, которое оказалось прозекторской, где лежал покойник. А снаружи уже слышались беспокойные голоса надзирателей, осматривающих территорию. Нашей героине не оставалось ничего другого, как влезть в тот же самый гроб и прикрыться саваном. И потекли минуты мучительного ожидания: кто-то ходил вокруг, осматривал пустые домовины, но в гроб с новопреставленным заглянуть так и не догадался. А еще через некоторое время появился привратник. Тяжелый гроб погрузили на телегу и повезли на кладбище. Дальше произошло то, что так живописно изобразил в «Кавказском крае» Гирша Эйдельман.
– Но тогда получается, что миссис Браун должна была войти в отель в монашеском облачении? – недоверчиво вымолвила Вероника Альбертовна.
Клим Пантелеевич улыбнулся.
– Хороший вопрос. Только госпожа Браун и это предусмотрела. – Он взглянул на Нижегородцева: – Помните, после сеанса магнетизера я решил в одиночестве прогуляться от Хлудовской больницы до отеля? А ведь я это сделал неспроста. Я понимал, что преступнице был необходим тайник, в который она могла бы каждый раз прятать одежду, меняя монашеское платье на повседневное. И я принялся его искать. И представьте себе – нашел. Вы, должно быть, Николай Петрович, обратили внимание на стог, который находится сразу за мостом? – Доктор кивнул. – Вот и я заметил, что совсем недавно в него что-то закапывали – об этом говорил ярко-желтый пучок соломы, которая, как вы знаете, имеет более светлый цвет внутри стога, нежели снаружи. А это значит, что если бы Куприян Савельевич, заметивший на стене прогулочного дворика туза, известил бы меня об этом незамедлительно, то я смог бы схватить злодейку как раз у тайника. И, возможно, тогда мы бы избежали последних злоключений.
– Откровенно говоря, Клим Пантелеевич, я не совсем понимаю, для чего вообще надо было устраивать маскарад с переодеванием, если и без этих свистоплясок можно было спокойно расправиться с намеченными жертвами, – недоуменно вымолвил Триклятов.
– Не скажите! С помощью этих, как вы изволили выразиться, «свистоплясок», преступнице удалось надолго переключить внимание полиции на так называемый «негодный объект» – на Фартушина. Да и газетчики немало способствовали данному обстоятельству.
Муж Эмили, молчавший все это время, заметно побледнел и осунулся. Коверкая русские слова, он изрек:
– Йа-а говорйу руски плохо. Йа понйал – Эмили криминал? Да?
– Yes, she has committed five murders,[44] – подтвердил адвокат.
– Oh, my god! Why darling? And when was it really happened? May be that night… that night when I was drunk as a lord? But how?[45] – вымолвил он и застенчиво смигнул непрошенные слезы.
Его супруга ничего не ответила, лишь невесомые шары тополиного пуха неслышно скользили по паркету. Она достала из сумочки небольшой бархатный футляр с зеркальцем на крышке, открыла его… и в этот момент сидевший рядом Круше молниеносно схватил даму за локоть.
– Без фокусов, миссис Браун!
– Отпустите меня!
– Позволите? – Ардашев извлек из углубления футляра миниатюрное оружие. – Да, я был прав, это австрийский шестизарядный револьвер. Такие презентуют дамам для самообороны. Это еще одна улика, изобличающая нашу американскую гостью в двух предумышленных убийствах. Позволю себе заметить, что до тех пор, пока она выбирала разные способы совершения злодеяний, это в известной степени затрудняло расследование и обеспечивало ей неуловимость, но использование дважды одного и того же орудия преступления привело к появлению новых доказательств ее виновности. – Присяжный поверенный встретился взглядом с Эмили. – Простите, мадам, при иных обстоятельствах я бы не осмелился обратиться к вам с такой просьбой, но сейчас у меня просто нет иного выхода – сделайте одолжение, предъявите содержимое вашего ридикюля. – Миссис Браун не шелохнулась. – Что ж, тогда это сделает полиция. Будьте добры, капитан.
Круше беззастенчиво вытряхнул на скатерть массу разнообразных, сугубо женских предметов: несколько заколок, булавки, флакон духов и крохотный кошелек; из бокового отделения сыщик вынул свернутый вчетверо листок. Развернув его, он внимательно прочитал текст и передал его Ардашеву.
Глаза адвоката побежали по выцветшим от времени чернильным строчкам:
«Гр. Шахновскому. Милый граф! Спасибо за ту прекрасную ночь, которую Вы мне подарили. Мой сумасбродный муж проиграл в карты не только мою честь, но и свою собственную. После того, что случилось, я должна рвать на себе волосы, рыдать от стыда и не отходить от образов, вымаливая у Господа прощения, а я вместо этого плачу от счастья и благодарю Спасителя, который свел нас вместе. Жаль, что это случилось при таких скверных обстоятельствах, но теперь мы уже не в силах что-либо изменить. Только сегодня утром я поняла, что, поддавшись на уговоры Афанасия, я потеряла право на жизнь. Этот человек никогда не простит мне то, на что сам же и толкнул меня. А как я смогу объяснить это моим детям? Ведь рано или поздно настанет день, когда мне придется отвечать на их вопросы. Чтобы избежать этого стыда, я и решила распрощаться с жизнью – другого выхода нет.
