его поставили в неудобное положение необходимостью сравнивать меня с полковником. — Впрочем, как вы догадываетесь, я вас тут собрал не затем, чтобы решать, кто умнее и кто хитрее. Ты, сын, пойдешь войной против наглых и богомерзких туркмен, а ты, Нестор, будешь его военным советником.
Мы невольно переглянулись с Зили-султаном. Я прочел в его глазах растерянность. Нечто похожее, я полагаю, прочел и он в моих глазах. И в самом деле я был ошарашен. Конечно, я понимал, что мне придется ехать к полю битвы. Это нужно было хотя бы затем, чтобы наблюдать за войском Зили-султана, не пропустить появление пулемета Максима и даже, чем черт не шутит, попытку захвата власти. Однако я собирался ехать за Зили-султаном частным образом. Меня же посылали в совершенно официальном качестве — и я не понимал, чего в этом больше, хорошего или дурного. С одной стороны, я смогу шпионить на совершенно законных основаниях, и возможностей для этого у меня будет больше. С другой — и внимание ко мне теперь будет гораздо более пристальное.
Одновременно со мной о чем-то размышлял и Зили-султан. Судя по лицу, мысли его были недобрыми. По-прежнему глядя на меня, он вдруг хищно улыбнулся. В самом деле даже если он не знал, кто я такой и зачем тут появился, любить русского офицера у него не было никаких оснований. И я невольно подумал, что окажусь с принцем один на один, без защиты шаха, на окраине империи, да еще в таких обстоятельствах, когда случайная пуля может прилететь с любой стороны.
«Пропал», — подумал я меланхолически. Всякий, кто имел хоть некоторое представление о гневливом и мстительном характере принца, наверняка бы со мной согласился.
Впрочем, во всей этой ситуации был один плюс: если я и умру, то не от интриг эндеруна, а как личный враг Зили-султана.
Но тут снова возвысил властительный голос сам царь царей.
— Береги его как зеницу ока, — внушительно сказал он, обращаясь к принцу. — Если хоть один волос упадет с его головы, ты мне за это ответишь. На войну с Россией в этом случае пойдешь один — сам будешь и войском, и генералом. Все ли тебе ясно, сын мой?
— Мне все ясно, ваше величество, — сквозь зубы процедил Масуд Мирза, не глядя уже на меня.
И я понял, что не зря испытывал теплое чувство к Насер ад-Дину. Да, он бросил меня в пасть льву, но он же и позаботился о том, чтобы лев не сожрал меня сразу. После такой угрозы Зили-султан, знающий непредсказуемый нрав шахиншаха, пожалуй, поостережется отправлять меня на тот свет. А если так, то, наверное, все, что ни делается, к лучшему. И хотя звание советника Зили-султана куда менее почетно, чем неофициальный статус фаворита шахиншаха, но для решения моей задачи оно куда удобнее. Может быть, теперь хотя бы эндерун оставит меня в покое…
* * *
Когда я сообщил о своей новой должности Элен, она пришла в неожиданный восторг.
— Прекрасно, — воскликнула она. — Я поеду с тобой.
— В каком качестве? — удивился я.
— Неважно, — отмахнулась она. — Например, сестрой милосердия. Буду перевязывать раны нашим храбрым персидским воинам. Не бойся, я не ограничу твоей свободы. Я даже жить буду отдельно.
Я пожал плечами: зачем же тогда вообще ехать со мной?
— Ты же сам говорил, что за нами охотятся могущественные враги и что мне нужно куда-то скрыться.
— Да, но под «куда-то» я разумел Британию, на худой конец — континентальную Европу. А ты собралась на театр военных действий.
Она посмотрела на меня сердито: ты просишь, чтобы я уехала, а когда я соглашаюсь, ты все равно недоволен. Просто признайся, что я тебе надоела и ты хочешь от меня избавиться?
— От тебя невозможно избавиться — сказал я. — Делай как знаешь. Но имей в виду, с этого момента я умываю руки и больше не отвечаю за твою безопасность.
— Не волнуйся, милый, — проворковала она. — На театре военных действий достать нас твоим врагам будет гораздо труднее. Тут выигрывает тот, кто стреляет первым.
— А ты умеешь стрелять?
Она только плечиком дернула.
— Разумеется. Я же тебе еще при первой встрече сказала, что я амазонка.
— Ты сказала, что ты эмансипэ…
— Это одно и то же, — отмахнулась Элен.
Я пожал плечами — пусть так. В конце концов, бессмысленно спорить с женщиной, особенно если она амазонка. Она ведь и выстрелить может.
Глава тринадцатая
Принц Персии
Элен сдержала свое слово — в Туркмен-Сахру она отправилась самостоятельно, и мне даже не пришлось думать о ее обустройстве. Она как-то очень просто устроилась в персидском лазарете, чему тамошние сестры были, разумеется, ужасно рады: все-таки настоящая английская леди. Их счастье, что они не знали, какие фокусы эта леди способна вытворять в постели. Впрочем, представление об англичанках как об особах чопорных, холодных и лишенных темперамента, мне кажется, не соответствует действительности и, судя по всему, выдумано француженками, чтобы на этом скучном фоне блистать и первенствовать еще более безусловно. Мне же повезло — в лице Элен я имел дело с француженкой и англичанкой одновременно. Так что скучать мне не приходилось.
Мне, впрочем, и без того было некогда предаваться скуке. Я рассудил, что, несмотря на то, что я играю против Зили-султана, точнее, именно поэтому мне нужно с ним подружиться. Сделать это оказалось не так сложно: старший сын шахиншаха любил поговорить об английской политике и вообще о жизни в Британии. Я сообщил ему, что чрезвычайно уважаю английскую нацию как нацию первопроходцев и героев. Более того, я даже имел удовольствие быть представленным королеве Виктории, и она произвела на меня неизгладимое впечатление. Зили-султан не удержался и похвастался, что стал рыцарем ордена «Звезда Индии», который ему недавно вручили англичане. По его словам, такого ордена нет больше ни у кого в Персии — ни у одного из его братьев, ни даже у самого шахиншаха.
Я вспомнил наш разговор с Гирсом. Очевидно, что, вручая орден Зили-султану, но обойдя им Мозафара, англичане ясно дали понять, чью сторону они намерены держать в споре за персидское наследство.
Примерно то же самое я сказал и вслух.
— Ваше высочество, «Звезда Индии» — чрезвычайно высокая награда и очень ценная. Тот факт, что британцы вручили ее вам одному, ясно говорит, что они видят в вас не только большого политика, но и будущее Персии.
Принц протестующе поднял руку.
— Нет-нет, — сказал он решительно. — Будущее Персии — это мой отец и мой брат. Я —