В руках у Кельца оказался обернутый тканью сверток. Он развернул тряпицу, и на зеленом бархате блеснула золотая дощечка. Она легко умещалась на ладони. Искусно выдавленные, скругленные символы образовывали ровные строки, покрывая почти всю ее поверхность.
— Ты ведь не собираешься оставлять меня в живых? — равнодушно спросил Дэвид. — Поэтому так откровенен.
— Ты сообразителен, — также равнодушно ответил бельгиец, — оставить тебе жизнь — это нерационально. Ты слишком шустрый. Мало ли чем еще сможешь мне помешать. Ну и это не в моих правилах — проявлять милость к тем, кто причинил мне неудобство. Милость — удел слабых. А что касается помощников, то когда у меня будут несметные сокровища Эгиби, найти людей не составит труда. Почти все они — продажные, мелочные особи. Презираю человечество. А ты не переживай, я попрошу Шакала, кто-нибудь из его людей умертвит тебя самым безболезненным образом. Он правду говорил: каффой по горлу — быстрая смерть. Ты даже ничего не почувствуешь.
Произнося все это, Кельц не смотрел на журналиста. Он впился глазами в табличку. Еще через секунду бельгиец стал набрасывать на блокнотной странице в столбик знаки, которые мог бы, наверное, уже идеально начертить и с закрытыми глазами.
— Ринулся вслед он врагам, как орел, напрягшись всем телом, — начал по памяти читать последние слова из «Одиссеи» Дэвид, — Молнией серною с неба тогда громовержец ударил[92].
— Ага. Самое время призвать Зевса на помощь, — в задумчивости пробормотал Кельц, — пусть явится и покарает меня.
Много раз Дэвид видел кадры того, как самонаводящиеся ракеты попадают в цель. Армейские пресс-службы время от времени не без гордости делились ими с его коллегами-телевизионщиками, предварительно стерев все символы и цифры, которые могли бы представлять военную тайну. Записи не блистали разнообразием. На сером экране пилот бомбардировщика долго держит в белёсом прицеле какой-то объект. Самолет плавно перемещается, как бы облетая цель по размашистой спирали. В большинстве случаев можно было разглядеть, как ракета влетает в кадр: бледная вытянутая болванка. Затем следовал взрыв — аккуратное курчавое облако, расширявшееся сначала очень быстро, а затем замедлявшееся. Бывало, что военные делились и кадрами, снятыми камерами, установленными на самих боеголовках. В этих случаях цель приближалась, становясь все крупнее и заметнее, а затем запись просто прерывалась.
В фургоне, когда он так бесцеремонно обкрадывал Левандо, репортер задумался над тем, а видит ли летящую к нему ракету человек, который находится на земле? Вдруг она выглядела, к примеру, как падающая звезда. В голове у журналиста возникла и совсем уже глупая мысль: можно ли успеть загадать, к примеру, желание.
Выяснилось, что нельзя. Взрыв произошел, не сказать даже, что внезапно. Не было ни шума моторов, ни свиста падающей бомбы, как в кадрах кинохроники времен Второй мировой, ни приближающихся огней — вообще ничего. В тысячную долю секунды прилегающая к воротам часть здания перестала существовать. Мириады острых осколков фонтаном взмыли вверх и в стороны. Ложе, на котором сидел Дэвид, подкинуло в воздух и бросило в сторону колоннады. Сверху на него повалились кадки с декоративными растениями и куски штукатурки.
Как ни готовился внутренне репортер к предстоящему ракетному удару, в первые мгновения он лишь беспомощно отплевывался, стараясь избавиться от забившегося в рот, нос, глаза колющегося песка вперемешку со строительной пылью. Разодрав веки, Дэвид увидел то, что осталось от ворот: закрученный в спираль, покореженный дымящийся кусок металла. Он снес часть второго этажа у него над головой и застрял в пошедшей трещинами бетонной стене.
Журналист выбрался из-под завалившего его мусора. По странному стечению обстоятельств электричество погасло не везде. Горела подсветка в бассейне, вода из которого стремительно утекала в воронку. Кельца нигде не было, также как нигде не было и двух вооруженных арабов, что стояли с автоматами на изготовку. Видимо, всех кто находился во дворе в вертикальном положении убило взрывной волной. Уцелеть могли лишь те, кто сидел или лежал. Выглядевший ранее пьяным хозяин дома выжил. В секунду протрезвев, на карачках он резво полз в сторону, где среди груды битой серой крошки блестел золотом край таблички.
Пошатываясь, журналист приблизился к бандиту и с размаху ударил его ногой в бок. Борец за новый миропорядок взвизгнул и повалился на спину. Репортер схватил показавшуюся необычайно тяжелой табличку и побрел в сторону воронки. Со стороны ближайших домов показались десятка полтора мечущихся в темноте фонарей. Люди, которые сюда бежали, наверняка что-то истошно орали, но Дэвид ничего не слышал. Только сейчас он понял, что оглушенный взрывной волной, вообще перестал воспринимать какие-либо звуки.
Сердце билось в бешеном, рваном ритме. Перевести дыхание удалось лишь в пальмовой роще. Он упал на землю и перевернулся на спину. Прислушался к себе. По-прежнему побаливала рана в предплечье. Других травм не было. Драгоценный металл в руках казался горячим. Через пару минут слух стал постепенно возвращаться. Казалось, что где-то далеко в небесах подали питание на некий глобальный усилитель звука и стали медленно, деление за делением увеличивать громкость. Гомон десятков глоток, сначала едва различимый, делался все более явственным. Дэвид посмотрел в сторону здания. По развалинам, как муравьи, ползали боевики. Они не пытались разбирать завалы или делать что-то осмысленное. Они лишь кричали и трясли оружием.
Грибовидное облако черного дыма, поначалу взмывшее вверх, теперь на глазах трансформировалось в бесформенное пятно, которое ветром сносило к реке.
Дэвид засунул табличку за пояс и, пригнувшись, стал пробираться вглубь пальмовой рощи. Когда полуразрушенное поместье окончательно исчезло из виду, он выпрямился во весь рост и ускорил шаг. Делать этого не следовало. Недалеко от противоположной опушки его окрикнули. Повернувшись, репортер увидел щуплого, приземистого бандита с автоматом, направленным в его сторону. Он довольно щерился, уставившись на торчащий из-за пояса журналиста кусок желтого металла. Жадно сглотнув слюну, щербатый юнец жестом приказал Дэвиду опуститься на землю. Пришлось повиноваться.
Внизу, словно лагерь — привал мертвецов,
Стояли шатрами холмы могил,
Где каждый мертвец, как солдат, почил,
Улегшись навеки в глубокий ров.
Генри Лонгфелло, «Скачка Поля Ревира», пер. М. Зенкевича
Земля под коленями была мягкой и мокрой. Щербатый ткнул автоматом в направлении живота и повернул левую руку ладонью вверх. Своих не зовет, — понял Дэвид, — значит, хочет по тихому забрать золотую вещь себе. Как только завладеет ей, выстрелит.
Репортер потянулся за табличкой, медленно достал ее правой рукой и протянул боевику. Тот стал совершать нервные, почти конвульсивные движения четырьмя пальцами: требует бросить в его сторону. Что же делать? Единственный шанс — рвануть к бандиту, а там — будь, что будет. Дэвид напряг все мышцы.
Вдруг за спиной противника мелькнула какая-то цель: две руки, бесформенный булыжник в них, стремительное движение и камень врезался между лопаток щербатого. Послышался жутковатый хруст ломающихся позвонков. Журналист ринулся вперед и попытался выхватить оружие. Раздался грохот. Пули ушли в землю, оба повалились на землю — Дэвид снизу, бандит — на него. Долю секунды репортер пребывал в полном замешательстве, а затем все же сбросил с себя обмякшее тело. Боевик был мертв.
— Бежим, — прокричали сверху голосом Фаруха.
Помощник рывком поднял журналиста на ноги. Дэвид выхватил из рук убитого оружие.
— Ты вернулся?! — на бегу прохрипел репортер.
— Я и не уезжал. Такой взрыв был! Решил глянуть, что к чему. Неужели это ты все устроил.
— Ага.
— А как?
— При помощи твоего мобильника.
— То есть я был прав, когда сказал, что больше мне его не видать.
— Куплю тебе новый.
На опушке сделали короткую остановку.
— Предохранитель, — произнес Фарух, — поставь оружие на предохранитель, иначе точно прострелишь себе или мне что-нибудь жизненно важное.
Журналист понятия не имел, где у автомата Калашникова находится предохранитель. Он нащупал какую-то планку на правой стороне оружия и подвигал ее из одного положения в другое. Улица, которая еще недавно была полна разными праздношатающимися личностями, полностью опустела. Двери кафе были заперты.
Когда двое беглецов бежали по дамбе, в роще позади них началась стрельба.
— Нашли труп, — крикнул Дэвид, — палят в воздух. Скоро они будут здесь.
— Успеем, до машины метров двести. Ближе припарковать не решился, — пояснил помощник.
