всей души.
Протянул брусочек Розали Нодье, та покачала головой:
– Мне с того конца ничего не надо. Пусть гражданка Планель свой долг моему покойному супругу вернет.
Бригитта встрепенулась:
– Твой супруг, гражданка, был осужден трибуналом. И все его имущество отошло Франции. Не ты его наследница, а республика.
Юный Мартин Нодье, сидевший на самом краю, крикнул:
– А кто донес на него, а?! – от волнения у него по-петушиному сорвался голос.
Бригитта вздернула все свои три подбородка:
– Я-то тут при чем? Это долг каждого патриота – доложить трибуналу, если пекарь нарушает максимум или утаивает хлеб… – Ткнула в бриоши: – Или обвиняет добрых патриотов в том, что это они виноваты в нехватке белого хлеба.
Юноша покраснел и снова рыпнулся, но мать и на этот раз твердо осадила его. Он закусил губу сжал руки в кулаки и весь остаток ужина просидел молча, уставившись под ноги.
Габриэль от чужих угощений не отказывалась. Наоборот, охотно приняла из рук дядюшки кусок сыра и откусывала от него, не сводя злого, студеного взгляда с Планелихи. Этьен Шевроль при этом набычился и что-то проворчал. Она только пренебрежительно пожала плечами.
Бывший делегат поднял стакан и мрачно проворчал:
– Завтра в ратуше мы с Габриэль Бланшар сочетаемся гражданским браком!
Александр взглянул на невесту, та невозмутимо жевала сыр. Он приветственным жестом приподнял свой бокал, отхлебнул вина. Вино было таким же дрянным, как и сама весть. Дядюшка и Розали Нодье поздравили молодоженов, Планелиха ехидно заметила, что с тех пор, как женатых в армию не призывают, многие сломя голову рванули в супружество. Александр впервые видел Габриэль столь вызывающей. На Ворне она не обращала внимания и вообще вела себя так, будто поздравления к ней не относятся. Этьен угрюмо сопел, исподлобья разглядывая сотрапезников. Василий Евсеевич вернул растерянным супругам Брийе уполовиненную головку сыра и потянулся за черпаком, торчащим из дымящегося рагу Планелихи.
Та быстро придвинула горшок к себе, обратилась к чете Брийе:
– Друзья, подставляйте ваши тарелки.
Габриэль звонко воскликнула:
– Осторожно, если вы ей уже уплатили, может и отравить!
Брийе ничего не ответили, переглянулись и неуверенно опустили ложки в рагу. Пробуя кушанье, они буравили неприязненными взглядами мадемуазель Бланшар. Видимо, еще не нашли стратегически неуязвимой позиции между ненавидящими друг друга соседями, собравшимися на этом ужине дружбы и братства.
Выручил всех Василий Евсеевич, твердо намеревавшийся провести вечер в приятной атмосфере, а заодно и наесться до отвала. Он громко призывал соседей не стесняться и угощаться его жирными селедками и наваристой чечевичной похлебкой. Яблоки дядюшка нарезал на тонкие ломтики и предлагал с такой помпой, словно то были заморские ананасы. Женщины оказались беззащитны перед его обаянием. Даже гражданка Брийе сдалась – взяла ломтик, отогнув мизинчик и тоненько хихикая. Оттаяла и Бригитта.
Перегнулась через своих друзей к Александру:
– Ворне, подставляй миску! От тебя одни кожа да кости остались.
НА УЛИЦУ ДЮ Барр спустились душные сумерки. Догорали фитили в фонарях, шипели и коптили свечи, остывали угли в жаровне. Мучительный ужин подходил к концу. Первыми заторопились восвояси Брийе. Бригитта Планель тоже подхватила опустевший горшок, напомнила Пьеру затушить жаровню, Жанетте – снять скатерти и убрать столы и поспешила за друзьями. Все трое переваливающимися сурками двинулись вверх по дю Барр – к улице де Монсо.
После их ухода поднялась и вдова Нодье. Василий Евсеевич успел перегнуться через стол и выхватить из ее корзинки последнюю бриошь:
– На завтрашнее утро, дорогая Розали!
Булочница вручила корзинку сыну и ушла, держа за руки дочек. Жанетта собирала грязную посуду. Пьер пошел за водой к колодцу. Дядюшка безмятежно подъедал остатки гаперона. Александр молча допивал последнюю бутыль. Этьен перебрасывал палицу из руки в руку и бросал вокруг мрачные взгляды.
Габриэль встала, по-прежнему никого не замечая. Бросила в воздух:
– Мне пора, меня ученица ждет.
Шевроль поспешно подхватил дубину, вскочил, опрокинув скамью.
– Нет, за мной не тащись, я прекрасно дойду сама.
Невеста взметнула юбки и, не оборачиваясь, скрылась за углом Мортеллери.
Шевроль растерянно помялся, взвалил палицу на плечо и, ни с кем не прощаясь, потопал вперевалку в противоположном направлении – к улице де Монсо.
Дядюшкин брегет прозвонил семь раз. Ему жидко вторил колокол ратуши, почти единственный в округе избежавший переплавки на пики и пушки. Невыносимое испытание совместной вечери наконец-то завершилось.
– Прекрасный был ужин, – довольно заметил Василий Евсеевич, аккуратно собирая в корзинку все недоеденное. – Почаще бы так. А дома нас еще отличный окорок дожидается!
ДЯДЯ СУНУЛ ГОЛОВУ в дверь:
– Чего там Жанетка носом хлюпает? Это ты девку обидел, стервец?
Александр валялся на диване и даже взгляда от окна не отвел:
– На что она мне сдалась?
Василий Евсеевич продолжал топтаться на пороге. Видно, благополучие кухарки, стряпающей съедобные обеды, волновало его сильнее, чем душевное уныние племянника, который эти обеды только пожирал.
– Ты это брось валяться и хандрить целыми днями. Иди тогда сам кашу вари.
Александр вздохнул, выпростал руки из-под головы, скинул ноги с канапе:
– Пойду узнаю, что стряслось.
Жанетта и впрямь сидела у очага зареванная, с опухшим лицом. Александр опустился перед ней на корточки, забрал ее слабо сопротивляющиеся ладони в свои.
– Жанетта, милочка, сколько можно из-за меня слезы лить? Я ж тебя сразу предупредил: ненадежный я, ветреный, не женюсь!
Она даже не улыбнулась, всхлипнула:
– Мамзель Бланшар пропала.
Он выронил ее руки. Встал, оперся о подоконник, спросил глухо:
– Что значит «пропала»? Только вчера вечером все вместе ужинали…
Жанетта вытерла слезы, высморкалась:
– Вот как она с этого ужина ушла, так больше и не вернулась. Я утром три раза к ней поднималась, стучала, никто не открыл. А теперь вдруг явились эти супруги Брийе. У них ключ оказался, они квартиру отперли, сказали, хозяйка им ее вчера сдала. Я с ними зашла: барышни нет, постель не смята, на покрывале та же юбка брошена, что и вчера валялась.
– Ну, может, она у этого Шевроля заночевала. Они же сегодня это… гражданский брак оформляют.
Самому стало тошно от собственных слов.
Жанетта высморкалась:
– Да? А Пьер говорит, тут что-то неладно. Как хозяйка могла ее квартиру сдать? Куда она мамзель дела? Иди, мол, в трибунал, выясняй… А я боюсь. И что толку? Брийе вон уже мебель заносят. Не их, мол, дело, квартира теперь им сдана.
Александр дальше не слушал, бросился на лестницу, взлетел на верхний этаж. Дверь была распахнута, грузчики, ругаясь, затаскивали комод, патриот Брийе лез им под ноги и помогал советами. Ему злыми окриками подсобляла жена.
– Ничего
