– Не сомневаюсь, – улыбнулся Петрусенко. – Добросовестность и дотошность немецкой полиции выше всех похвал.
– Сумеем ли мы сразу же арестовать и главаря?
Викентий Павлович понимал обеспокоенность комиссара, он и сам все время думал об этом.
– Хотелось бы думать, что нам повезет и он в это время окажется тоже в замке… – Говоря это, он с сомнением покачал головой. – Но если так не случится, попробуем разговорить хотя бы одного из бандитов.
– А вдруг они не знают? – с сомнением спросил Эккель. – Вы же предполагаете, что он преобразился, носит другую личину?
– Могут и не знать, – сразу согласился Петрусенко. – Но кажется мне, что там, в замке, непременно сейчас должен быть Савелий. Если он мне скажет, что ничего не знает, – я не поверю!
Рано утром, только-только рассвело, комиссар и Петрусенко выехали на машине кружным путем в сторону Карлсруэ. Но до города они не доехали: остановились у одной горной деревни, заранее ими выбранной. Сюда же к этому времени подтянулся и отряд жандармерии. Дальше Петрусенко повел их сам – предгорным лесом в сторону знакомой тропинки. Отряд бесшумно расположился в ложбине, немного не доходя до места, а к большому буку с тайником в корнях отправились только Петрусенко и комиссар Эккель. Они должны были дожидаться Эриха и Труди. Викентий Павлович очень надеялся, что ребята вот-вот вернутся – целыми и невредимыми. Вчера весь день, занимаясь подготовкой к облаве, он неотступно думал о них. Тревожно спал ночь и вот сейчас ничего не может с собой поделать – волнуется. Как у них там все прошло?..
* * *
Эрих и Труди поднимались по лесистому крутому склону легко, почти играючи. Крепким, спортивным, тренированным людям восемнадцати и шестнадцати лет подобный поход доставляет удовольствие. А тем более когда это не просто поход – задание, в котором переплетаются таинственность, опасность, героизм! Им было весело. Да, конечно, они хорошо помнили наставления господина Петрусенко: они переговаривались тихо и редко, были внимательны и осторожны, часто по знаку шедшей впереди девушки замирали, вслушивались в шум леса… Но стоило им взглянуть друг на друга, как они улыбались, если кто-то прикладывал палец к губам или протягивал руку на помощь, ребята прыскали от сдерживаемого смеха…
Узкая тропа была все время видна, но она то ныряла в крутую расщелину, то ее пересекал, казалось бы, непроходимый бурелом, то она круто поднималась по каменистому, скользкому склону. Дорога была не простой, но парень и девушка наловчились лазить по лесистым предгорьям, когда занимались поисками «тела Замятина». И все же Эрих никогда бы не признался, что в какой-то момент ему стало трудно поспевать за гибкой фигуркой Гертруды: она прыгала, словно пантера, и карабкалась вверх, хватаясь за корни и ветви, словно обезьянка! Но потом парень снова вошел в ритм – видимо, открылось второе дыхание. Он, конечно, и не заметил, что Труди, ни одним жестом не выдав своей уловки, замедлила движения…
Солнце стало ярким, и лучи его пронизывали пространство между уходящими вверх стволами деревьев.
– Скоро начнет смеркаться, – сказала тихо Труди, приостановившись. – Но мы, похоже, уже близко.
Тропинка и в самом деле теперь шла почти не петляя, да и склоны превратились в пологие холмы. Воздух заметно посвежел, дул ветерок, дышалось как-то особенно глубоко. Почти физически ощущалась высота. А минут через двадцать Гертруда замерла, подняла руку, после минутной паузы скользнула в сторону, к густым кустам. Эрих отступил туда же: он уже увидел то, что остановило девушку, – вырастающую из скал циклопическую кладку стены замка.
Они, ради предосторожности, немного спустились вниз, нашли уютный уголок – ровную площадку с густым травяным ковром прямо в самой середине пихтовой рощицы. Деревья стояли густо, опустив низко, почти к земле, разлапистые ветви. Здесь ребята решили дождаться сумерек и поужинать. В пути они дважды устраивали небольшие привалы – попить воды и перекусить.
Очень быстро стало темнеть.
– Мне пора, – сказала Труди и встала. Она плотнее натянула на лоб кепи, проверила ремешки на сандалиях, хорошенько заправила рубаху в брюки и затянула ремень. Потом достала из походной сумки Эриха револьвер и умелым движением сунула его за ремень. Застегнула куртку так, что оружия не стало видно. Эрих смотрел на нее молча, все больше и больше мрачнея. Когда же она наконец, все закончив, подняла на него глаза, он быстро взял обе ее руки, сжал.
– Труди, ради бога, давай пойдем вместе!
Девушка прильнула к нему, обвила руками шею. Потом быстро отстранилась, и уже по этому ее движению парень понял, что ничего не изменить.
– Я бы тоже боялась отпускать тебя одного, Эрих, – сказала она ласково. – Но мы же все продумали, решили… Когда меняешь на ходу то, что хорошо обдумано, – всегда получаются ошибки! Ты ведь веришь, что я справлюсь? Понимаешь, что одной мне будет проще, легче? Один всегда проскользнет там, где двоих могут заметить!
– Понимаю я все, понимаю! Но как же я останусь тут и буду думать, что ты там, одна!..
– Ты меня плохо знаешь, дорогой! – Труди тихонько засмеялась. – Никто из тех, в замке, даже тени моей не заметит! И потом, у меня есть револьвер, в нем патронов больше, чем там людей. А я, чтобы ты знал, никогда не промахиваюсь!.. Но этого даже не понадобится.
Она вывернулась из его объятий, легонько прикоснулась губами к щеке Эриха:
– Жди меня от полуночи до рассвета. Не волнуйся, я вернусь…
Скользнула между пихтами и исчезла.
Тропинка вывела девушку прямо к железной дверце в каменной стене. Но дверца эта оказалась наглухо запертой. Труди тихо пошла вдоль стены, вслушиваясь и вглядываясь вверх, в каменную кладку. Уже было совсем темно, однако луна, хоть и на ущербе, но крупная и яркая, хорошо все освещала. Через несколько шагов девушка остановилась, разулась, связала ремешки сандалий и привесила их к поясу. Потом, ловко нащупывая босыми ногами впадины и выступы в кладке, быстро и бесшумно стала карабкаться наверх, к проступающим там, высоко, зубцам крепостной стены. Наверху она передохнула, огляделась, а потом пошла по длинному узкому проходу, от бойницы к бойнице, в сторону темнеющей башни. Именно там, в левой башне, в самом ее низу, Труди увидела мерцающий в проеме огонек. Каменный коридор окончился у двери башни. Когда-то это и в самом деле была дверь – наверное, очень мощная, тяжелая, надежная. Теперь же осталась лишь полуразрушенная арка, за ней – узкая площадка и каменные, тоже разрушенные ступени лестницы, идущей спиралью вниз. Здесь Труди вновь надела сандалии: лестница тонула в темноте, на ней могли быть острые камни, ржавое железо – да мало ли что! Легкие сандалии ступали совершенно бесшумно, в них девушка чувствовала себя увереннее. Ведя рукой по стене, осторожно нащупывая следующую ступень, она пошла вниз. Столкнуться с кем-нибудь Труди не боялась: она бы услыхала шум встречных шагов. Да и была уверена – никто из обитателей замка не станет бродить в кромешной тьме без свечи.
На одном из витков лестницы, ниже середины пути, рука Труди ушла в нишу. Девушка мгновенно замерла, застыла. Но все оставалось по-прежнему тихо, спокойно. Осторожно она повела рукой: судя по всему, перед ней был вход в помещение. Ее пальцы коснулись деревянной двери, и та тут же заскрипела, болтаясь на петлях. Труди сжалась в комочек, замерла… Прошло несколько минут. Сдерживая дыхание, девушка медленно выпрямилась, заглянула в распахнутый дверной проем. Перед ней оказалась маленькая, словно келья, комната. Сквозь единственное узкое окно пробивался лунный свет, и Труди видела, что это – пустой и мрачный каменный мешок, давным-давно заброшенный. Она перевела дыхание и стала спускаться дальше по темной лестнице. И сразу же за поворотом увидела чуть проступающий отблеск.
Свет пробивался из-за двери самого нижнего этажа. Да, на этот раз дверь тоже была, но закрытая и по виду довольно крепкая. Однако старое дерево рассохлось, и прямо посередине, рассекая его, проходила трещина. Там, в комнате за дверью, раздавались голоса, и Труди приникла одним глазом к щели.
Она увидела просторную комнату с каменными стенами и полом, выложенным кирпичом. Даже через века эта брусчатка сохранила свой первоначальный желтоватый цвет, была отшлифована временем и человеческими ногами. Комната казалась уютной оттого, что ее освещал огонь из очага в большой печи, а также несколько свечей в подсвечнике на столе. За этим большим деревянным столом сидели трое мужчин: одного Труди сразу узнала – слуга Замятина по имени Савелий. Второй был неопрятным, кудлатым и бородатым инвалидом без ноги, а третий – приятный, интеллигентного вида пожилой мужчина с бородкой и усами, в очках. Судя по всему, эти люди уже поужинали, потому что на столе посуды не было, стоял только кувшин, из которого они что-то наливали в глиняные кружки. Посуду, в стороне, около печи, наклонясь над большим тазом, мыл Ганс.
