Балабуха, отшвырнув в сторону Сандерсона, бросился на второго своего противника и погнал его по дороге. Хотя тот был редкостным здоровяком, но все равно не смог устоять перед натиском разъяренного артиллериста.
– Ах, вы так! – подзуживал француз Владимира. – Ну-ка, а мы вот так…
И шпага Владимира переломилась на середине клинка. Сам Владимир быстро отскочил назад.
– Тебе не жить, – мягко промолвил француз, поудобнее перехватив эфес своей шпаги, чтобы поразить офицера одним ударом.
Светло-серые глаза Владимира потемнели.
– Неужели? – процедил он.
И, поднырнув под смертоносную шпагу соперника, Владимир левой рукой отбросил его руку с клинком, а правой воткнул обломок своей шпаги ему в грудь.
– Честное слово, – насмешливо произнес Владимир, отступая на шаг назад, – мне не жаль будет потерять такого противника, как вы!
Француз, побелев, согнулся в три погибели и захрипел. Изо рта его потекли красные струйки. Он выронил свою шпагу и рухнул на дорогу.
– Извини, друг, – сказал Балабуха своему противнику, проколов его насквозь, как бабочку.
Он вытащил из тела убитого свою шпагу и огляделся. На ногах оставался один Сандерсон. Совершенно измученный битвой, он прислонился к дереву.
– Так, – пренебрежительно промолвил Балабуха. – Теперь этот колобок…
Но колобок проявил завидную сноровку. Он сунул руку за отворот сюртука, извлек блестящий пистолет и, тщательно прицелившись, выстрелил.
– Это… это что же… – забормотал Балабуха, роняя шпагу. На лице его показалось выражение детского недоумения.
– Антон! – закричал Гиацинтов, бросаясь к нему.
Сандерсон меж тем перезарядил свой пистолет и наставил оружие на него.
– Стойте! – выкрикнул пронзительный женский голос.
Англичанин, остолбенев, повернул голову. Возле кареты стояла Антуанетта. Ее черные волосы рассыпались по плечам, глаза сверкали гневом. Воспользовавшись тем, что Сандерсон не смотрит на него, Владимир быстро наклонился и подобрал пистолет одного из убитых противников. Балабуха лежал на дороге, держась рукой за правую сторону груди, и то закрывал, то открывал глаза.
– Стойте… – повелительно проговорила Антуанетта, подходя ближе. – Довольно!
Гиацинтов хотел вскинуть свой пистолет, но девушка встала между ним и англичанином, не давая стрелять. Ее незабудковые глаза с вызовом смотрели ему в лицо. Слегка побледнев, он опустил оружие. После небольшого колебания Сандерсон последовал его примеру.
– Я и не знал, что он вам так дорог, – насмешливо сказал Владимир.
Антуанетта вспыхнула.
– Вы и в самом деле ничего не знаете, – с вызовом ответила она.
Гиацинтов пожал плечами. Почему-то он ощущал одну лишь страшную усталость.
– Что ж… Вы свободны, мистер Сандерсон.
– Вы не тронете меня? – недоверчиво спросил англичанин.
– Я? – Владимир снова пожал плечами и вытер кровь с лица. – А на кой вы мне дались?
Сандерсон покачал головой.
– Я вам очень признателен, но… Вам все равно не уйти, поймите. В это дело замешаны слишком высокие люди. Они не дадут вам доехать не то что до Петербурга, а даже до границы империи.
– Это мы еще посмотрим, – сказал молодой офицер, вскидывая голову.
В разбитом экипаже кто-то завозился, и через мгновение Август, подслеповато щурясь, выполз наружу. Его голова была перевязана.
– Ох! – простонал он, качаясь. – Как будто с самими чертями играл в карты, смухлевал… и они меня потом всю ночь шандалами вразумляли! О-ох!
Он застонал и схватился за висок. Антуанетта поглядела на него и отвернулась.
– Мистер Сандерсон, – тихо сказала она. – Уже поздно, и я… Я устала и заблудилась. Прошу вас проводить меня домой.
Она протянула англичанину руку. Не колеблясь ни мгновения, он отлепился от ствола дерева и шагнул к девушке.
– Прощайте, – сказала она Владимиру.
– Прощайте, – мрачно ответил он, не глядя на нее.
Антуанетта помедлила.
– Больше вы ничего не хотите мне сказать?
– Я? – Владимир поморщился. – Нет, ничего.
– Что ж, – произнесла она, – значит, я зря… – Она умолкла и нахмурилась. – А впрочем, неважно.
Она оперлась о руку Сандерсона, и они зашагали прочь.
– Похоже, что вы проиграли, – сказал толстый англичанин с торжеством, проходя мимо Гиацинтова.
– Похоже, что мы выиграли, – в тон ему ответил Владимир.
Распростертый на дороге Балабуха хрипло застонал, и Гиацинтов, забыв обо всем на свете, бросился к нему.
– Артиллерист! Ну ты как, живой? Сейчас я тебя перевяжу…
Кое-как с помощью подоспевшего Добраницкого ему удалось остановить кровь.
– Ничего, старик… Держись… Доставим тебя к доктору, он тебе поможет.
Внезапно он вспомнил угрозы англичанина и нахмурился. Было похоже на то, что их трудности только начинаются.
– Где она? – неожиданно спросил Балабуха, приоткрыв глаза.
– Кто? – удивился Владимир.
– Она… Антуанетта…
– А, вот ты о чем…
В нескольких словах Владимир объяснил другу, что Антуанетта ушла вместе с Сандерсоном, и он не стал ее удерживать.
– И ты ее отпустил? – в отчаянии простонал Балабуха. – С этим колобком?
– А что я должен был сделать, скажи? – Владимир начал сердиться.
Балабуха долго глядел на него в молчании.
– Эх ты… – наконец промолвил он. – Такая девушка, а ты… Ты что, так ничего и не понял? Разве она стала бы становиться между тобой и этим англичанином, если бы не любила тебя…
И внезапно Владимиру стало очень жарко.
– Нет, Антон… Уверяю тебя, ты заблуждаешься… Это она из-за него…
– Эх ты… – пробормотал Балабуха еще раз и, закрыв глаза, впал в забытье.
– Что такое? – тревожно спросил Август. – Что?
Гиацинтов вскочил на ноги. Он бросился в ту сторону, куда ушла Антуанетта, но ее уже не было видно.
– Антуанетта!
Солнце медленно поднималось над горизонтом. Воздух стремительно светлел. В кустах щебетали и прихорашивались многочисленные птицы.
– Антуанетта!
Никого. Что он тогда ответил Сандерсону? «Похоже, что мы выиграли?»
Однако теперь он вовсе не был в этом уверен.
Возвращение. – Незаменимый агент Никита Сотников и сеанс его разоблачения. – Заложники города грез.А потом была дорога, долгий кружной путь домой через Швецию, и ехать приходилось медленно, потому что Балабуха был ранен, а Владимир не хотел потерять своего друга. Но все обошлось, артиллерист выздоровел, а когда в Стокгольме у них кончились деньги, то Добраницкий на последние монеты отправился играть и выиграл столько, что из полученных ассигнаций можно было развести не один костер. Правда, по дороге случилось два досадных инцидента… нет, три, считая еще и ночное нападение в Финляндии, но друзья не дремали и сумели дать врагам должный отпор. Наконец в сентябре они прибыли в Петербург и тотчас же отправились на прием к военному министру. Август очень не хотел идти, но офицеры настояли-таки на своем и притащили его с собой.
– Господа! – упирался Добраницкий. – Ну что мне там делать? Что я там забыл?
– Как – что? – удивился Балабуха. – Во-первых, ты нам помог. Во-вторых, если граф Чернышёв будет задавать вопросы, ты сможешь подтвердить, что все было именно так, как мы говорим. Доказательств-то у нас нет ровным счетом никаких!
И вот пыльная приемная… Все те же стулья, те же кресла, те же величественные, невозмутимые лакеи, скользящие по паркету с грацией балерин.
Посетителей, ждавших своей очереди, оказалось совсем немного. Не считая троих друзей, в приемной находился только офицер в красивом мундире неизвестного происхождения. Усы офицера торчали штопором, и на весь окружающий мир он поглядывал с таким апломбом, что даже надменные слуги, перевидавшие всяких посетителей, и те как-то ежились и делались меньше ростом в его присутствии.
– Казенный дух, – проворчал Август, оглядываясь. – И вообще, господа, я должен вам сказать, что мне куда более по душе другая обстановка.
– С картами и золотыми монетами, рассыпанными по сукну? – улыбнулся Владимир.
– С красивыми вещами и красивыми женщинами, – вздохнул Добраницкий. – И вообще, как жаль, что она кузина Изабеллы!
– Кто?
– Антуанетта. Если бы не это, честное слово, я бы махнул на все рукой и вернулся в Вену! Но одна мысль об Изабелле… Не дай бог мне придется еще с ней общаться, я же не выдержу такого счастья!
Артиллерист с беспокойством шевельнулся в кресле, которое сдавленно закряхтело, будучи не в силах больше стонать.
– Володь, а Володь, – многозначительно промолвил Балабуха.
– Что? – спросил Гиацинтов.
Антон Григорьевич кашлянул и дернул себя за ус.
– Видишь вон того бурбона[17]?
– Офицера-то? – сощурился Владимир.
– Ну да. – Балабуха оглянулся и понизил голос. – Сдается мне, я его где-то прежде видел.
Владимир невольно насторожился. И точно, в неизвестном офицере явно проскальзывало что-то знакомое… чрезвычайно знакомое…
