— Постарайтесь быть кратким.
— А это как разговор пойдет, — пожал крутыми плечами коллежский асессор. — И дверь распахните как следует. Я не кошка, чтобы боком пролезать.
Пан и ухом не повел. Тогда Алексей оттер его плечом, толкнул дверь ногой и вошел к генералу.
Сергей Иванович Толстой оказался моложавым и сухощавым, с залысиной и короткой ухоженной бородой. На обыкновенном мундире было две звезды — Анны и Станислава — и шейный Владимир третьей степени. Обер-полицмейстер сначала слушал доклад сидя, но, когда разглядел ордена, поднялся.
— Георгий, полагаю, за турецкую войну?
— Да, ваше превосходительство.
— А мечи к Анне каким образом получили?
Лыков объяснил.
— Военное министерство отметило полицейского чиновника? Никогда о таком не слышал.
— В приказе было сказано: «В виде совершенного исключения из правил». Случай действительно редкий, соглашусь.
Сыщик держался вежливо, но с тем неброским чувством собственного достоинства, которое многие начальники на Руси не любят.
— Эти мне исключения! — раздраженно сказал генерал. — Все требуют себе невозможного и чтобы против правил!
— Я, ваше превосходительство, ничего себе не требовал, — твердо ответил Лыков. — А лишь исполнял свой долг.
На этих словах обер-полицмейстер сел, но подчиненному стула не предложил.
— Скажите, господин камер-юнкер, для чего вы приехали в Варшаву?
— Я полагал, ваше превосходительство, что министерство сообщило вам о цели моей командировки.
— И все же, для чего?
— Хм… В Петербурге обеспокоены происшествиями с чинами полиции. С начала года убит пристав Емельянов, а подпоручик Яшин пропал без вести. Возможно, и он стал жертвой преступления. Но следствие зашло в тупик.
— Чепуха! Яшин сбежал, спасаясь от кредиторов. Нет трупа — нет и преступления. А следствие ведет следователь, значит, в тупик зашло министерство юстиции, а не мы.
— Да, но розыск в помощь следствию возложен на сыскную полицию. Видимо, к ней есть нарекания. Поэтому прислали сыщика.
— Что конкретно вам поручено?
— Исправлять должность временного помощника начальника сыскного отделения. Срок командировки — шесть месяцев. За это время я должен обнаружить убийцу пристава с передачей дела в суд. А также дать рекомендации по улучшению сыскной службы.
Толстой молча разглядывал Алексея и о чем-то сосредоточенно думал. О чем?
— Разрешите спросить, ваше превосходительство, что вам не нравится в моем поручении?
— Можете сесть.
— Благодарю.
— Мне не нравится, что у вас вся грудь в крестах. Мне в Варшаве нужны дипломаты, а не лихие рубаки! Наши отношения с поляками — тонкая материя. Стороны взаимно не терпят друг друга, подозревают, отказываются сотрудничать. История русского управления Польшей омрачена тремя кровавыми восстаниями и последовавшими за этим репрессиями. Я, как варшавский обер-полицмейстер, считаю своим долгом изменить нездоровую атмосферу взаимных претензий. И добиться сотрудничества с той частью общества, которая не приемлет радикализм. А этому есть противники с обеих сторон! И от них, и от наших, что упиваются прошлым…
Толстой говорил взволнованно и смотрел на Алексея с непонятной надеждой, словно хотел увидеть в нем союзника.
— Вот уже шесть лет, как я на должности, провожу свою политику и кое-чего ею добился. И не потерплю махания саблей ни от кого! Поймите, Лыков: хрупкую перемычку возникшего между мною и варшавянами доверия может разрушить любой резкий эпизод. Совершенный, например, приезжим ретивым сыщиком, не сообразившим местных обстоятельств.
— Я понял ваши опасения. Но хочу напомнить, что командирован сюда, чтобы найти убийц русского офицера. На деюсь, их-то вы не причисляете к здоровой части общества?
— Этих, конечно, нет.
— Вот убийцами я и стану заниматься. Не вторгаясь в прочие сферы сложных русско-польских отношений.
— Но обещайте мне помнить наш разговор и в процессе розыска… как бы это сказать?.. быть осторожным и ответственным.
— Обещаю, ваше превосходительство. Я ведь тоже не сторонник репрессий. Особенно в отношении насильно присоединенных народов. Уж если такое состоялось, нам следует не заставлять, а приучить поляков жить в сообществе с русскими. Чем-то для этой цели и поступившись.
— Вот! — Толстой чуть не вскочил со стула, но передумал. — Вот слова разумного человека, а не политического головореза! Вы… э-э…
— Алексей Николаевич.
— Вы, Алексей Николаевич, приходите ко мне запросто, если возникнет сложная ситуация и потребуется совет опытного руководителя. Я велю сказать секретарю…
— Благодарю, ваше превосходительство.
— Дабы быть понятым до конца, сообщу свою точку зрения на польский вопрос. В сложившихся трудных отношениях виноваты обе стороны. Согласны?
— Согласен.
— Но какая больше?
— Не знаю, ваше превосходительство, — ошарашенно ответил Алексей. — Признаюсь, думал об этом. Еще признаюсь, что в польских стремлениях к свободе много по-человечески симпатичного. Мы, русские, попади на их место, точно так же боролись бы. И… честно говоря, в политике нашего правительства часто присутствует негибкость. Но польские зверства…
— Ни слова более, Алексей Николаевич! — На этот раз Толстой все-таки вскочил, но тут же сел снова. — Ни слова, иначе опять начнется бесконечное сведение счетов. Я, генерал-майор русской армии и варшавский обер-полицмейстер, тоже много думал над этим. И рассудил так: когда обе стороны виноваты, то больше вина того, кто сильнее.
Лыков осекся. Простая и лаконичная формулировка Толстого звучала убедительно. Да и с точки зрения христианской морали генерал прав! Но во-первых, это расходится с правительственным курсом. Находясь на коронной службе, Толстой не имел права изобретать собственную политику. А во-вторых, личный опыт общения с поляками был у Лыкова негативным. «Варшавские» славятся на всю империю мастерством взломов несгораемых шкапов. При аресте они отчаянно отстреливаются, не стесняясь жертвами. Замешаны поляки и в шпионаже — Алексей знал это от друга, барона Таубе. Кроме того, покойный отец много рассказывал о коварстве и жестокости панов во время восстания 1863 года. Как взвесить крайности?
Генерал наклонился вперед и сказал мягко:
— Конечно, не сразу. Это слишком непривычно русскому уху, что мы можем быть виноваты. Подумайте. Мне кажется, что вы человек порядочный. Поверьте мне: можно ладить с поляками и оставаться при этом патриотом!
И встал. Лыков тут же вскочил и вытянулся.
— Ступайте и помните наш разговор. Желаю успехов в службе.
— Благодарю, ваше превосходительство!
— Не забывайте: если появятся вопросы, сомнения — запрос то заходите ко мне.
Глава 3
Первые впечатления
Лыков вернулся к начальнику сыскной полиции под сильным впечатлением. Гриневецкий отложил бумаги.
— Как вам наш генерал?
— Он проповедует… самостоятельные идеи, скажем так. А это большая редкость среди русских администраторов. Особенно полицейских.
— Вы о польско-русских отношениях? Да, у Сергея Ивановича есть своя формула. Он долго шел к ней. В 1863 году прапорщиком Толстой принял участие в подавлении восстания. И стал свидетелем многих несправедливостей со стороны правительства. Уже тогда, видимо, у него появилось чувство личной вины перед поляками. Так? Я обратил внимание: Станислава четвертой степени, полученного за усмирение, генерал никогда не надевает. Став варшавским обер-полицмейстером, он решил что-то изменить. Пусть только на своем участке! Это было трудно, но искренность генерала была замечена польским обществом. Сейчас, могу это подтвердить, Толстой принят варшавянами и пользуется уважением. Не то чтобы там были объятия — поляки обижены и настороженны, — но хотя бы стал возможен диалог.
— Обиды… несправедливости правительства… С той поры прошло четверть века, а ясновельможные и по сей день упиваются обидою. Не пора ли уже делом заняться?
— Польское общество именно так и рассудило, — серьезно пояснил Гриневецкий. — От идеи национального восстания в ближайшее время решено отказаться.
— Вот как? В ближайшее время?
— Да. Сейчас международная обстановка такова, что восстание не получит зарубежной поддержки. Как это было, например, в шестьдесят третьем… Тогда эту поддержку оказывала главным образом Франция. Теперь, после германского унижения, она чрезвычайно заинтересована в союзе с Россией и не станет помогать полякам. Англия двулична и ненадежна. У Австрии с Германией у самих… как это?.. лицо заросло? Так?
— Рыло в пуху.
— Да. Поэтому сегодня о мятеже мечтает лишь горстка студентов, которым не хочется учиться. Серьезные люди все свои силы вкладывают в развитие страны.