- Та-ак. Д-да-а-вай! - Воронин уставился на Захара Ивановича, наваливаясь грудью на тарелки.
- В-вот скажи ты мне, д-дорогой т-товарищ П-Полета-ев. - Гордеев уставился собеседнику в переносицу. - Ты - ком-му-нист?
- Член фракции большевиков, ты же знаешь.
- И-й я - при-и-мыка-ю, - снова тряхнул кудрями Воронин.
- Из-за вас это! - со всей пьяной решительностью громко бухнул Гордеев и зло посмотрел Полетаеву в глаза. - Т-такти-ку меня-ать на- адо. Я... как вы знаете. к партиям не при-над-ле-жу. Внепартийная груп-па. Япошки и атаманы на кого ядом дышут? Пра-а-иль-на! На ко- м-му-нис-тов! Сле-до-о-ва-тель-но, что?.. Надо отдать власть пра- авым! С нацио-наль-ной т-точки зрения, други мои, эт-то - единственный шанс-с-с. К-ком-мунис-ты выез-жают в Совдепию, а п-правые партии дают для рес-пуб-ли-ки п-па-а-у-зу! Для чего нужна п-па-уза?
- Для чего же? - Полетаев уже не улыбался, смотрел на Гордеева пристально и серьезно. Воронин никак не реагировал, склонив голову на грудь.
- Я! - Гордеев большим пальцем ткнул себя в грудь. - Я. Как уважаемый ср-реди ка-за-чества че-ло-век и деп-пу-тат, становлюсь в-во глав-ве в-воен-ной о-ор-га-ни-за-ции Дэ Вэ эР. Об-ез-жаю все! казачьи ста-ни-цы! Делаю пр-ризыв к защ-щите от японс-ко-го в-втор- же-ни-я! Под лоз-зун-гом «За единую Р-россию, с-своб-боду и тр-руд- довой нар-род!»
Лозунг Гордеев буквально проревел.
- И п-пусть С-совдепия т-тоже рас-с-ко-ше-ли-т-ся! Так-то, вот! П- пред-ла-гаю в-вам п-поста-вить эт-тот план на об-суж-д-дение в в- ваших ком-мун-сти-чес-ких с-сфера-ах.
Протрезвев под утро, Захар Иванович отчетливо вспомнил свою пьяную речь. Проклял себя последними словами - надо же было столько лишнего наговорить! Ага, поставять большевички такой план на обсуждение, как же! Его, дурака, в военные правители нацелившегося, в наполеончики, поставят. К стенке!
Хряпнул кружку бражки для поправки головы и кинулся в управу. Пришлось перед Полетаевым рассыпать реверансы, мол, извините, пьяного болтуна, не обращайте внимания на хмельной бред. Ей-богу, помутнение какое-то в голове.
Гордеев вспомнил, как красноречиво и убедительно он излагал диагноз нервного расстройства, а потом выпрашивал лечебный отпуск у председателя горуправы, смотревшего на него с момента появления на работе жестко и подозрительно.
«Хрена ему мои извинения! Сто поводов для ареста языком своим наплел!»
И снова клянчил отпуск по болезни для поездки на курорт Кука, нервишки подлечить. Отпуск ему Полетаев дал. На два месяца! Как раз, гад, решил дождаться: если попрут япошки, значит - точно надо его, Захара, сажать и пытать, как шпиона!
Вот тогда и пришло окончательное решение: уходить! На борьбу! Хотя дрогнуло внутри.
«.Должен откровенно сознаться, что трудно мне было расставаться с семьей, любимым делом, которому я отдавал все свои силы. Когда получил отпуск в Управе, я, отойдя несколько кварталов, стал колебаться, не вернуться ли в Управу и не рассказать ли всё чистосердечно М.И.Полетаеву. Раздумывая так, я поворотил обратно к Управе, но в последний момент меня удержало сознание, что мне-то может быть и облегчиться участь за искреннее сознание, но люди, прибывшие в отряд и принимающие участие в моей работе, понесут тяжкое наказание. И этого мне никто не простит, ни они сами, ни их семьи, ни общество. Никто не поверит, что это чистое душевное движение, а истолковано будет как провокация. Такие соображения заставили меня порвать со всем моим прошлым.»
(Из протокола допроса З.И. Гордеева 18 апреля 1925 года)
26 мая 1922 года Захар Иванович, под видом отъезда на курорт Кука, отбыл в сопровождении Васильева к месту формирования отряда. С женой и сыном попрощались дома. Катя знала, куда он на самом деле направляет стопы, но проводила без слез.
Не ведал Захар тогда, что больше никогда не увидит жену, только будут долетать до него запоздалые немногочисленные весточки. И наполнится глухой тоской и угрюмой решимостью каждый его день и час. А однажды наступит и момент истины, страшной и беспощадной, как путь, на который он ступил в тот майский день.
НА ПЯТЫЕ СУТКИ его пребывания в отряде появился и главный оружейный снабженец - Кондаков. Ишь, заиграло очко у прапорщика, побоялся, что выйдут на него госполитохрановцы по тем пулеметам!.. Что ж, наступило время активизироваться.
Между отрядным становищем и Читой засновали посыльные. Гордеев, во-первых, известил о своем решении младшего брата - Николай находился на военной службе, протекавшей на станции Могойтуй, по южному ходу железной дороги на Маньчжурию.
Младший тут же дезертировал и вскоре объявился в отряде, приведя с собой еще пятерых бойцов.
Во-вторых, требовалось укрепить связь с Шильниковым. Для этого хорошо подошел Фотий Прокопьевич Забелин, начальник снабжения Главного санитарного управления ДВР. Его сын, Кирилл, прибыл в отряд вместе с Кондаковым. Парня тут же за отцом и отправили.
Папаша не раздумывал, приехал в отряд, обговорили детали. Васильев написал записку начальнику организационного Управления штаба НРА бывшему генерал-майору Вихиреву, мол, ознакомь, уважаемый Сан Саныч, господина Забелина со всеми сведениями военного характера для направления их генералу Шильникову.
И третье, что Захар сделал, не откладывая в долгий ящик. Надо было громко заявить о себе, как боевой единице. Заодно и хлопцев пора проверить их в деле.
Задачу отобранной группе поставил самую боевую: пустить под откос в районе станции Хилок дэвээровский бронепоезд. Казачки в темноте опростоволосились: спустили с рельсов плацкартный поезд № 8. Читинские газеты поместили известие о крушении поезда с гневными приписками, в которых клеймили уголовников и белых террористов. Мда-с. Красивого героического акта начинающейся борьбы с коммуняками не получилось.
Хотя кое-что выходило неплохо, еще бы помощнички меньше авантюрного антуражу нагоняли. Вспомнился надежный офицер - поручик Иван Иванович Ткаченков, начальник склада ручного оружия артскладов НРА, который приятельствовал с Кондаковым. Тот ему из отряда записочку написал, мол, помоги с боеприпасами. Ткаченков уболтал надзирателя своего отдела некоего Владимира Ивановича Федотова, старого маразматика, склонного к дурацким играм в приключения.
- Выдам пятнадцать тысяч патронов, - благосклонно согласился Федотов, - но тому, кто ко мне придет со знаком-паролем.
- Каким знаком?! Каким паролем, растуды тебя в коромысло! - завопил обалдевший Ткаченков.
- А - вот, - протянул поручику огрызок карандаша Федотов. - Кто придет ко мне назад с ём, энтим паролем, тому и выдам патроны.
Идиот! А куда деваться? Патроны нужны, как воздух. Голова гудела, как их доставить в отряд, не привлекая постороннего внимания, а тут придурок с карандашом.
Гордеев с удовольствием выругался. То ли дело младший братец - молодец! Ловко придумал!
Ровно в девять часов утра, в форме бойца НРА, Николай Гордеев прибыл с подводой к железнодорожному пакгаузу на Чите-первой, где в это время происходила выгрузка патронов из вагонов для перевозки в артсклад.
Проделав церемонию с карандашом, Гордеев-младший нагрузил на свою телегу ящики, в которых находилось пять с лишним тысяч трехлинейных патронов и десять тысяч японских. И поехал позади воинского обоза в арсенал. По дороге незаметно отделился со своей подводой и. направился в отряд, сопровождаемый издалека страхующим его санитаром мужской психбольницы Безъязыковым (какая точная фамилия для выбранной профессии!)
На Лагерной улице, за Земской больницей, подводу нагнали в «американке» Кирилл Забелин и Петька (втянул-таки братец племяша!), подсадили Безъязыкова, докатили до Сухой Пади, переложили часть патронов на «американку». И несколько часов спустя благополучно оказались в отряде, торжества своего не скрывая. Не то что чертов Вершинин. После той злополучной истории с пулеметами трусости своей так и не пересилил: обнаружил в углу двора сверток с полукруглыми дисками к выброшенным пулеметам: «Ох, проглядел!» Схватил, гад, сверток и на углу Софийской и Хабаровской. выбросил! Удавить бы стервеца, да не хотелось лишнего шума! Чего же он, Захар, хотел-то с такими помощничками.
ДА УЖ. Гордеев снова отхлебнул из фляги, оглянулся на понурых, усталых долгим переходом по монгольским степям, казаков. Невелико войско. Ничего, все позади. Сейчас в баню, а потом за стол. Захар Иванович сглотнул слюну. Последние три недели ни разу и не ели досыта. Кружка крупы или три лепешки в день на человека. За стол, а потом - спать, спать, спать!!!
.Под поселком Смоленским отряд простоял до 20 июня. Через курьера дал о себе знать мясной торговец Степняк. Держал лавку у Нового базара, у него покупали провизию. Сообщил, что привозил на квартиру у Вершинина письмо от Шильникова, но, испугавшись исчезновения его, Гордеева, из Читы, письмо сжег. Предложил и дальше брать продукты для отряда через его лавку, пообещал добыть кое-какое оружие. Даже пулемет пообещал!
