— Не думаю, что это разумелось само собой, — отважился произнести Ленуар. — На мой взгляд, столь деликатному делу более пристали тишина и тайна. Зачем напоминать о человеке, который уже умер?
— А что ответил Риву? — спросил д’Арране.
— В сущности, ничего; несмотря на ваше дозволение, он отказался отвечать.
Слишком поздно сообразив, что он допустил бестактность, Николя прикусил губу.
— Так! Все хотят перебежать дорогу.
— Сударь, мне казалось неизбежным… — начал адмирал, с упреком взглянув на Николя.
— Бесполезно, ни слова больше. Мы прекрасно понимаем, что нас хотят запутать. Привыкнув всегда быть правым, Ле Флок ощутил себя непогрешимым и принимает желаемое за действительное. Его воображение несется вперед, а факты отстают.
— Это еще не все, — холодно продолжил Николя. — Риву попадает под подозрение. Он имел возможность подстроить ловушку, дабы Пейли сломал себе шею. Им может руководить ревность.
— Согласен, — произнес Ленуар. — Однако, дорогой Николя, если считать, что он влюблен в Аньес Генге, зачем передавать записку, доказывающую, что англичанин жив, и тем самым питать надежды девушки?
— Ставим вопрос по-иному. Какой ему интерес так поступать? В этом деле каждая составляющая его часть находится не на месте. Поэтому есть и другие подозреваемые. Попробуем проанализировать поведение Армана Депла и, невзирая на объяснения Риву, задуматься о найденных у него дома восковых слепках. Ибо во второе посещение жилища Депла мне удалось обнаружить еще кое-что. Сейчас мы увидим.
Бурдо внес серебряный поднос, на котором лежала пуговица от мундира и маленькие листочки бумаги, пронумерованные и сложенные пополам. Ставя поднос на стол, инспектор загасил факел.
— Какой неуклюжий! — воскликнул Сартин.
Бурдо забрал факел, собрал расставленные по углам свечи и с довольным видом водрузил все на каминную полку. Теперь камин стал единственным источником света.
— Пусть приведут Депла, — приказал Николя.
Инспектор открыл дверь. В полумраке вошел человек в форменном плаще и треуголке.
— Я же говорил, что его ужимки ни к чему не приведут, — фыркнул Сартин. — Надо было тщательнее продумать представление, господин комиссар. Призывают Депла, а появляется Риву. Конечно, когда рассчитываешь на неожиданность, провал неизбежен.
— Вы так думаете, сударь? Как говорит ваш друг, аббат Галиани, человек создан для того, чтобы наслаждаться результатом, а не выискивать его причины.
— Не упоминайте тех, кто уехал из Парижа, когда вы только что прибыли в столицу.
— Я не господин Риву, — произнес вошедший.
— Довольно, — бросил Сартин, — шутка затянулась!
— Он говорит правду, я знаю своих офицеров, это не голос Риву.
— Адмирал прав, — промолвил Николя, — я всего лишь хотел показать вам, как из мрака выплывает истина.
— Снимите ваши сапоги и можете удалиться.
Когда приказ был выполнен, Николя взял один сапог и вытащил из него толстый кожаный подпяточник.
— Вот еще улика, найденная в доме Депла. Как можно увеличить рост? Будучи невысоким, он придумал вот такую штуку и, как мы только что убедились, сумел ввести всех в заблуждение. Обман разрушил только голос. Следовательно, ему ничего не стоило провести тех, кто не был близко знаком ни с ним, ни с лейтенантом. Посмотрите на них, они очень похожи. Тот же цвет глаз, тот же профиль, особенно если надеть соответствующий парик; все сходится, кроме роста. Но зачем, имея в распоряжении гардероб Риву, ему понадобилось увеличивать свой рост? Зачем этот маскарад? Мы снова попадаем в область загадок.
— В чем вы хотите нас убедить? — спросил адмирал.
— Я думаю, что Депла и есть тот самый человек, с помощью которого Франсуа Саул Пейли вступил в отношения с англичанами. Думаю, это он несколько раз появлялся в камере узника Фор-Левека, возможно, даже с согласия Риву; он приносил ему еду и, скорее всего, обработал простыни кислотой, которую легко найти в любой часовой мастерской. Предполагаю, что страстно влюбленный Депла придумал способ избавиться от Риву, подложив под труп форменную пуговицу и таким образом скомпрометировав его. Он хотел устранить второго соперника в борьбе за благосклонность Аньес Генге.
— Какое буйное воображение, — проговорил Сартин. — Я отказываюсь понимать! Только что вы утверждали, что Риву находится под подозрением и все говорит в пользу его виновности. Будьте же последовательны хотя бы в словах!
— Но вы забываете об убийстве Киски.
— О! Зачем нам вообще эта девица?
— Ее нельзя устранить. Девица, погибшая ужасной смертью, является лишней частью головоломки. Дополнительным кусочком вырезанной бумаги.[73] Куда нам поместить его?
— Полагаю, вы нам объясните.
— Несомненно, чтобы вам стало понятно, сударь. Предположим, Киска не имеет никаких отношений с подозреваемыми. Это исходная точка. Поначалу она оказывается причастной к делу исключительно как любовница Лавале. Не зная истинных причин похищения художника, я бросаюсь на поиски сбежавшей Киски. Поверьте, сударь, мне не верится, что ваши люди преследовали ее и убили; значит, надо найти мотив убийства, равно как появления английских гиней как в плаще Риву, так и в плаще, бывшем на Киске в момент ее гибели. И снова прямые факты свидетельствуют против нашего офицера. Я заранее знаю, что вы скажете, но это ни к чему не приведет. Быть может, вы правы с одной точки зрения, но если посмотреть на дело иначе, перспектива изменится.
— Ну, что я говорил! Ле Флок в роли фокусника на ярмарке Сен-Лоран, в окружении праздного любопытного народа. Он ставит на треногу волшебный фонарь, манипулирует линзами, вращает зеркала и, ослепляя нас, зажигает свечи. Была не была, вот вам иллюзия!
— Сударь, — презрев насмешку, продолжил Николя, — с вашего разрешения, мы выслушаем лейтенанта морского флота Эмманюэля де Риву.
Сартин снова помахал рукой, словно отгоняя мух. Бурдо ввел офицера; тот выглядел бледным и удрученным.
— Сударь, — начал Николя, — прошу вас ответить на вопросы, которые я должен вам задать от имени его величества и в присутствии ваших начальников.
Молодой человек безжизненным взглядом посмотрел на комиссара.
— Я не могу ничего сказать.
— Не молчите, Риву, — командным голосом произнес адмирал, — надо говорить, мой мальчик, рассказать все, что вам известно. Маркиз де Ранрей вам не враг. Он всего лишь ищет истину.
— Возможно, вам трудно ее выразить? — ласково подсказал Николя. — Я мало вас знаю, но мне кажется, что я читаю в вашей душе. Вы хотели как можно лучше выполнить задание. Когда я спросил вас о Киске, я почувствовал, что вам пришлось пойти против собственной порядочности. Ваше ледяное презрение, пробудившееся столь стремительно, насторожило меня. Оно не соответствовало вашей натуре. Я долго думал. Дворянин, офицер не может с такой злобой говорить о молодой женщине. Ваше поведение не соответствовало вашему характеру. Стараясь сыграть как можно правдоподобнее, вы не удержались и воскликнули «Бедняжка!» Сколько жалости прозвучало в этом слове! Ваша спальня, сударь, ее строгая и скудная обстановка, навела меня на мысль, что вы не из тех мужчинам, которые легкомысленно относятся к любимым женщинам.
— Что он такое говорит?!
— Да, сударь, в этом государственном деле тесно переплелись любовь и смерть. Слово, вылетевшее среди потока брани, можно объяснить только сильными чувствами. Во время похищения Лавале Киска не вырвалась из рук нападавшего, он сам позволил ей бежать. Она сопротивлялась для виду и укусила его для вящей убедительности. А ведь еще имеется записка, доставленная Риву, чтобы доказать, что Пейли жив! Как, однако, все запутано! Куда мы пришли? Кто кого обманывает? Все смешалось, усложнилось, окуталось мраком. Эмманюэль де Риву, говорите! Я сомневаюсь, что вы знали о письмах Пейли, найденных у вас в шкатулке, но там наверняка лежало нечто, относящееся к Киске. Вы разволновались, когда я открыл шкатулку, и успокоились, когда я сказал вам, что там всего лишь письма. Сударь, я убежден, все было подстроено с целью скомпрометировать вас.
Словно уличенный в обмане подросток, офицер опустил голову. Николя подумал, что Риву не намного старше короля.
— Сударь, — произнес Риву, — прошу меня простить; я думал, что смогу сам распутать это дело. Вы угадали, Киска была моей возлюбленной. Серьезная и непростительная неосторожность с моей стороны. Я осмелился… Уверен, Депла об этом знал.
В каком воображаемом мире жил этот мальчик, задумался Николя. Многие его ровесники и равные ему по званию без малейших угрызений совести проделывали гораздо худшие вещи. Без сомнения, это результат воспитания янсенистов. Скудная обстановка спальни офицера побудила его вынести правильное суждение о его характере.
