— Отлично, старшина. Теперь вот что: похоже, тут получилась какая-то путаница с приказами. Впрочем, нас обоих этим не удивишь, верно? Девушку прислали сюда, чтобы она подбила его убежать. Мы знали день, знали время, знали место. И взяли их. Они перевезены в другой район. Кое-кто в Лондоне стал что-то подозревать. Сейчас, если я правильно осведомлен, они где-то на западе Йоркшира. Одному Богу известно, почему наше начальство решило сделать все именно так, но что сделано, то сделано. Отзывайте своих людей, старшина. Мы приняли дежурство. А еще мне приказано забрать картины и отвезти туда же. Надеюсь, вы поможете мне их погрузить? Экипаж ждет у дверей.
— Так точно, сэр! — сказал старшина. Майорам, даже в штатском костюме, следует повиноваться. А рассуждать — это не наше дело.
Джонни Фицджеральд понимал, что все надо провернуть как можно быстрее. Если старшина хоть на мгновение задумается, пиши пропало. Кучер тоже явился помогать им, и через двадцать пять минут все картины Орландо уже были аккуратно сложены в задке кареты. Конечно, их не мешало бы аккуратно упаковать, но на это просто не было времени.
— Гони изо всех сил, — сказал Фицджеральд кучеру. — Надо убираться отсюда.
Когда они мчались к главной дороге — экипаж нещадно трясло на ухабах, — Фицджеральд видел старшину Фицгиббона, который стоял на парадной лестнице и почесывал затылок. Все произошло слишком быстро для него. Когда они проезжали мимо засыпанной снегом церкви, до них донесся слабый крик, почти неслышный за шумом ветра:
— Майор Фицджеральд! Вернитесь на минутку, сэр! Вернитесь!
Пауэрскорт уже подробно побеседовал с Имоджин о ее путешествии в Норфолк. Она рассказала ему о встрече в лондонской гостинице и о том, как ее везли с завязанными глазами сначала на поезде, а потом в экипаже. «Это было что-то вроде награды, понимаете, лорд Пауэрскорт? Я стала премией за хорошее поведение. Орландо не первый месяц просил у них разрешения увидеться со мной или написать мне. Наконец они согласились. Возможно, они думали, что я вдохну в него новые жизненные силы — там, в этой странной галерее, где по потолку бегали крысы. Кажется, я теперь никогда не забуду шороха крысиных лапок по ночам».
Она поведала ему и о казино в Монте-Карло, и о пьянстве Орландо, и о том, что его обещали освободить, когда он отработает свой долг. И о своем несчастливом браке тоже. «Я думаю, лучше всего нам с Орландо уехать и жить за границей, когда все утрясется. Я бы против этого не возражала».
Экономка Пауэрскорта, миссис Уорри, вовсю хлопотала вокруг молодой пары, представленной ей как мистер и миссис Блейн. Она решила, что в первую очередь им нужна старая добрая английская кухня, а не те скудные пайки военного образца, на которых они сидели в Норфолке. После обильной трапезы, состоящей из огромных кусков ростбифа со всеми положенными приправами, лучшего яблочного пирога миссис Уорри и хорошего местного сыра, Пауэрскорт уселся у дивана в гостиной, где отдыхал Орландо. В камине весело пылал огонь. Снаружи, засыпая лужайки Пауэрскортов, опять шел снег. Имоджин села рядом с Пауэрскортом так, чтобы видеть Орландо.
— Мистер Блейн, я хочу расспросить вас о многих вещах. Некоторые из них могут подождать. Позвольте мне в первую очередь сказать вам, что вы оба можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете. Миссис Уорри с большим удовольствием о вас позаботится. Сегодня же меня интересует то, как вы получали инструкции, — механика этого дела, если вы понимаете, что я имею в виду.
Орландо помедлил, прежде чем ответить.
— Инструкции были разные, — начал он, — но все они передавались мне одним и тем же способом. Пессимист — так я прозвал старшину, потому что он постоянно хандрил, — приходил ко мне с письмом в руке. Он никогда мне его не показывал — я не видел ни адреса на конверте, ни штемпеля. Передайте Орландо, читал Пессимист, чтобы он сделал то-то и то-то. Таково наше желание.
— Вы сказали, что инструкции были разные, — мягко напомнил Пауэрскорт. — Не могли бы вы описать их поконкретнее?
— Пожалуйста, — откликнулся Орландо. Он снова помедлил. — В общем, инструкции были трех типов. Иногда мне присылали оригинал, Тициана или Джорджоне, а я должен был его скопировать.
— Вы знаете, что потом происходило с копиями? — спросил Пауэрскорт.
— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Орландо. — Когда я заканчивал работу, обе картины отправлялись туда, откуда привозили первую. Думаю, вероятнее всего такое предположение: оригинал продавали на выставке еще до того, как он поступал ко мне. Затем новому владельцу заявляли, что картину нужно почистить. И подменяли ее на фальшивую.
— А инструкции второго типа? — Пауэрскорт смотрел на руки Орландо. Когда он говорил, они порой шевелились, точно по своей воле создавали какой-то невидимый шедевр.
— Это была самая ловкая выдумка. — Орландо вдруг хохотнул. — Мне присылали фотографию какой-нибудь американской семьи из журнала. Я должен был написать английский портрет, Гейнсборо или Рейнолдса, воспроизведя на нем внешность женщины или детей с этой фотографии.
— Может быть, суть в том, что американец, отец семейства, приезжал в Лондон? И его хотели поразить этим необычайным сходством? В расчете на то, что он как следует раскошелится?
— Мне кажется, вы попали в точку, лорд Пауэрскорт. Американцы часто покупают картины, в которых им видится что-то знакомое — не важно, люди это или места. Такие картины для них и стараются подбирать, а мои работодатели просто сделали еще один шаг в этом направлении.
— А последний тип? — Пауэрскорт понимал, что скоро силы у Орландо кончатся. На его лбу уже появились складки, говорящие об утомлении.
— Просто фальшивки. Утраченные и вновь найденные шедевры. Такое происходит постоянно. В последние дни я работал над пропавшим Джованни Беллини.
— А от тех, кто, по нашим предположениям, находится в Лондоне, поступали какие-нибудь отзывы о вашей работе?
— Да, поступали, — сказал Орландо. — Получив письмо, Пессимист приходил ко мне и зачитывал его. По большей части мной были очень довольны.
— Но никто никогда не приезжал в вашу тюрьму, чтобы повидаться с вами? Если бы вы сегодня встретили человека, который за всем этим стоит, вы бы его не узнали?
— Совершенно верно, — сказал Орландо. Имоджин уже начинала ерзать в своем кресле.
— У меня остался последний вопрос, — сказал Пауэрскорт. — Но прежде чем задать его, я попрошу вас выслушать одну историю.
И он рассказал им об убийстве Кристофера Монтегю и о статье, которую тот писал перед смертью, — статье, разоблачающей подделки с Венецианской выставки в Галерее Декурси и Пайпера. Рассказал он и о последующем убийстве Томаса Дженкинса. И о планах миссис Бакли, которая собиралась сбежать с Кристофером Монтегю в Италию. И о Хорасе Алоизиусе Бакли, арестованном после вечерней службы в Линкольнском соборе. И наконец, о том, что суд над ним состоится в самое ближайшее время.
— Вы не считаете мистера Бакли виновным, не правда ли, лорд Пауэрскорт? — спросила Имоджин.
— Нет, не считаю. Пока я не могу утверждать, что знаю имя убийцы. На суде мы можем сделать только одно: указать, что и у других людей были серьезные причины желать Монтегю смерти. Среди этих других — господа Декурси и Пайпер, которые, возможно, и держали в Норфолке своего собственного изготовителя подделок. Если бы это выплыло наружу, их фирма погибла бы, лишив хозяев средств к существованию. Итак, Орландо, вот мой последний вопрос. — Пауэрскорт знал, как трудно сейчас придется художнику. — Если я не найду настоящего убийцу до начала суда, вы согласитесь дать показания о том, что происходило в Норфолке? Не торопитесь с ответом: сначала позвольте мне объяснить, к чему это приведет. Ваше имя будут мусолить во всех газетах. Журналисты побегут к вам за интервью. Вас будут повсюду хвалить или ругать в течение трех дней, но то, что вы подделывали картины, запомнится навсегда. А это означает, что карьера в мире искусства, по крайней мере в Англии, будет для вас практически закрыта.
Имоджин переместилась к Орландо на диван. Она гладила его по руке.
— Подумайте как следует, — сказал Пауэрскорт. — Можете ответить мне позже, не сегодня.
— Но если я не дам показаний, лорд Пауэрскорт, — сказал Орландо, — тогда этого беднягу могут повесить за то, чего он не совершал?
— Да, — серьезно ответил Пауэрскорт.
— Послушайте, что я скажу, лорд Пауэрскорт. — Орландо сел прямо. Глаза у него горели. — Мы не видели от вас ничего, кроме добра. Не приди вы к нам на помощь, я, возможно, был бы уже мертв. Даже у мошенников есть понятие о чести. Люди подделывали картины с незапамятных времен. Я не смогу спокойно смотреть, как беднягу лишают жизни только потому, что я промолчал. Если вы этого хотите, я с радостью дам показания.
