Гвин предложил объяснение, которое было ничем не хуже любого другого.
— Или он напился и свалился с утеса, или они сами сбросили его вниз за то, что он угрожал донести об их преступлениях.
У Джона же возникла мысль, что приходской священник поссорился с жителями деревни из-за своей доли в добыче, но, похоже, строить предположения в данном случае было пустой тратой времени. В любом случае он уже не мог отпустить грехи осужденным перед смертью, и аббат Козимо согласился произнести над ними подобающие слова на латыни. Томас, хотя уже давно не носил сутану, с радостью предложил бы свои услуги, и поэтому испытал величайшее разочарование, когда итальянец лишил его возможности поучаствовать даже в таком невеселом деле.
Когда солнце зашло за горизонт, осужденных вывели из сарая. Солдаты явно испытывали некоторое сочувствие к этим бедным людям, пытавшимся сделать свою жизнь не такой тяжелой, грабя проходящие корабли. Однако долг есть долг, и пленников по очереди поднимали на лестницу, приставленную к ветке одного из деревьев, что росли у подножья утеса. На ветке была закреплена веревка с петлей на конце, которую накидывали на шею приговоренного. Аббат бормотал какие-то слова, осеняя несчастного крестом, после чего последнего сталкивали с лестницы.
От петли до земли было примерно два человеческих роста, и некоторые умирали сразу, ломая шейные позвонки, или от резкого прекращения кровотока в артериях, хотя их тела в течение нескольких минут продолжали дергаться и извиваться перед глазами тех, кто дожидался своей очереди. У других синели лица, вылезали языки и глаза, и они в течение долгих минут исполняли некое непристойное подобие танца, пока один из солдат не цеплялся за их ноги, прекращая агонию.
Все время, пока продолжалась эта гротескная церемония, жены и семьи приговоренных к смерти, наблюдая за казнью, рыдали и издавали жалобные вопли. Некоторые из них теряли сознание, а многие осыпали непристойными проклятиями шерифа и его людей. Цепь солдат не давала им приблизиться к дереву. Когда эмоции доходили до края, стражники пускали в ход палки.
Однако казнь продолжалась без проволочек и так же, как и суд, заняла не более получаса. Тела казненных уложили на берегу реки рядом с трупами тех, кто погиб в бою, и семьям позволили забрать своих мужчин для того, чтобы предать их земле.
Де Вулф разыскал шурина, чтобы снова поговорить с ним о тех, кто нашел убежище в церкви. Эксетерцы решили провести ночь в таверне и сейчас подкреплялись все той же рыбой и хлебом, хотя на этот раз трапезу дополнили несколько тощих кур, «добытых» каким-то предприимчивым солдатом.
Тамплиеры и аббат также находились в таверне, и так же, как раньше, косились на коронера с подозрением, хотя Джон знал, что им не могло быть известно о том, что де Бланшфор прячется меньше чем в миле от них.
Де Ревелль снова пустился в рассуждения, высказывая несогласие с тем, что людям, находящимся в церкви, позволили избежать наказания, но Джон предусмотрительно оборвал шерифа, остановив его жестом руки.
— Ричард, говорить об этом бесполезно. Они имеют право покинуть страну, и чем скорее, тем лучше. Я не намерен оставаться в этой Богом забытой деревне дольше, чем понадобится, чтобы отправить их восвояси.
Он рассказал, что поговорил с капитаном «Брендана», который должен был отплыть утром, во время прилива — разумеется, без бочек с вином, которые он собирался забрать в Линмуте. Хотя судно направлялось в Фолмут, капитан согласился за определенную мзду продлить свое путешествие на один день и пересечь море, чтобы высадить изгнанников.
— А откуда деньги за их переправку? — встрепенулся шериф.
— Беглецы говорят, что, если это позволит им спасти свою жизнь, они, с помощью семей, наскребут несколько марок, — солгал де Вулф, который предполагал, что за поездку заплатит де Бланшфор — судя по всему, тамплиер располагал достаточными средствами, чтобы оплачивать свое путешествие.
Шериф быстро потерял интерес к этому делу, хотя аббат, похоже, одобрял эту наиболее христианскую из традиций, а тамплиеры, будучи благочестивыми монахами, согласно закивали головами.
— Как только закончу ужин, я поднимусь в верхнюю деревню и с помощью моего писаря запишу их признания со всеми необходимыми подробностями, — сообщил де Вулф. Он заметил, как Роланд де Вер обменялся взглядами с Годфри Капрой и Брианом де Фалэзом.
— Интересный это процесс — предоставление неприкосновенности преступникам, — как бы между прочим заметил де Вер. — Мы бы хотели поприсутствовать при этом — любопытно, какие действия производит при этом коронер.
Де Вулф чертыхнулся себе под нос. Тамплиеры явно намеревались осложнить его задачу. Еще более трудной ее сделал Козимо, навязав свое общество под тем предлогом, что ему хочется «взглянуть, как воплощается на практике милосердие Святой церкви».
Прежде чем уйти, коронер ухитрился шепнуть пару слов Гвину, приказав ему найти Бернара в лесу за деревней и в полночь привести его в церковь.
С трудом разбирая дорогу в наступивших сумерках, они взяли лошадей под уздцы и начали подниматься в верхнюю деревню. Днем, когда коронер изучал содержимое сарая на берегу, он заметил сверток мешковины и конфисковал его именем короля. Он захватил его с собой и, войдя в церковь, швырнул на ступеньку алтаря. Пятеро беглецов уже успели зажечь огарки алтарных свечей, которые освещали тусклым светом часть помещения. Увидев сверток с мешковиной, они озадаченно уставились на коронера.
— Разорвите ткань на пять частей, потом сделайте в центре дырку для головы и наденьте. Вы сделали кресты, как я вам велел?
Они молча показали связанные между собой ветки, которые наломали во дворе церкви.
Джон потянул Томаса за рукав и, отодвинув подсвечник, подтолкнул его к алтарю.
— Вот тебе письменный стол — даже со свечой.
Похоже, писарю не очень хотелось использовать сей освященный предмет для таких земных целей, но выбора у него не было. Неоднократно преклоняя колена и крестясь, маленький писарь наконец развернул пергамент и приготовил перо.
Де Вулф чувствовал, что тамплиеры и итальянец внимательно наблюдают за происходящим, пристально всматриваясь в лицо каждого из пятерых человек, пытаясь найти знакомые черты. Странная фигура карлика с его удивительными конечностями привлекла особое внимание аббата, который уставился на него, словно завороженный, нервно облизывая губы. Впрочем, что касается Эддиды Короткорукого, то он никак не мог оказаться де Бланшфором, и коронер заметил, как тамплиеры продолжают пристально рассматривать остальных.
— Господа, когда я начну приводить этих людей к присяге и выслушивать их признания, вы, согласно требованиям закона, можете действовать в качестве понятых.
Де Вулф велел беглецам преклонить колена на ступеньке алтаря, и каждый из них по очереди повторил за ним слова клятвы. Каждый назвал свое имя и деревню, затем признался в том, что был пиратом и убийцей, нарушая мир в королевстве.
Когда дело дошло до клятвы, которую должны были дать беглецы, отрекаясь от своей страны и обещая никогда в нее не возвращаться, возникло затруднение. Ее следовало давать на Евангелии, которого не было ни у де Вулфа, ни в церкви, лишенной своего священника. Впрочем, здесь на помощь пришел Козимо, который достал из складок своей широкой сутаны маленький католический требник. Каждый из беглецов должен был, держа его в руках, произнести следующие слова: «Я клянусь на этой святой книге, что покину пределы Англии и никогда в нее не вернусь без дозволения короля. Я поспешу прямым путем в указанный мне порт и не сверну с королевской дороги под страхом ареста или казни. Я не буду останавливаться в одном месте больше чем на одну ночь, и как только прибуду в этот порт, стараясь не задерживаться долее, чем на время до следующего прилива, буду усердно искать подходящий корабль, который сможет перевезти меня через море. Если же я не смогу найти такое судно, то каждый день буду заходить в море по колено, показывая мое желание покинуть страну. И если я не сделаю так, как сказано, то пусть печальна будет моя участь».
После того как все они произнесли эту клятву, Джон предупредил будущих изгнанников о процедуре, которая должна была состояться на следующее утро.
— Вы должны снять с себя всю одежду, которая впоследствии должна быть продана, — импровизировал на ходу коронер, — но поскольку времени мало и вы не успеете изготовить из этой мешковины подобающие одеяния, накиньте ее поверх вашей одежды. Вы будете идти с непокрытой головой, и с вас состригут волосы и бороды. Перед собой вы будете нести кресты и двигаться по дороге, не сворачивая, и вы никогда больше не должны ступать на землю Англии, или будете объявлены вне закона, и тогда каждый, кто способен поднять меч, может отсечь вам голову. Вы поняли то, что я сказал?
