ни другой, – отвечал Волин. – Я вообще полагаю, что в истории с Капеллони случился какой-то сбой. Ищейке совершенно незачем было убивать будущего депутата. Но и Тоцци убивать его тоже было бессмысленно. Зачем убивать Капеллони, если благодаря Марии Витале они только-только получили его генетический материал? Это могло бы навести полицию на лишние подозрения.
– Да, – кивнула Иришка. – Судя по всему, Тоцци – чрезвычайно опытный мошенник и не работает так топорно. Может быть, с Капеллони на самом деле произошел несчастный случай.
– Однако случай этот поставил под удар все предприятие, – продолжал Волин. – Марией Витале заинтересовалась полиция, и барышня могла привести ее к синьору Тоцци, который после смерти Корзуна оказался единоличным бенефициаром всего бизнеса. Из этого легко сделать вывод, что смерть Витале была организована синьором Тоцци и замаскирована под несчастный случай. Вероятно, он бы благополучно спрятал труп, но тут, как бог из машины [Deus ex machina (древнегреч.) – «Бог из машины». Это выражение использовалось в древнегреческом театре и означало неожиданное решение драматической коллизии], явились мы. Он запаниковал, вылез в окно и сбежал.
Старший следователь помолчал, изучая физиономию Маттео. Тот, казалось, просто уснул под мерное повествование Волина. Старший следователь улыбнулся и продолжил свой рассказ.
Разумеется, ни русская ищейка, ни команда Пеллегрини не могли просто так отпустить Тоцци. Неизвестно, понимал ли тот, что за ним по пятам идет убийца, но он, безусловно, знал, что его преследуют полицейские. И он подался в бега. Конечно, правильнее всего было бы залечь где-нибудь подальше от Рима, но он догадывался, что рано или поздно мы отыщем детей, и он останется ни с чем. И тогда Тоцци инстинктивно бросился к своему главному сокровищу – детям.
Впрочем, тут есть один нюанс. Как уже говорилось, большинство детей были разбросаны по приемным семьям в самых разных странах, и кроме Корзуна об их местонахождении знал только Тоцци. Но здесь, в Италии, все-таки было трое детей, чьим непосредственным опекуном являлся Корзун. Вероятно, они с точки зрения покойного были самыми многообещающими.
– Ты прав, Арресто, прав как никогда! – воскликнул Пеллегрини. – Тоцци решил их увезти и спрятать. Потом он либо сбежал бы за границу, либо пересидел бы тревожное время где-нибудь в укромном месте.
– Очень может быть, – кивнул Волин. – Но имелась одна серьезная проблема: после того, как мы отправились в погоню за Тоцци, он уже не мог пользоваться своей кредиткой, иначе его бы быстро засекли. А чтобы содержать детей, нужны деньги, И нужно в два раза больше денег, чтобы содержать их тайно и, если понадобится, перевозить с места на место. Поэтому Тоцци позвонил одному из своих клиентов и потребовал немедленной выплаты отступных. Точнее сказать, клиент этот был настолько высокопоставленным, что Тоцци позвонил не ему самому, а его представителю, премьер-министру одной европейской страны.
– Черт побери, Арресто, откуда ты все это знаешь? – с подозрением спросил Пеллегрини. – Вот это вот, про отступные, про премьер-министра, про детей за границей – откуда?
– Дедукция, – скромно отвечал Волин. – А также здравый смысл, интуиция – и никакого мошенства.
– Перестань, – сердито сказала Иришка. – Ты именно, что мошенничаешь. Никакая дедукция не может дать таких подробностей.
Старший следователь улыбнулся. Ладно, ладно, дело не в дедукции. Просто он успел перекинуться парой слов с Тоцци.
– Я пообещал запереть его в одной камере с Маттео, – сказал старший следователь. – Это подействовало. Тоцци настолько боится нашего томного друга, что не стал запираться и признался во всем.
– Вы только посмотрите на него! – в восторге закричал комиссарио. – И это нас, итальянцев, зовут жуликами. Русские – вот жулики первостатейные, гениальные, мы рядом с ними – просто дети малые!
Волин скромно поклонился: мерси за комплимент.
– Ладно, – сказала Иришка, – бог с ним со всем. Но зачем же Тоцци убил воспитательницу, синьору Ландольфи? Или это тоже был ищейка?
– Нет, – отвечал Волин. – Это был не ищейка. Это был Тоцци. Правда, как мы и думали, воспитательницу он не убивал. Она не позволила ему увозить детей неизвестно куда посреди ночи. И ему пришлось дать ей тот же нейротоксин, что и детям. Вот только Ландольфи была немолодой уже женщиной с больным сердцем. Сердце не выдержало, и она скончалась.
– А охранник? – спросил Пеллегрини. – Кто и зачем убил охранника?
– Я думала, что его убил ищейка, – сказала Ирина. – Почерк ведь тот же – сломанная рука, внутренности, превращенные в желе.
– Я тоже сначала так подумал, – сказал Волин. – Однако меня смутило, что убийца упустил Тоцци. Это на него совсем не похоже. А еще меня удивило, что рука у Чезаре была сломана не правая, как у прежних жертв, а левая.
– Он, наверное, был левша, – предположил совринтенденте.
Волин покачал головой: мысль хорошая, но охранник не был левшой. Старший следователь кое-что выяснил на его счет. Чезаре был боксером, причем обычным, правшой. Однако отличительная черта боксеров-любителей состоит в том, что они сначала в качестве разведки обычно пускают в ход левую руку, которая выставлена у них впереди. И только затем могут нанести уже более мощный удар правой. Если, конечно, повезет.
– Чезаре явно не повезло, – сказал Пеллегрини.
Старший следователь согласился: не повезло. Удар левой рукой был первым и последним, ее сломали на встречном движении. И ему, Волину, пришла в голову странная мысль. А что, если убийца не нападает первым? Что, если он только отвечает на агрессию?
– Ну, это бред, – сказала Иришка. – Такой убийца трех дней не проживет. Не обязательно же нападать врукопашную, можно просто из пистолета стрельнуть. И тут уж, извините, кто первый начал, тот и в дамках.
Волин опять кивнул. Рассуждение совершенно верное, если иметь в виду наемного киллера, вроде нашего ищейки. Но что, если убивал не киллер?
– Но если это не киллер, тогда зачем он убивал? – искреннее недоумение отразилось на лице Пеллегрини.
– Не зачем, а почему, – отвечал Волин. – У меня родилась весьма оригинальная идея – всякий раз убийца не нападал, а защищался. Именно поэтому всякий раз он ломал атакующую руку и только после этого переходил к нападению. Вообще, это распространенная практика в некоторых боевых искусствах. Боец ждет, пока противник пойдет в атаку и раскроется, и тут же контратакует его, нанося непоправимый ущерб.
– Но что должно твориться в голове такого убийцы? – с недоумением спросила Иришка.
Волина этот вопрос тоже заинтересовал. И он решил поподробнее изучить личность синьора Гуттузо, про которого к тому моменту все как-то уже подзабыли.
Маттео, услышав свою фамилию, встрепенулся и жалобно поглядел на Волина. Тот улыбнулся ему успокаивающе и продолжал.
– Выяснилась очень любопытная вещь. Оказывается, синьор
