— Примеряете на себя образ отдыхающего льва, — произнес Дэвид вместо приветствия, — для полного прайда не хватает еще и львиц в купальниках.
— Иронизируете, — немного заплетающимся голосом ответил майор. — Относитесь к этому, как к рофеям, которыми не грех и попользоваться, временно, конечно. Я вас заждался. Есть важный разговор. Все переживал, как бы чего по пути не случилось. Хотите коньяку? Французский! Спасибо, Боб, ты можешь идти.
Последние слова были обращены к капралу.
— У меня к вам тоже срочное дело, — отозвался репортер и стремительно сел на стоявший напротив кресла стул. Между ним и майором оказался журнальный столик.
— Раз срочное — то вперед. Вы первый, — Забровски макнул кончик сигары в коньяк, а Дэвид бросил взгляд в сторону — туда, где под колоннами возле барбекю возился солдат. Сок с мясных ломтей с шипением капал на угли.
— Эй ты, как там тебя.
— Рядовой Джонс, майор!
— Точно, Джонс. Ты тоже свободен. А это оставь. Я сам.
Майор поднялся и покачивающейся походкой пошел к дымящейся на треноге решетке.
— Вот полюбуйтесь, чем их сумасшедший диктаторишка забавлялся, — он постучал ребром ладони с сигарой по огромной, размером с человеческий рост медной масляной лампе. — Мои парни считают, что туда прятали какого-нибудь акробата, чтобы вылазил в нужный момент и веселил этого полоумного. Ну как джинн в сказке про Аладдина. Раб лампы. Помните?
Дэвид пропустил болтовню захмелевшего следователя мимо ушей.
— Не помните… А мне в детстве матушка рассказывала, — продолжил Забровски, — я внутрь заглянул, а там масло. Капрал говорит, что арабы верят в гигантов, сотканных из огня и воздуха, которые живут в подобных штуках и охраняют домашний очаг. Как домовые у поляков. Тоже не слыхали?
— Элиз похитили, — прервал репортер болтовню Забровски, — мне подбросили письмо от нее.
Дэвид вынул из нагрудного кармана сложенную вчетверо записку и положил ее на столик.
— Как вы обращаетесь с уликами! Дайте сюда немедленно.
Майор, так и не дойдя до барбекю, бросился назад, оступился и чуть не упал. Аккуратно поставив бокал с коньяком на столик и положив рядом сигару, он двумя пальцами, как мертвую крысу за хвост, взял записку, неуклюже развернул и пробежал глазами.
— Как точно это к вам попало?
— Курьер оставил письмо у портье.
— Когда вы в последний раз видели девушку?
— Утром. Мы расстались возле «Палестины».
Забровски свернул записку и поместил ее в пластиковый пакет, который тут же запечатал.
— Я проверю. Если это не мистификация, и журналистка не объявится в ближайшее время, мы начнем ее поиски.
— Начинать надо немедленно! — Дэвид вскочил со стула, — пока мы будем медлить, с ней может случиться непоправимое.
— Например?
— Не хочу даже думать об этом! Она в опасности.
— Вы в этом уверены?
— Ее нигде нет.
— Репортеры народ непоседливый.
— Мобильный телефон не отвечает. Бросьте, Забровски. Вы же следователь. Какие вам еще нужны доказательства, чтобы начать шевелиться?
— Верно, я следователь и, как у следователя, у меня есть к вам несколько вопросов. Садитесь.
Дэвид раздраженно пнул ногой стул. Он покачнулся, но устоял. Журналист присел. Солнце зашло за горизонт, и стало быстро темнеть.
— Вас видели сегодня в гостинице, где остановилась девушка, — начал Забровски.
— Естественно, я ведь заходил туда.
— Вы были крайне возбуждены, и на вас была рубашка со следами крови.
— Это была не кровь, это был сок, — ответил репортер, и поняв, что такого объяснения явно не достаточно, добавил, — гранатовый.
— Гранатовый? — недоверчиво переспросил следователь.
— Именно так. Если не верите, пошлите кого-нибудь из своих людей. Эта рубашка до сих пор лежит на полу в ванной, если, конечно, женщина, которая убирает номер, не забрала ее и не отдала в стирку.
— В стирку? — вновь повторил его последнее слово Забровски, — ну-ну.
— Да, что «ну-ну», — вспылил Дэвид, — давайте поскорее покончим с этими глупыми расспросами и перейдем к сути дела.
— Не торопитесь. Продолжим в хронологическом порядке, — спокойно произнес майор, — Латиф. По вашим словам, он взорвался после того, как некий человек передал ему пакет. Вы ведь это сами видели?
— Точно так. Только причем это сейчас?
— То есть, вы были рядом?
— Меня отбросило взрывной волной.
— А человек этот сидел в машине?
— Верно, но, майор, мы впустую тратим время. Надо спасать Элиз.
— Мои люди работали на месте и опрашивали очевидцев. Конечно, они отвечали на вопросы крайне неохотно, и тем не менее, никто не видел белого пикапа и седого бородача в нем. А вот молодого журналиста рядом с парнем запомнили многие. И все говорят, что вы подходили к нему буквально за несколько мгновений до того, как эта живая хлопушка ознакомила всю округу со своим богатым внутренним миром.
— Это он проходил мимо, а не я, и меня едва не убило.
— Но все же вы живы. И ни одной царапины. Вы уверены, что не разговаривали с погибшим.
— Абсолютно.
— И ничего не передавали ему?
— К чему вы клоните, Забровски?
Майор пропустил вопрос мимо ушей.
— Теперь о подружке убитого, — продолжил он, — смерть наступила в результате падения с высоты: головой о бетон, шейные позвонки в труху, череп всмятку, на груди — глубокие раны, нанесенные, предположительно, острыми ногтями.
— Бедная девочка, она сама не осознавала, что делает.
— Знаете, дружище, что я вам скажу? Когда с такой силой раздирают плоть, под ногтями всегда остаются следы: кусочки кожного покрова, запекшаяся кровь. Для вас это, возможно, станет сюрпризом, но я выяснил — родственники девушки отказались хоронить ее. Тело до сих пор в морге. Вот, полюбуйтесь, идеальный маникюр, как только что из салона.
Забровски помахал у себя перед носом пачкой фотографий.
— Не называйте меня больше «дружище». Мне это неприятно.
— А мне плевать! — развязно закричал майор. — Я приехал в эту прожаренную солнцем дыру на другом конце света не ублажать чей-то слух.
От барбекю потянуло запахом пригоравшего мяса.
— Не смейте разговаривать со мной в таком тоне, — произнес Дэвид и твердо посмотрел в глаза следователя, — то, что вы пьяны, это не оправдание. Выбирайте выражения.
Забровски отвел взгляд и примирительно махнул рукой.
— Девчонку убили. Она не сама спрыгнула с башни.
— С минарета, — механически поправил майора Дэвид.
— Чего?
— Аниса упала с минарета. Не с башни.
— К черту дефиницию! — опять стал распаляться Забровски, но тут же сам себя одернул, — это уже второе убийство. И снова вы рядом. Совпадение?
Репортер не ответил. Он вспоминал, что произошло тогда у мечети: какое-то движение наверху, хлопанье ткани, порыв горячего ветра, затем полный боли вопль девушки. Могли ли ее столкнуть? Вполне. Двери, ведущей к лестнице, он не видел. Она была с другой стороны минарета. Убийца мог подняться наверх, а когда началась суматоха незаметно ускользнуть. Получается, что Аниса, возможно, и не собиралась умирать, а пришла последний раз проститься с возлюбленным.
— Так как вы считаете? — прервал его размышления военный следователь и плеснул себе еще коньяку.
— Меня видели десятки людей, — пожал плечами Дэвид, — они подтвердят, что я не поднимался наверх.
— Опять не совсем верно. Присутствующие на похоронах видели вас сначала рядом с отцом этого, как его…
— Латифа.
— Да, точно. Затем вы ушли, а после падения этого вашего ангела с небес на землю, первым оказались возле трупа.
— Вероятно, с Анисой расправился тот же человек, который убил Латифа.
— И которого никто кроме вас не видел. Ладно, поехали дальше. Когда достали из воды эту министерскую крысу, вы тоже были рядом.
— Также, как и тысячи других обитателей соседних отелей.
— Но они не сбежались посмотреть на жмурика, который вместо того, чтобы уплыть в море, десантировался на речной бережок.
— В залив.
— Что?
— Тигр впадает в Персидский залив, не в море.
— Умничаете, да?
— Нет. Стараюсь думать, а вы отвлекаете. Факты всплывают сами. Это побочный результат размышлений. Первый был разорван на части. Вторая — с ранами на груди рухнула вниз. Третий был задушен или раздавлен.
— Что за бред? Поясните.
— От чего точно погиб министр? Вы говорили про синяки по всему телу, но не это стало причиной смерти.
— Кости переломаны. Но экспертиза подтвердила, как я и предсказывал, что он умер от удушья. Точнее от невозможности вдохнуть воздух. Воды в легких не было. Мои парни покумекали и пришли к выводу, что его скрутили чем-то вроде толстого каната. Чинуша не мог расправить грудную клетку.
