– Так что, нам ее не на чем и прижучить? – посмурнел Всеволод Аркадьевич.
– Погоди, ты меня не дослушал… – Неофитов недовольно покосился на друга. – Так вот, «Наяда» быстро набрала вес и стала расширяться, открывая свои отделения и конторы по всей России. Ее филиалы имеются в Варшаве, Киеве, Смоленске, Новороссийске, Ростове, Туле, Рязани, Саратове, Нижнем Новгороде, Самаре, Екатеринбурге и…
– Казани, – добавил за Африканыча повеселевший Сева.
– Именно, – улыбнулся Неофитов. – Банкирская контора «Плейшнер и сыновья», что находится на Воскресенской улице в здании Гостиного двора, – на самом деле казанский филиал «Наяды»!
– Ну что ж, – потер ладонью о ладонь Сева. – Наш план в общих чертах остается пока без изменений. – Оглядел всех собравшихся в его нумере «валетов» и Ленчика. – Теперь каждый из нас будет заниматься своим делом. Ты, – посмотрел на Леньку, – узнаешь об этом Плейшнере по возможности все, что можно узнать. Возраст, семья, предпочтения, слабости, характер, привычки…
– Понял, – кивнул Ленчик.
– Ты, – остановил свой взгляд на «графе» Давыдовском Всеволод Аркадьевич, – подыщешь дорогой особняк или усадьбу в дворянской части города, который можно было бы снять на пару недель. Со всеми дворовыми постройками, конюшней, садом и прочими признаками богатства и небывалого процветания. За ценой не скупись, отдай столько, сколько попросят.
– А на чье имя снять дом?
– Скажем так… На имя Сергея Васильевича Луговского, надворного советника, – немного подумав, ответил Долгоруков.
– Слушаюсь, патрон.
– Что касается тебя, старик, – Сева глянул на Огонь-Догановского, – то начинай вести светскую жизнь. Посещай театры, музеи, всякого рода общества… Зайди в Купеческое собрание – Плейшнер этот наверняка записан купцом, – потолкайся в буфетной, театральной зале, поговори с людьми. В общем, надо, чтобы ты примелькался в обществе и тебя видело как можно больше людей.
– А я? – поинтересовался Африканыч.
– А вот ты пока отдыхай. И понаделай «кукол».
– Много?
– Чем больше, тем лучше. Чтоб тянули тысяч на пятьсот-шестьсот.
Мужчины переглянулись между собой. Похоже, игра обещала быть крупной. Вот и слава Богу. Не все же по городу в одних подштанниках скакать, дабы поддержать квалификацию, как в собственных глазах, так и в глазах своих товарищей…
– А ты? – спросил Ленька.
– На мне – общее руководство и выход «во втором акте», – ответил Сева. – Еще вопросы имеются?
– А актов всего, надо полагать, три? – спросил Огонь-Догановский.
– Да, как обычно.
– А ежели фигурантка самолично заявится в Казань поучаствовать в нашем представлении? Она же тебя узнает? – задал тревожащий его вопрос Неофитов.
– Я полагаю ее появление только в третьем акте, – раздумчиво ответил Долгоруков. – Когда уже будет поздно. Да и то, это под большим вопросом.
– Дай-то бог, – буркнул Неофитов, раздумывая о том, где же ему отыскать столько бумаги для «кукол».
* * *
Усадьба была великолепной.
Раньше она принадлежала одному городскому голове из купеческого сословия, ведавшему городом на стыке восемнадцатого и девятнадцатого веков, потом была продана статскому советнику из прокурорских. Человеком он был с большими претензиями и, очевидно, с немалым достатком, а потому проживать в купеческой усадьбе посчитал для себя неприемлемым и даже зазорным. Он сломал деревянный дом, вырубил часть фруктового сада и построил большой каменный двухэтажный особняк в классическом стиле с балконом на четырех колоннах. Вокруг особняка он разбил оранжереи и теплицы, установил беседки и засыпал мелкие рвы и овраги, а через глубокие перекинул ажурные мосты на итальянский манер. Не успокоившись на этом, в самых темных и заросших частях сада новый владелец усадьбы вырыл пещеры и соорудил гроты, в которых установил мраморные статуи исторических и мифических личностей в полный рост. Среди них были Ричард Львиное Сердце, Синяя Борода, Робин Гуд, граф Калиостро и даже крестьянский царь Емелька Пугачев, который был прикован цепью к каменной стене грота. Словом, в саду было на что посмотреть и чем поразить званых гостей.
Затем, после смерти статского советника, усадьба перешла во владение его сыну, имевшему только одну дочь. Вскоре она вышла замуж за генерала и уехала по месту его службы в Ингерманландию под Ямбург, а дом стал сдаваться внаем, причем очень дорого, а поэтому по большей части пустовал. Его-то и приглядел для будущей аферы «граф» Давыдовский.
– Славный домик, – похвалил «графа» Всеволод Аркадьевич, обойдя особняк и прилегающий к нему сад со всеми пещерами и гротами. – Придется ему соответствовать…
Еще через пару дней Всеволод Аркадьевич принимал доклад Ленчика.
– Плейшнер Иван Яковлевич, – начал Ленчик. – Возраст – пятьдесят восемь лет. Вдовец. Имеет двух сыновей и дочь. Проживает на улице Большая Красная в собственном доме. Регулярно посещает Панаевский сад, особенно Летний театр. Предпочитает комическую оперу и дивертисменты с участием молодых «артисток-босоножек» и певичек…
– Молоденьких, значит, любит? – усмехнулся Долгоруков.
– А кто ж их не любит? – встрял в разговор Африканыч. – Среди певичек встречаются весьма премиленькие особы…
– Ладно, «особа»… – прервал разглагольствования ловеласа Сева и посмотрел на Ленчика: – Продолжай.
– Еще Иван Яковлевич неоднократно был замечен в отдельных кабинетах ресторана в Панаевском саду с девицами полусвета, так сказать. На них не скупился. Но в остальных случаях до денег весьма жаден…
– Славно! – констатировал последнее заявление Ленчика Долгоруков. – Это то, что нужно.
– Был случай, когда господин Плейшнер повздорил с приказчиком парфюмерного магазина из-за сдачи в сорок копеек. Тот говорил, что отдал сдачу, а Плейшнер, что нет. Дело дошло до полиции…
– Ясно, – заключил Ленчиков доклад Сева. – То, что ты рассказал, – очень важно. И работает на наш план.
К вечеру появился Огонь-Догановский. От него пахло шоколадными конфектами и хорошим вином. Он прошел в комнату, плюхнулся в кресло и с довольным видом закурил сигару. Вести светскую жизнь ему было явно по вкусу.
– Ну что, как дела? – поинтересовался Долгоруков.
– Все ладно, – ответил Алексей Васильевич. – Познакомился с нашим фигурантом…
– С Плейшнером? – воскликнул Ленчик.
– Ну а кто у нас фигурант? С ним, конечно, – самодовольно ответил Огонь-Догановский.
– Как тебе это удалось? – по-деловому спросил Долгоруков, сбив его шутливый тон.
– Да очень просто: мы вместе смотрели японских жонглеров в Панаевском театре. А потом ужинали в ресторации, – ответил Алексей Васильевич.
– Ну, и как он тебе? – поинтересовался Сева.
– Неприятный тип, – ответил Огонь-Догановский. – И жаден до невероятия.
– Что ж, я полагаю, увертюра закончилась, и пора приступать к первому акту… – Сева обвел взглядом всех присутствующих: – За дело, господа.
Глава 15
Представление. Акт первый
Веранда в Панаевском саду – это и ресторанный зал, и эстрадная зала, где можно выпить-закусить, одновременно лицезрея и слушая танцовщиц и певичек. Можно вести светскую беседу. Решать дела и заключать сделки. В общем, совмещать приятное с полезным.
Алексей Васильевич и директор (но не владелец) банкирской конторы «Плейшнер и сыновья» сидели за одним столиком и потягивали превосходное винцо из Кот дю Рон – долины реки Рона, текущей из швейцарских Альп.
На эстраде подходил к концу дивертисмент, номера которого беспрерывно шли один за другим вот уже в течение часа.
Выступили сестры Делавари, пропев на чистом русском языке с малоросским акцентом пару развеселых песенок; красавица Изабелла Стаднюк станцевала какую-то помесь жиги и галопа, а «королева бриллиантов» Мелани Кабальери, по пашпорту Мария Ковальчук, исполнила кэйк-уок в такой короткой юбочке, что Иван Яковлевич едва не захлебнулся слюной.
Завершила свое выступление исполнительница оригинального шантеклера Феодора Курицына со сценическим именем Эльма Этьен, а салонные жонглеры супруги Пащенко продемонстрировали свое умение жонглировать одновременно двумя яблоками, театральным биноклем и бутылкой «Вдовы Клико».
Когда началось представление комических куплетистов Романа Каца и Константина Кукушкинда, певших что-то касательно городской Управы, мимо столика, за которым сидели Огонь-Догановский и Плейшнер, прошел плотного телосложения господин. Кажется, он полез в жилетный карман за часами, дабы взглянуть на время, и в это время выронил из бокового кармана сюртука портмоне. Оно шлепнулось недалеко от места, где сидел Алексей Васильевич. Тот нагнулся за ним, дабы поднять и вручить потерю плотному господину, но когда выпрямился – того уже простыл и след. Огонь-Догановский даже привстал со своего места, дабы оглядеть веранду; то же самое проделал и господин Плейшнер, однако господина, утерявшего портмоне, нигде не было видно.
