– Что вы про это думаете, шериф? – спросила Соренсон.
– Они порезали ему лоб, чтобы ослепить, – ответил Гудмен, стоявший около двери. – Кровь потекла в глаза. Старый трюк во время драк на ножах. Вот почему я решил, что работали профессионалы. Дальше было легко. Они задрали рубашку, воткнули нож под ребра и повернули его. Но не до конца, потому что он умер не сразу.
Соренсон кивнула своим собственным мыслям. Это объясняло огромное количество крови. Сердце жертвы продолжало работать, храбро и бессмысленно.
– Вы его знаете? – спросила она.
– Никогда не видел раньше.
– Зачем они задрали рубашку?
– Потому что они профессионалы. Не хотели, чтобы нож застрял.
– Согласна, – сказала Соренсон. – Думаю, это был длинный нож, так? Чтобы наверняка добраться до грудной клетки.
– Восемь или девять дюймов.
– Свидетель видел нож?
– Он ничего про это не говорил. Но вы можете сами у него спросить. Он сидит в машине моего заместителя. Греется.
– Почему они не воспользовались пистолетом? – спросила Соренсон. – Двадцать второй калибр с глушителем – более типичное оружие для профессионалов.
– В замкнутом пространстве все равно было бы достаточно громко.
– Тут на многие мили вокруг ничего нет.
– Тогда я не знаю почему, – признался Гудмен.
Соренсон взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков общих и крупных планов.
– Вы не возражаете, если я сдвину тело? Хочу проверить, нет ли документов.
– Это ваше расследование, – ответил Гудмен.
– Правда?
– Преступники уже покинули наш штат.
– Да, если они поехали на восток.
– А если на запад, это вопрос времени. Не вызывает сомнений, что им удалось проскочить мимо дорожных постов.
Соренсон промолчала.
– Они пересели в другую машину.
– Или машины, – добавила она. – Они вполне могли разделиться и ехать дальше по отдельности.
Гудмен вспомнил пустые места по обеим сторонам припаркованной «Мазды» и подумал о своей ориентировке: любые двое мужчин в любой машине.
– Я не подумал о такой возможности, – признался он. – Похоже, я тут сильно напортачил.
Соренсон не стала его утешать. Она обошла лужу крови и присела на корточки на самом сухом участке пола, который ей удалось обнаружить. Левой рукой оперлась о него для равновесия, правую положила на труп и принялась его ощупывать. В кармане рубашки она ничего не нашла. В пальто, снаружи и внутри, – тоже. Ее руки в перчатках покраснели от крови. Женщина проверила карманы брюк – ничего.
– Шериф? – позвала она. – Вам придется мне помочь.
Гудмен на цыпочках вошел внутрь, делая большие шаги, как будто он находился на выступе в тысяче футов над землей.
– Зацепитесь пальцем за ремень и переверните его, – велела Соренсон. – Я хочу посмотреть в задних карманах.
Шериф присел на корточки напротив нее, на расстоянии вытянутой руки от тела, и зацепился пальцем за ремень. Затем он отвернулся и дернул тело, которое в результате его маневров оказалось на боку. Снова потекла кровь, но медленно, потому что она уже высыхала и смешивалась с грязью на полу, постепенно превращаясь в красную пасту. Рука Соренсон двигалась быстро, как у карманника, когда она принялась ощупывать карманы жертвы.
Ничего.
– Документов нет, – сказала она. – Таким образом, на данный момент у нас на руках имеется жертва, чьего имени мы не знаем. Жизнь – замечательная штука, верно?
Гудмен убрал руку, и труп снова перекатился на спину.
Джек Ричер не получил юридического образования, но, как все опытные копы, имел некоторое представление о законах – по большей части их практическом применении в реальном мире, – а также о самых разных уловках, чтобы их обойти.
Кроме того, он прекрасно знал области, где закон хранит молчание.
Например, нет такого закона, который требовал бы, чтобы люди, подбирающие на дороге попутчика, говорили ему правду.
На самом деле Ричер не раз убеждался, что они частенько просто не могут удержаться от того, чтобы выдать незнакомому человеку какую-нибудь безобидную выдумку. По его представлениям, это являлось одной из причин, по которым водители останавливались, чтобы кого-нибудь подвезти. Ему приходилось встречаться с мелкими служащими, утверждавшими, что они менеджеры, менеджерами, выдававшими себя за предпринимателей, и бизнесменами, хваставшимися о своих успехах. А еще с рабочими, заявлявшими, будто они владеют компанией, медсестрами, говорившими, что они врачи, и врачами, сообщавшими ему, что они хирурги. Люди любят время от времени расправить крылья и на пару часов перебраться в другой мир, посмотреть, каков он, сыграть новую роль и насладиться ее сиянием.
Никакого вреда в этом Ричер не видел. Часть игры, и не более того.
Но вранье Алана Кинга было иным.
В том, что он говорил, Джек не видел элемента возвеличивания собственной персоны. Он не пытался изобразить себя лучше и значительнее, умнее или сексуальнее. Он выдавал глупую, тривиальную и самую обычную ложь, причем без всякой на то причины.
Например, когда говорил о джинсовых рубашках. Они не имели никакого отношения к корпоративной форме одежды. Рубашки не были новенькими и красивыми, с логотипом компании, вышитым на кармашках, их ни разу не надевали раньше и не стирали. Они представляли собой дешевку, купленную в обычной лавчонке, где они лежали на полке, а потом парни вынули их из пакетов и надели. Ричер знал это совершенно точно, потому что сам носил такие.
И еще: Кинг сказал, что они ехали, не останавливаясь, три часа, но счетчик показывал, что бак заполнен на три четверти. Это означало, что «Шевроле» может продержаться двенадцать часов без заправки. Получается тысяча миль на высокой скорости. А такое невозможно.
Кроме того, вода, которую дал ему Кинг, чтобы он запил таблетку аспирина, была холодной, будто прямо из холодильника. Но за три часа при работающей на полную мощь печке она должна была нагреться.
Ложь.
Более того, Кинг сказал, что его дом находится где-то в Небраске и что население в городке полтора миллиона. А такое невозможно. Полтора миллиона – это почти все население Небраски. В Омахе живет около четырехсот тысяч человек, в Линкольне – двести пятьдесят. В Соединенных Штатах всего девять городов с населением более миллиона, причем в восьми либо намного больше полутора миллионов, либо намного меньше. Только Филадельфия приближается к этим цифрам.
Итак, получается, что эти парни из Филадельфии? Или Кинг имел в виду какую-то столицу? В таком случае Филадельфия – слишком крупный город, но зато все остальные подходят. Возможно, Коламбус, Лас-Вегас, Милуоки, Сан-Антонио, Норфолк-Вирджиния-Бич или Ньюпорт-Ньюс.
Но только не Небраска.
Даже близко не лежало.
И почему Карен Дельфуэнсо ничего не говорит? Она сказала: «У меня есть», когда речь зашла про аспирин, и назвала свое имя – и всё. Ричер мог молчать по несколько часов подряд, но даже он предпринял несколько попыток завести вежливый разговор. Дельфуэнсо производила впечатление женщины, которая готова идти на общение. Но она помалкивала.
Почему?
«Не мое дело», – подумал Джек. Ему требовалось добраться на автобусе до Вирджинии, и он приближался к своей цели на скорости восемьдесят миль в час и более сотни футов в минуту. Ричер откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Джулия Соренсон аккуратно обошла бункер, сняла бахилы и убрала их в пластиковый мешок вместе с перчатками. Они представляли собой улики, и там наверняка имелся биологический материал. Затем она достала телефон и вызвала из офиса ФБР две команды: медэкспертов и специалистов по изучению места преступления.
Ее расследование.
После этого она села в машину заместителя шерифа, где находился свидетель, решив, что нет никаких причин вытаскивать беднягу на холод. Гудмен занял место впереди, а его помощник, сидевший за рулем, повернулся к нему. Иными словами, обычный разговор «двое на двое» людей, разделенных пуленепробиваемой перегородкой.
Свидетелем оказался мужчина около пятидесяти, с пышными бакенбардами, не слишком опрятный, в зимней одежде, какую носят фермеры. Он рассказал, что видел, не слишком внятно, как и ожидала Соренсон. Она была прекрасно знакома с недостатками показаний свидетелей. Проходя подготовку в Куантико[8], Джулия допрашивала доктора, которого подозревали в махинациях с медицинскими страховками. Она ждала своей очереди в заполненной пациентами приемной, когда туда ворвался мужчина с целью получить наркотики. Он принялся стрелять, забежал в кабинет и выскочил наружу. После, разумеется, она узнала, что это был спектакль. Доктор оказался актером, грабитель – тоже, и стрелял он холостыми патронами, а все, кто находился в приемной, – такими же, как и она, учениками. Так вот, они не смогли прийти к единому мнению по поводу того, как выглядел грабитель. Причем вообще. Высокий, коротышка, толстый, худой, черный, белый – на самом деле никто не помнил деталей. С тех пор Соренсон относилась к показаниям свидетелей с определенной толикой скепсиса.
