— Так.
— Почему же тогда Бекорюков-Недокрещенный не приструнил свою подругу?
— А он сам долгое время не знал, кто маньяк. И искал его, как умел, опасаясь перечисленных тобою последствий. Только мой приезд открыл ему глаза.
— Это каким же образом?
— Покушение на Титуса заказала именно Смецкая. Она пожаловалась своему любовнику. Не знаю, на что конкретно. Придумала какую-то сказку. Что Яан оскорбил ее, или что-то в этом роде… Бекорюков распалился и выделил в качестве экзекутора Щукина. Тот заманил Яшу письмом, написанным под его диктовку Ваней Модным, и чуть не убил.
— А для чего на самом деле барышня желала Яшиной смерти?
Все собеседники при этих словах дружно обернулись и посмотрели на сидящего в сторонке Титуса. Но тот смолчал и лишь осторожно пожал плечами: не знаю, мол… Лыков разъяснил:
— Он вел собственное расследование, ходил по городу, выспрашивал. Ничего толком не узнал, но насторожил убийцу. Камердинер Мефодия Александровича дал показания: именно он подслушал один такой разговор Яна в чайной и передал его хозяевам. Так, к слову… Смецкая отреагировала мгновенно и нанесла упреждающий удар. Но это стало началом конца «оборотней».
— Из Петербурга приехал волкодав, — продолжил было Форосков, но коллежский асессор с ним не согласился:
— Волкодав оказался суще-глупый и умом прискорбный. Он долго и успешно гонялся по всему уезду за различной шушерой, которую ему подсовывал исправник. Но именно от меня Бекорюков узнал важнейшую новость: Титус пострадал за то, что разыскивал маньяка. Он обо всем догадался. Полагаю, состоялось бурное объяснение. Смецкая обещала до августа никого больше не душить. И, как мы знаем, не сдержала слова. Видимо, барышня уже не могла отвечать за свои поступки. Бекорюков висел на ниточке: раздосадованный губернатор грозил уволить его без прошения. Это ставило под угрозу весь замысел. Новый исправник начнет рьяно, желая выслужиться. Именно ему поручили бы поиск грабителей казначейства. Кто знает, что он сумел бы там нарыть? Да и удалось бы само ограбление при другом исправнике? В этот момент я своим неуемным рвением очень помог Галактиону Романовичу остаться при должности. «Обнаружил» шайку Челдона… Разумеется, место ее дислокации было давно известно «оборотням». Они же волки, а волки не терпят посторонних на своей территории. Но для каких-то своих нужд Бекорюков их до времени терпел. После моего открытия пришлось гайменников раскассировать. Исправник надеялся, что меня убьют при задержании. Именно для этого они с Готовцевым изменили ранее принятый план и начали вдруг стрелять в бандитов на поражение. Рассчитывали, что те побегут не в лес, а в дом, и там попутно возьмут столичного гостя в ножи. И ведь чуть не удалось! Тогда, кстати, я получил еще одну подсказку и снова ее не понял. Патологическая жестокость офицеров должна была меня насторожить. Хладнокровно застрелить шесть человек… Это же в духе Недокрещенного! А я отнес такую привычку к военому опыту Бекорюкова и Готовцева. Видимо, они успели пролить немало туземной крови в Туркестане, и это вошло у них в обиход.
Моя смерть очень бы устроила всех, потому Недокрещенный так охотно отпускал меня под надзором Иван Иваныча на ловлю дезертиров. Вдруг кто-нибудь да успеет огрызнуться? Но ни Мишкин нож, ни Вовкина пуля цели не достигли, и Недокрещенный смирился с этим. Решил не убивать добровольного помощника, а обвести вокруг пальца. Тем более что я ни о чем не подозревал, и потому был ему не опасен.
Правда, вдвоем с Петром мы разоблачили Ваню Модного. Пришлось срочно убивать парня, а с ним заодно и нотариуса Нищенкова, чтобы свалить всю вину на последнего. Тело нотариуса вчера показал Тамазин…
Переменив тактику, «оборотни» выставили ложного маньяка. Вызов в полицию короля нищих, его догадка — все это был спектакль. Несчастный Вовка очень кстати для них бросился в Ветлугу. Его личность до сих пор не установлена. А бусы задушенной девочки Бекорюков взял у своей любовницы и сам повесил их перед шалашом, пока мы со Щукиным бегали по берегу. Операция удалась: я купился, как последний дурак. Видимо, подсознательно очень хотелось отдохнуть от непрерывного страха за детей…
На минуту за столом повисла пауза.
— И все-таки у них не получилось, — вступился за сыщика барон. — Не так уж ты и плох, каким пытаешься себя выставить. На дурака вся надежда, а дурак-то и поумнел!
— Это заслуга не моя, а Ивана Красноумова. Чиновника Департамента полиции, внедренного в уголовную среду. Таких людей называют «демонами». Иван вызвал подозрение, и «оборотни» убили его. Но последний предсмертный рапорт агента содержал несколько важных подробностей. Тогда они казались мелочами. Однако любой сыщик знает: на мелочах часто и построен розыск. Мне мешало заподозрить Бекорюкова в том числе и то, что у Недокрещенного на щеке значились следы подживших угрей. Лицо же исправника было совершенно чистым. Он подклеивал эти «угри», когда гримировался, и уловка сработала. По счастью, помимо таких примет есть еще малозаметные привычки, особенности поведения человека, которых он сам в себе даже не подозревает. Вроде манеры схлебывать из ложки… И эта мелочь, запротоколированная «демоном», выдала Недокрещенного. Так, спустя месяцы после своей гибели, Иван помог мне разоблачить банду. Вообще, во всем, что произошло, можно при желании разглядеть судьбу. Я попал в неожиданный отпуск за то, что застрелил убийцу Красноумова. И именно здесь, в лесной глуши, мы с вами и добили «оборотней». Однако имело место фантастическое, сказочное везение. Причем многократное.
— Многократное? — удивилась Варенька. — Что ты хочешь сказать!
— Сначала в городе меня спас Панибратов. Этот болезненный человек проявил настоящее мужество — его вполне могли прикончить за содействие мне. По счастью, злодеи спешили. Щукин лишь ударил его и этим ограничился. Опухла вся левая сторона лица, вид ужасный, но кости черепа целы. Когда я вчера рассказал Амилию Петровичу, что самолично пристрелил надзирателя, тот счел себя отомщенным. И вообще он ходит сейчас героем: помог избавить Варнавин от зла…
Затем очень вовремя подвернулся Оденцов. Не знаю, как бы я без него смог выбраться из города. Скорее всего, никак…
На этом везение не закончилось: появились вы с Буффаленком! Еще бы минута-другая, и вы угодили бы на оцепление. Страшно подумать, что бы тогда произошло.
— Мы безусловно прорвались бы к тебе, — убежденно сказал барон. — У меня, знаешь, в кармане мундира лежит такая бумага… Губернаторы честь отдают, не то что исправники.
— Ну, ты меня несколько успокоил. С момента вашего появления в Нефедьевке соотношение сил разом изменилось в нашу пользу. А «оборотни» даже не подозревали об этом. Подумаешь, приехали офицер с подростком! И их прибьем за компанию…
— Ну, и у тебя еще был козырь в рукаве: Петр Зосимович.
Форосков при этих словах довольно крякнул.
— Да, — согласился Лыков, — уголовных он закрыл очень кстати. Видимо, Проживной получил задание убить Петра вместе с Ванькой Перекрестовым возле дома. И потом выдать их за налетчиков, которые передушили обитателей поместья, включая туда женщин и детей. Героическая полиция подоспела, но слишком поздно. Гайменики уничтожены, а вот жертв уже не оживить… И концы в воду. Поэтому солдаты и не вмешались в нашу схватку — им строго-настрого запретили приближаться к поместью, и лишь стоять в оцеплении. Свидетели были Бекорюкову не нужны.
Опять все замолчали, лишь Варенька зябко передернула плечами.
— Но и ваш неожиданный и такой своевременный приезд — не главное мое везение. Даже отбившись от «оборотней», я по-прежнему не знал главного. И впустил маньяка в дом, а сам уехал… Скажи, Федор, давно собирался тебя спросить. Как ты догадался? Ты же увидел Смецкую впервые.
— А вот как увидел, так сразу и догадался. Для меня очевидным стало, что она дурной человек. И ее приезд, истерика с эпилепсией — не более чем спектакль.
— Лишь увидел ее и сразу понял? То, что мы с Варварой Александровной не смогли разглядеть за несколько недель общения?
— У Буффаленка особенный дар, — пояснил барон. — Я сам это заметил, лишь когда начал учить его своему ремеслу. Не знаю, как, но Федор видит людей насквозь. Их истинную личину.
— Но сам я этого «дара» в себе до конца не осознаю, — продолжил Ратманов. — Вернее, сомневаюсь в нем. Тогда, после боя и готовясь к новому бою, вы не поверили бы мне, если бы я вдруг попытался очернить в ваших глазах барышню-калеку. Ведь так?
— Безусловно. И некогда было, и аргументов ты не сумел бы привести. И потом, извини, но для меня ты еще малоопытный подросток.
— Я это тогда отчетливо понял. Что лишь насторожу Смецкую и ее свиту, если буду пытаться вас предупредить. И принял решение перебить их в одиночку. У меня не было другого выхода.
