– Не люблю оставаться в долгу, ничья меня тоже устраивает, господин граф Воронцов-Вельяминов-младший. Прощайте. И передайте привет вашему батюшке там… Кукольников показал пальцем на потолок.
– Амбарная крыса… – Алексей улыбался. – Старая облезлая крыса, возомнившая себя благородным соболем.
– Ты!.. У Кукольникова не хватило слов, и он беззвучно зашевелил губами.
Наконец, опомнившись, он взял себя в руки. Кукольников открыл входную дверь и сказал уже с порога:
– Между прочим, вам кланялась ваша матушка. Она приказала вам долго жить… Хе-хе… А чтобы вы иногда вспоминали ее и еще кое-кого, она передавала вам вот эти вещицы. Кукольников показал Алексею картонку с планом из портмоне, часы и кольцо.
– Но поскольку все это вам уже без надобности, – продолжал он, – я оставлю их себе… на память. Тем более, что я нашел ключ к шифру и прочитал все, что здесь написано. Весьма интересно, доложу я вам. Еще раз – прощайте.
Кукольников криво ухмыльнулся и закрыл дверь. Щелкнул замок.
Алексей стоял, как истукан, стараясь собрать, закрутить мысли в тугой узел. «Мама умерла… Мама умерла… Умерла…» Он на мгновение прикрыл веки, стараясь воссоздать в памяти ее облик. Но лишь огненные кольца кружили в глазах, да сердце стучало глухо и часто, отдаваясь в голове барабанной дробью. Тум-тум, тум, тум-тум, тум… Где он слышал такую дробь? Фильм… Какой– то фильм… Ведут на казнь – и барабаны… тум, тум, тум-тум… Барабаны… Все нелепо… Так и не удалось увидеть маму. Это конец…
Алексей упрямо тряхнул головой, прогоняя безволие, и бросился к камину. Тайник, конечно же, был пуст. Но рядом, в узкой глубокой щели, лежал добытый с невероятными ухищрениями острый кухонный нож. Потянув за веревочку, замаскированную сажей, Алексей вытащил его наружу и спрятал в рукав.
Дверь он отомкнул без особого труда. Замок с виду был внушительным, но открыть его можно было даже гвоздем, что Алексей выяснил давным-давно.
Он еще не знал, что может предпринять. Но его сильная натура воспротивилась той участи, которую ему уготовил Кукольников. Умереть без борьбы, как бездумное животное на бойне, Алексей не хотел.
Конечно, прорваться наружу сквозь тщательно продуманную охрану виллы было практически невозможно, и это Алексей знал наверняка. Тем более безоружным – нож был не в счет. Значит, нужно найти возможность завладеть оружием, а там будет видно…
Главным препятствием был пост охраны второго этажа, где постоянно находились два эсэсовца – у самой лестницы. Раньше Алексей имел право пройти на первый этаж, но теперь Кукольников мог предупредить охрану. Оставалось одно: попробовать спуститься через окно туалета второго этажа на первый.
Окно было открыто. Закрыв кабинку на задвижку, Алексей засунул нож за пояс, не колеблясь ни минуты, перевалил через подоконник, и, придерживаясь за выступ в стене, ступил на карниз. Шаг, второй, третий… И он едва удержал равновесие, ухватившись за ржавую пожарную лестницу.
В окно туалета на первом этаже он пролез с большим трудом, разорвав одежду и изрядно оцарапавшись; ему удалось открыть только более узкую половину оконной рамы. Теперь оставалось самое трудное – незамеченным проникнуть в полуподвал, где находилось караульное помещение взвода охраны виллы.
Маленький аппендикс коридора, в конце которого были ступеньки вниз, к запасному выходу, Алексею показался бесконечным – только возле двери он перевел дыхание и оттер дрожащей рукой холодный пот с лица.
Дверь оказалась запертой на висячий замок. Алексей, покрепче упершись ногами в стену, дернул его изо всех сил, и со всего размаху сел на ступеньки – обитая железным листом деревянная дверь на поверку оказалась трухлявой внутри…
Дневальный по взводу охраны, белобрысый короткошеий эсэсовец, что-то мурлыча себе под нос, елозил шваброй по полу. В помещении находились еще два охранника; они сладко посапывали на скамейках, укрывшись шинелями. Алексей стоял за дверью, до судороги сжимая в руке нож, – ждал. Наконец дневальный ополоснул грязную тряпку в ведре, отжал ее и неторопливо направился к выходу.
Удар ножом был страшен по силе и точности – эсэсовец захрипел и, подхваченный Алексеем, осел у порога. Стараясь не смотреть на хлынувшую фонтаном кровь, Алексей заскочил внутрь караульного помещения; три автомата, полсумки с патронами и гранатами висели у входа на деревянных колышках.
Схватить автомат, воткнуть рожок в гнездо и передернуть затвор было делом нескольких секунд. И в этот миг душераздирающий вой сирены наполнил здание. Тревога! Значит, его исчезновение уже обнаружили…
Эсэсовцы подхватились со скамеек, словно ошпаренные; короткой очередью почти в упор он уложил их обратно.
Мгновенно перекинув через плечо все три подсумка, он ринулся в коридор, и побежал в глубь полуподвала к архиву. Уже почти у двери архива он едва не столкнулся с бежавшим навстречу начальником охраны штурмшарфюрером СС Гессельбахом, выскочившим из-за поворота вместе с охранниками. Со злой радостью нажимая на спусковой крючок автомата, Алексей увидел на лицах эсэсовцев смертельный ужас.
Перескочив через тела охранников, Алексей с разбегу ударил ногой в дверь архива, и полоснул очередью вдоль стеллажей, где помертвевший от страха начальник секретной части безуспешно пытался вытащить непослушными руками пистолет из кобуры…
Сухой щелчок затвора среди грохота выстрелов Алексей не услышал. Он еще и еще раз нажимал разогретый металл спускового крючка, и только когда непривычно мертвая тишина воцарилась под низкими коридорными сводами полуподвала, Алексей вдруг понял, что патронов больше нет. Оставался только пистолет начальника архива и граната. Оттащив в сторону тело одного из солдат охраны, пытавшегося выкурить его дымовой шашкой, Алексей закрыл дверь, придвинул к ней тяжеленный письменный стол, и почти без сознания свалился рядом – левое плечо горело огнем, и струйки крови стекали на пол.
Некоторое время он сидел неподвижно, собираясь с силами, затем поднялся и, придерживаясь за стеллажи, пошел вглубь архива, где в металлическом шкафу хранились керосиновые фонари и бидон с керосином. Побросав на пол архивные папки, он сложил их в кучу, и облил горючим. Не торопясь, Алексей зажег спичку и с видом человека, который сделал очень нужное и нелегкое дело, бросил ее вниз. Пламя полыхнуло с гулом, и огненные языки побежали по полу, жадно облизывая нижние полки стеллажей…
Сильный взрыв разнес дверь вдребезги. Взрывная волна опрокинула Алексея навзничь – он нес новую порцию папок в кострище. Эсэсовцы в противогазах, похожие на вурдалаков, хлынули в помещение архива.
Алексей, пытаясь улыбнуться окровавленным ртом, тихо прошептал: « Мама…» – и выдернул чеку гранаты.
С высоты птичьего полета Кенигсберг напоминал развороченное гнездо огромного грифа-стервятника. Мрачные крепостные башни еще плевались огнем и свинцом, еще грозно щетинились бетонные надолбы в ворохе колючей проволоки, но кольцо окружения сжималось все туже и туже. Пышные султаны пыли, поднятые артобстрелом, все чаще и чаще кромсали молнии реактивных минометов, уничтожающих последние опорные пункты врага. После залпов «катюш» казалось, что горели даже камни.
Эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков, прикрытые истребителями, волна за волной накатывались на Кенигсберг и густо кропили его смертоносным дождем авиабомб. Земля пучилась, со стоном бросая в почерневшее от копоти небо каменные глыбы, битый кирпич и искореженную сталь. Почти непроницаемая глазу серая пелена укрыла город. Лишь в коротких перерывах между бомбежками можно было увидеть искалеченную, израненную твердь, – скелеты обглоданных взрывами и пожарами домов, поклеванные воронками мостовые, провалы и ямины на месте блиндажей и дотов.
Гитлеровцы защищались упорно, с яростью обреченных, памятуя приказ фюрера: любой ценой удержать Кенигсберг. Они цеплялись за каждый клочок земли. В крепости свирепствовали фельджандармы и эсэсовцы, расстреливая солдат вермахта за любую провинность, а в особенности за пораженческое настроение.
– Господин штурмбанфюрер! Господин!.. Барс пытался привести в чувство Кукольникова, заваленного обломками стены.
– Где мы? – прошептал Кукольников, когда Барс усадил его на пол разрушенного дома.
– Да в Кенигсберге, чтоб он провалился! – зло выругался Барс.
Наконец Кукольников начал кое-что соображать; устроившись поудобней на каких-то тряпках, он послал Барса разведать обстановку. Грохот артиллерийских залпов, еле слышимая на их фоне трескотня пулеметов, вой пикирующих бомбардировщиков, вызывающий чувство панического ужаса, смолянисто-черные клубы дыма вперемешку с едкой пылью рушившихся укреплений, щелчки случайных осколков и пуль по стенам дома… – одна из главных цитаделей гитлеровцев в Восточной Пруссии доживала свои последние часы.
