– Там докторская лаборатория открыта, пойдем, посмотрим, ужас как интересно!
Наташе по причине абсолютнейшего здоровья здесь бывать почти не приходилось, и лабораторию докторскую она видела лишь однажды, мельком. Войдя же сейчас, восхитилась! Никольский, скрупулезно отслеживающий все веяния медицины, недавно, видимо, произвел дополнительные обновления. Невиданная серая строгая мебель, ряды узких полок и множество ящичков. Посреди комнаты огромный серый стол с рядами больших и маленьких баночек и прозрачных тонких небольших пузырьков, наполненных чем-то рассыпчатым и растворимым, белым, черным, цветным. Два микроскопа над стеклянными тарелочками. Все бело-серое, чистота и специфический, но не лишенный приятности запах.
– Ух ты! – Ольга осматривалась с сияющими глазами.
Наташа, проходя мимо стола, кончиками пальцев дотрагивалась до этого великолепия, тоже почувствовала, что это действительно – ух! Какие интересные эксперименты можно было здесь проводить, изучать человека, создавать лекарства, делать открытия! Да! Может, ей тоже пойти по этой стезе и окончить фельдшерские курсы, тогда и она сможет клониться заботливо над микроскопом, выискивая какую-нибудь паразитическую клетку.
«Ты сначала паразитического человека найди, а потом уже клетки его будешь рассматривать!» – оторвал ее от мечтаний саркастический голосок. Наташа вздохнула и повернулась к Ольге. Та стояла у окна и, улыбаясь, показывала куда-то пальцем. Наташа подошла и увидела на балконе целый маленький сад. И там, среди десятков растений стояли даже два горшка с синими кружочками и насмешливо ей подмигивали разноцветными цветами.
– Да! – прокомментировала Ольга. – Доктору от большой Князевой любви целых два горшка досталось!
Наташа так же внимательно, как у Князевой, рассмотрела горшочки с цветочками. Синие прелестные невинные фиалки, зря их доктор держит на балконе – один цветок уже начал опадать, да и другие растения этого садика выглядели замерзшими и жалкими.
Ольга кивнула, мол, пойдем, уже давно пять минут прошли. Только они вернулись обратно в приемную, как вошел Никольский. Увидев гостей, заулыбался, предложил чаю.
– С вареньем, с пряниками, а, Наталья?
– Нет, Семен Николаевич, спасибо, мы у Нины Петровны уже чаю напились и к вам, кстати, по ее просьбе заехали, – она протянула ему стопку журналов.
Никольский взял, посмотрел верхний и улыбнулся хорошо и добро, чем несказанно Наташу удивил. Может, действительно между доктором и одинокой Князевой что есть?
– Заботливая Нина Петровна! – улыбался доктор. – Всего лишь раз сказал, что хорошая подборка, а она запомнила. Спасибо, Наталья! Вечерком и посмотрю сегодня. А чаю зря не хотите. Особый завариваю.
– Спасибо, Семен Николаевич, вы лучше к нам приезжаете. Папа рад будет.
Откланявшись и здесь, уже несколько уставшие, поехали к жене банкира. Там, тоже отказавшись от чая, Наташа отдала книгу и без особого труда нашла искомый горшок: он стоял на почетном месте прямо в гостиной, где они сидели. Веселые фиалки и здесь кокетливо подмигнули девушке.
«Ну что же, очень даже хорошо, – думала Наташа по дороге домой. – Допустим, если действительно десять горшков было подарено, пять из них я сегодня видела. Осталось пять. Всего ничего. Завтра же попробую их отыскать».
* * *
Она сильно устала и от страшной сегодняшней ночи в церкви, и от открытий с фиалковыми горшками, и от поездок за этими открытиями. И сил уже не было заехать к графу и рассказать о важных происшедших событиях. Наташа отправила ему записку с просьбой приехать самому.
Тот скоро явился. И они привычной уже своей дорожкой пошли в сад. Наташа подробно рассказала, что произошло за последние сутки. Шокирующее сообщение о том, что Антон Иванович вряд ли умер от разрыва сердца, а скорее всего был убит с помощью ядовитого растения, Наташа произнесла совершенно будничным голосом, как будто рассказывала об удачно связанном кружевном воротничке.
– Наташенька, вы, верно, устали? – осторожно спросил граф, чувствуя себя немного виноватым за то, что давеча просил Наташу о помощи.
– Да нет, Саша. Вернее от того, что не выспалась, немножко да, но я просто уже дальше думаю и, знаете, прихожу к выводу, что эта история как-то тесно со мной связана, ведь именно мне такие подсказки даются. Ну чего я, например, тогда Василию пожаловалась, что нет у меня книжки про яды? И отчего ему так быстро удалось найти такое редкое полное издание? Отчего мне не спалось и странички перелистнулись именно на этот цветок, и я не пропустила его описание? Значит, верно, и дальше будут какие подсказки, и я вот думаю уже, какими они могут быть, чтобы не пропустить… Ведь уже где-то рядом все, понимаете? Пять горшков осталось, и все узнаем, может быть…
Сашина ладонь легонько обхватила сзади Наташину шею, и мягкие ее волосы защекотали кожу. Он притянул княжну к себе, обнял за плечи, прижал родное, теплое, любимое. И зашептал на ухо медленно, касаясь губами мочки:
– А моя Наташа еще не поняла, как это с ней связано? Еще не догадалась, с кем и почему это связано? Как же может что-то происходить с мужем, не касаясь жены? Как же что-то может происходить с любимой, не касаясь того, кто ее любит?
Выражение голоса графа было далеко от слов, логично объясняющих мистику Наташиных открытий. Голос любил, голос хотел, голос был чувственен и откровенен, и от Наташиного уха это ласковое желание стало распространяться по всему телу, и так легко было расслабиться и опуститься в эти руки и просто ощущать счастье теплого безмыслия.
Любопытные воробьи, стайкой сидевшие на ближайшем кусте, страшно умилились и выказали свой восторг радостным чириканьем, да таким неожиданно громким, что, конечно же, все испортили.
Наташа очнулась, отшатнулась, и сразу же вспомнила очень важную вещь, и принялась ее излагать, несмотря на то что Саша с возвращением в реальность явно запаздывал.
– Граф, самое главное, что я хотела вам сказать! Если все так, как мы сейчас с вами думаем, значит, ваша жизнь по-прежнему может быть в опасности! Так что, пока мы не поймем, что происходит, я бы хотела, чтобы вы уехали.
На лице графа появилось выражение такой обиды и непонимания, что она поспешила продолжить:
– Ну понарошку, конечно же! Я здесь одна не справлюсь… Просто объявите, что уезжаете на неделю-другую отдохнуть. А сами пока вон хоть у Васи поселитесь в городе, там тоже кое-что поузнавать нужно. Вечерами же у меня будем в саду встречаться. Так и безопаснее для вас будет, и для меня посвободнее. Дело все равно, я чувствую, вот-вот прояснится… Понимаете? – перешла она на шепот. – Я чувствую, что сейчас может быть самое ненадежное, самое опасное именно для вас время! Ни для меня, ни для кого – для вас! Я не могу это хорошо объяснить, я именно чувствую. Чувствую! – повторила Наташа умоляющим голосом.
И он тоже это почувствовал. Что сейчас надо послушаться. Подчиниться. Он серьезно пожал Наташину руку, соглашаясь:
– Хорошо, Наташенька…
На том и разошлись…
Глава двадцатая
Похороны Антона Ивановича. Граф объявляет об отъезде. Господин Заницкий со шляпою. Наташа продолжает навещать горшки. Листочек с крестиком. Васино предложение
На похороны дражайшего родственника, оказавшегося злодеем и преступником, мало кто собрался прийти. Граф, его ближайшие знакомые, Наташа, да все та же кучка вечно любопытствующих, несколько нездорово возбужденных от возможности увидеть, как хоронят убийцу. Отпевание быстро провели в церкви, там же, к Наташиной радости, закрыли гроб, возле могилы быстро его заколотили и опустили в яму.
Они стояли возле могилы, обрамленной камнями и серой землей. Граф держался рукой за подбородок, хмуро вглядываясь в струйку песка, с тихим шелестом сыпавшуюся с края ямы на гроб. Наташа с тихой надеждой посмотрела на окружающих: может быть, кто-то проявит к ней персональную заботливость и тоже рухнет вниз, в яму? Все расследование тогда можно было бы прекратить… Но, к сожалению, ничего подобного не произошло… Граф вздохнул и подал знак могильщикам. Те очень осторожно, даже боязливо, быстро закидали могилу землей. Никаких слов о пуховой земле, конечно же, не прозвучало, слава богу, никто еще на могилу не плюнул! Шляпы и шляпки были одеты и общество – одна его часть чуть неудовлетворенная, другая с видимым облегчением – потянулось с кладбища…
Орлов пригласил немногочисленную мужскую часть присутствующих зайти к нему выпить по рюмочке. Не помянуть дражайшего, конечно нет, а просто как бы поставить горькую полынной настойки точку во всей этой нехорошей истории.
– Знаете, господа, – проговорил он, разливая настойку. – Ото всех этих событий какой-то осадок в душе остался – мутный, неприятный… Я решился на недельку в Москву податься, отвлечься… Да и дела у меня там… Прошу вас, Николай Никитич.
Князь принял рюмку и с теплым пониманием, соглашаясь с Сашиным решением, ласково кивнул ему.
