продолжить свой рассказ где-нибудь в другой комнате.
Стелла едва понимала, что говорили муж и мать. Она чувствовала, что патер смотрит на нее. При других обстоятельствах светские приличия и благовоспитанность отца Бенвеля подсказали бы ему, что следует проститься, но теперь он отлично понимал, что чем серьезнее будет неприятность, сделанная Ромейну в его присутствии, тем далее это продвинет его личные выгоды. Поэтому он, стоя в стороне, наблюдал за Стеллой. Несмотря на успокаивающий ответ Винтерфильда на ее письмо, Стелла инстинктивно подозревала и боялась иезуита. Под взглядом его зорких глаз она внутренне содрогнулась, хладнокровие покинуло ее, она с извинением обратилась к человеку, которого ненавидела и боялась.
– Что бы ни сказала вам моя мать, отец Бенвель, это было сказано без моего ведома.
Ромейн попытался говорить, но отец Бенвель предупредил его.
– Дорогая мистрис Ромейн, между нами не было сказано ничего, требующего опровержения с вашей стороны.
– Конечно, ничего! – прибавила мистрис Эйрикорт. – Право, Стелла, я не понимаю тебя. Отчего ты не хочешь повторить отцу Бенвелю то, что сказала мистеру Пенрозу? Ты доверяла мистеру Пенрозу, как другу. Я уверена, что ты так же можешь довериться отцу Бенвелю.
Еще раз Ромейн попытался вставить слово, и еще раз отец Бенвель перебил его.
– Могу я надеяться, – спросил патер с тонкой, немного иронической улыбкой, – что мистрис Ромейн согласна со своей матушкой?
Несмотря на весь свой страх перед ним, Стелла не могла вынести приводивших ее в отчаяние тона и взгляда. Прежде чем она могла сдержать себя, необдуманные слова сорвались у нее с языка:
– Я еще недостаточно знакома с вами, отец Бенвель, чтобы высказать свое мнение.
После этого она взяла мать под руку и вышла с ней из комнаты.
В ту же минуту Ромейн, дрожа от гнева, обратился к патеру. Отец Бенвель, смеясь выходке хозяйки, взял его за руку с намерением успокоить.
– Пожалуйста, не волнуйтесь! – говорил патер.
Но Ромейна невозможно было успокоить. Усилия, которые он так долго прилагал, чтобы сдержать себя, довели его гнев до невиданных размеров.
– Я должен и хочу, наконец, говорить! – воскликнул он. – Отец Бенвель, дамы моего семейства непростительно злоупотребили уважением, на которое могут рассчитывать женщины. Нет слов, чтобы высказать, как мне совестно за случившееся. Я только могу рассчитывать на вашу сдержанность и терпение, прося принять мои извинения и выражение самого искреннего сожаления.
– Ни слова больше, мистер Ромейн! Как милости ко мне, я прошу и умоляю вас не говорить об этом. Сядьте и успокойтесь!
Но Ромейн не поддался дружеским уверениям в прощении.
– Я уже не могу ожидать, что вы снова посетите меня! – воскликнул он.
– Любезный сэр, я приду к вам, я увижусь с вами опять с величайшим удовольствием в тот день, когда вы мне назначите – чем раньше, тем лучше. А теперь посмеемся. Не следовало мне говорить с таким неуважением, но бедная мистрис Эйрикорт была забавнее, чем когда-либо. Я надеюсь увидеть нашего уважаемого архиепископа завтра и, конечно, расскажу ему, как добрая леди почувствовала себя оскорбленной, когда ее дочь-католичка предложила молиться за нее.
Даже в Мольере не найдется ничего более комичного. А описание красного носа, двойного подбородка и всех недостатков этих ужасных папистов! Но, боже мой, вы все еще волнуетесь! Как бы я желал, чтобы вы обладали моим веселым нравом! Когда же мне прийти, чтобы передать вам, как понравился архиепископу рассказ матери о монахине?
Он протянул руку с любезностью, против которой невозможно было устоять. Ромейн взял ее, но все продолжал извиняться.
– Позвольте мне самому иметь честь посетить вас, – сказал он, – после случившегося я не в состоянии открыть вам свою душу настолько, насколько желал бы. Дня через два…
– Лучше всего послезавтра, – гостеприимно предложил отец Бенвель. – Окажите мне большую милость. Прошу вас ко мне в шесть часов на кусочек баранины и стакан замечательно хорошего кларета – подарок одного из верующих. Вы согласны? Отлично. И обещайте мне не думать более об этой домашней комедийке. Обратите свои мысли на что-нибудь другое. Просмотрите «Воспоминания о папах» Виземана. Прощайте, да благословит вас Господь!
Веселость паписта приятно удивила слугу, отворявшего дверь отцу Бенвелю.
– А он славный малый, – объявил он своим товарищам, – дал мне полкроны и ушел, напевая про себя.
VIII. Корреспонденция отца Бенвеля
Секретарю общества Иисуса в Риме.
1
Имею честь уведомить вас, что ваше письмо получено мною.
Вы пишете, что наши преподобные отцы недовольны, не получая более шести недель никакого известия от меня после моего донесения о том, как Ромейн обедал у меня.
Мне это весьма прискорбно, но еще более прискорбно то, что они начали сомневаться в обращении Ромейна. Дайте мне еще неделю срока, и если виды на обращение за это время не улучшатся, то я признаю себя побежденным. А пока я преклоняюсь перед высшей мудростью и не решаюсь прибавить ни слова в свое оправдание.
2
Недельная отсрочка, данная мне, истекла. Я сообщаю об этом со смирением, но мне есть что сказать в свою пользу.
Вчера мистер Луис Ромейн, владелец аббатства Венж, принят в лоно святой католической церкви. Прилагаю подробный отчет о церемонии, помещенный в одной из газет.
Будьте столь добры уведомить меня по телеграфу, желают ли преподобные отцы, чтобы я продолжал начатое дело или нет?
I. Открытие мистрис Эйрикорт
Листья опали в садах Тен-Акр-Лоджа, и буйные ветры уныло возвещали о наступлении зимы.
Непреодолимая скука господствует в доме. Ромейн постоянно уезжает в Лондон, вполне предавшись своим новым религиозным обязанностям под руководством отца Бенвеля. Книг и манускриптов не видно более в кабинете, несносно строгий порядок царствует в заброшенной комнате. Одни бумаги Ромейна сожжены, другие спрятаны в ящики и шкафы, история «О происхождении религии» заняла жалкое место среди других неоконченных литературных работ. Мистрис Эйрикорт, примирившись с зятем, время от времени навещает свою дочь, как бы принося этим жертву. Она беспрестанно зевает, читает бесчисленное множество романов и переписывается со своими друзьями. В длинные скучные вечера эта когда-то веселая женщина открыто сожалеет, что не родилась мужчиной и не обладает присущими мужскому полу наклонностями курить, пить и ругаться. Она представляла жалкое существо, и мало было надежды на улучшение. Стелла была очень благодарна матери, но ничто не могло убедить ее оставить Тен-Акр-Лодж и развлекаться в Лондоне. Мистрис Эйрикорт грустно ответила:
– В моей дочери не осталось ни малейшей податливости.
В одно пасмурное серое утро мать и дочь сидели у камина.
