Акико была права: в Нитэн ити рю, под защитой Масамото, Джек в безопасности. За стенами школы ему угрожает смерть. Если он отправится в путь один, вряд ли у него получится дойти хотя бы до городских окраин.
Оставалось только жить в Киото и учиться в Нитэн ити рю. Чтобы вернуться домой целым и невредимым, необходимо было пройти Путь меча.
И хотя мальчик выбрал это не по своей воле, он с нетерпением ждал, когда продолжит учиться мастерству самураев. Ему были по душе дисциплина и кодекс бусидо, а при мысли, что он сможет сражаться настоящим мечом, в сердце загорался восторг.
— Ниндзя где-то рядом, — сказал Джек, — и еще вернется.
Он взял даруму, пристально посмотрел на него и загадал новое желание.
— Но в следующий раз я буду готов к встрече с ним.
4. Зернышко риса— Почему с мечом? — рявкнул сэнсэй Хосокава, свирепого вида самурай с пронизывающим взглядом и острой бородкой.
Джек посмотрел на свою катану. Черные полированные ножны поблескивали в свете утреннего солнца, а внутри таился острый, как бритва, меч. Мальчик никак не ожидал сурового окрика. Он провел пальцем по золоченой гравировке на рукояти, камону золотого феникса.
— Потому что… это ведь занятия по кэндзюцу, сэнсэй.
Джек пожал плечами. Лучшего ответа на ум не пришло.
— А ты видишь катаны у остальных?
Джек обвел взглядом учеников, сидевших вдоль стены додзё Бутоку-дэн, где они изучали Путь меча, кэндзюцу и тайдзюцу. Зал был огромен. Колонны из темного кипариса поднимались к далекому потолку, башнями возвышаясь над юными самураями.
Джек опять вспомнил, как не похож на других. Ему, в отличие от многих, еще не исполнилось четырнадцати, однако он тут выше всех. Голубые глаза, волосы такие светлые, что среди черноволосых товарищей его шевелюра сияет, словно золотая монета. Может, его и воспитывают как воина-самурая, но для этих японцев с оливковой кожей и раскосыми глазами он всегда останется чужаком. Гайдзином, как любят дразнить его враги.
Катаны не было ни у кого. Все принесли боккэны.
— Нет, сэнсэй, — смутился Джек.
На другом конце ряда высокомерный мальчишка с бритой головой и тяжелыми веками ухмыльнулся, радуясь его промаху. Джек не обратил на Кадзуки внимания, зная, что его соперник будет только рад, если он потеряет лицо перед всем классом.
Джек уже освоился со многими обычаями японцев. Привык носить кимоно вместо штанов и рубашки, кланялся каждому встречному и приносил извинения по любому поводу. И все же он никак не мог смириться с жесткой дисциплиной и привязанностью к ритуалам.
Из-за ночного кошмара он плохо выспался, опоздал к завтраку и уже попросил прощения у двух наставников. Похоже, сэнсэй Хосокава будет третьим.
Джек знал, что Хосокава — справедливый, но строгий и очень требовательный учитель. К нему на урок никогда не опаздывали, ученики всегда одевались чисто и аккуратно, а тренировались до седьмого пота. Сэнсэй Хосокава ошибок не прощал.
Теперь он стоял в центре додзё, широкой площадки с полом из янтарно-желтого лакированного дерева, устремив на Джека суровый взгляд.
— Так почему же ты решил, что можешь носить катану, когда другим этого не позволено?
Джек знал: любой ответ будет неправильным. Недаром японцы говорили, что слишком длинную палку вбивают в землю. Джек уже начал понимать, что жизнь в Японии — это искусство соблюдать правила. Ни у кого в классе нет меча. Следовательно, Джек и есть «длинная палка», и его вот-вот вобьют в землю.
Ямато, стоявший рядом, уже открыл рот, чтобы объяснить поступок Джека, но Хосокава наградил его таким взглядом, что мальчик немедленно передумал.
В додзё воцарилась оглушительная тишина. Джек слышал, как кровь шумит в ушах. Вот бы придумать подходящий ответ!
Единственное, что пришло в голову, — сказать правду. Сам Масамото подарил ему свой дайсё — два меча, которые символизируют силу самурая, — в награду за победу школы в Тарю-дзиай и смелость в бою с Докуганом Рю, ведь Джек помешал ниндзя убить даймё Такатоми.
— Я победил в Тарю-дзиай, — выпалил Джек. — И подумал, что заслужил право их носить.
— Право? Кэндзюцу — не игра, Джек-кун. Если ты выиграл одно маленькое состязание, это еще не значит, что ты стал опытным кэндока.
Под строгим взглядом сэнсэя Джек примолк.
— Я скажу, когда ты сможешь принести на занятия катану. А до тех пор ты будешь пользоваться только боккэном. Понятно, Джек-кун?
— Хай, сэнсэй, — ответил Джек. — Я только надеялся, что смогу хоть раз применить настоящий меч.
— Настоящий? — фыркнул Хосокава. — Ты и в самом деле считаешь, что готов к этому?
Джек неуверенно пожал плечами:
— Наверное. Раз Масамото-сама подарил мне мечи, значит, он считает, что я могу ими сражаться.
— Но сейчас твой учитель — не Масамото-сама. — Сэнсэй Хосокава сжал рукоять своей катаны так, что побелели костяшки пальцев. — Джек-кун, в твоих руках жизнь и смерть. Готов ли ты отвечать за последствия своих действий?
Джек еще и ответить не успел, а сэнсэй уже поманил его к себе:
— Подойди! И ты тоже, Ямато-кун.
Ямато насторожился. Мальчики подошли к учителю.
— Сэйдза! — приказал сэнсэй, и они опустились на колени. — Нет, ты останься стоять, Джек-кун. Я хочу, чтобы ты понял, что значит носить катану. Достань свой меч.
Джек вынул катану из ножен. Казалось, ее сверкающий клинок рассекает воздух.
Не понимая, чего хочет сэнсэй, Джек встал в боевую стойку, обеими руками ухватил рукоять и поднял меч. Ноги широко расставлены, киссаки направлен в горло воображаемого противника.
Катана Масамото показалась мальчику непривычно тяжелой. За год изучения кэндзюцу его собственный боккэн стал продолжением руки. Джек успел привыкнуть к его тяжести, чувствовал его, знал, как он движется.
Этот меч оказался другим: тяжелым, непредсказуемым. Он не раз убивал людей. Рассекал их надвое. Джек вдруг почувствовал, что держит в руках годы кровавых битв.
Похоже, он и в самом деле погорячился, когда принес на урок такое оружие.
Хосокава мрачно усмехнулся, заметив, как меч дрожит в руках мальчика. Из инро, деревянного ларчика, висевшего на оби, сэнсэй вынул зернышко риса и положил на макушку Ямато.
— Разруби, — приказал учитель Джеку.
— Что? — ужаснулся Ямато, широко раскрыв глаза.
— Но оно ведь на голове… — запротестовал Джек.
— Давай! — крикнул Хосокава, показывая на рисинку.
— Но… но… я не могу…
— Ты думаешь, что готов нести ответственность. Так докажи это.
— Я могу убить Ямато! — вскричал Джек.
— Вот что значит носить меч. Ты убиваешь. А сейчас руби зерно.
— Не могу.
Джек опустил катану.
— Не можешь?! — воскликнул Хосокава. — Я приказываю тебе как наставник. Ударь его по голове и разруби зернышко!
Он схватил Джека за руки и поднял меч вровень с головой Ямато. В черных волосах мальчика белела крошечная точка.
Джек понимал, что лезвие рассечет голову, словно арбуз. Руки у него затряслись. Ямато в отчаянии поднял к нему белое, как снег, лицо.
— Руби! — приказал Хосокава, поднимая руки Джека.
Все в ужасе замерли.
Акико побледнела. Ее лучшая подруга, Кику, маленькая девчушка с волосами до плеч и карими глазами, готова была расплакаться. А вот Кадзуки явно наслаждался моментом. Он толкнул в бок своего дружка Нобу, крупного мальчишку, похожего на маленького борца сумо, и сказал ему на ухо достаточно громко, чтобы Джек мог расслышать:
— Спорим, гайдзин отрежет Ямато ухо!
— Или нос! — хрюкнул Нобу. Лицо толстяка расплылось в улыбочке.
Клинок плавал и подпрыгивал. Джек обнаружил, что меч совсем перестал его слушаться.
— Я… я не м-могу, — заикаясь, пробормотал он. — Я же убью его.
Он опустил катану, признавая поражение.
— Тогда я сделаю это за тебя, — сказал сэнсэй Хосокава.
Ямато было вздохнул с облегчением, но снова застыл.
Никто и глазом не успел моргнуть, как Хосокава выхватил из ножен меч и опустил на голову Ямато. Лезвие погрузилось в черные волосы. Кику вскрикнула, и ее голосок эхом отскочил от стен Бутоку-дэн.
Ямато повалился вперед. Голова глухо стукнула по доскам.
Две половинки рисового зернышка скатились на пол додзё.
Ямато так и остался сидеть, согнувшись пополам и дрожа, как осиновый лист. Мальчик тяжело дышал, но был цел и невредим. Меч не срезал ему ни единой волосинки.
Джек стоял, словно громом пораженный. Вот это мастерство! Ну и дурак же он, что затеял спор с учителем. Теперь-то он понял, какая ответственность ложится на плечи, если носишь меч. Ведь в его руках и правда человеческая жизнь. И это совсем не игра.
