— Да, правда, я ездил в Версаль. А сегодня?
— Точно так же, как вчера. Когда ты приехал в Шатле, следом за каретой Лаборда трусил аналогичный экипаж.
— Аналогичный, нет, вы только послушайте: аналогичный! — рассмеявшись, повторил Бурдо. — Сортирнос, друг мой, да ты заделался ученым!
— Не знаю, только вот мой приятель точно мне сказал.
— Он столь же учен, как наш Сортирнос, — произнес Николя. — Тогда чего мы ждем?
— М-м-м…
— Что-то я тебя не пойму.
— Ну, мы решили поймать его в его же собственную ловушку, коли так можно выразиться.
— Ладно, хватит играть в прятки. Все всё знают, а я, слепец, не смог догадаться! То-то мне все время кажется, что какая-то важная подробность от меня ускользает! Как вы обнаружили моего преследователя?
— А что тут сложного? Мы знали, что рано или поздно ты приедешь в Шатле. Надо только подождать. И в самом деле, за тобой ехал фиакр.
— Значит, он все еще ждет меня?
— Ты что, принимаешь нас за тупоголовых полицейских? Посовещавшись, мы направились к этому фиакру, но тот, кто там сидел, видимо, заподозрил в нас дурное и тотчас смотался.
— И вы его потеряли.
— Вовсе нет, — взял слово Рабуин, — мы и убраться-то его заставили только потому, чтобы удобнее было за ним следить. Слежкой занимается команда Сортирноса, и с минуты на минуту к нам явится гонец, дабы доложить о всех его перемещениях.
— Отлично, — кивнул Николя, — вы свободны. Бурдо останется здесь, а мне все же надо побывать в полицейском управлении. Рабуин, для тебя есть задание, Бурдо сообщит тебе подробности.
Выйдя из особняка на улице Нев-Сент-Огюстен, комиссар остановился в нерешительности. Новый начальник полиции, безо всяких знаков отличия и в выцветшем рыжем парике, принял его на ходу, велел продолжать текущие расследования и дать ему отчет через несколько дней. Тем не менее несколько фраз, что произнес он на бегу, прозвучали вполне дружелюбно. Николя понял, что за столь благожелательное обхождение со стороны личности, известной своей крайней неучтивостью, он обязан благодарить герцога де Ла Врийера. Внезапно он понял истинный смысл приглашения Лаборда отвезти его в особняк Сен-Флорантен: министр Королевского дома не хотел, чтобы об этой аудиенции стало известно сьеру Альберу. А он в разъездах потерял драгоценное время. Вернувшись в Шатле, Николя нашел Бурдо в преотвратном настроении. Оказалось, недавно заходил шевалье де Ластир и сообщил, что он нашел Камине.
— И где же он отыскал его тело? — поинтересовался Николя. — Надобно позвать Сансона и Семакгюса.
— Не торопитесь! Никаких покойников, никаких трупов. Если верить вашему другу, молодой человек прятался в одном из подпольных игорных домов на улице Муано, в квартале Сен-Рош…
— Каким образом он его нашел?
— По его словам, посещение этого заведения входило в его задание. Во время игры — а речь идет о партии в пикет — игроки поссорились, и дело дошло до потасовки. У Камине старшие карты были чуть длиннее, и вдобавок он подмигивал партнеру! В общем, подмигивание плута и выдало!
Утешь меня, маркиз, вчера, в пикет играя,
Я сделал в партии отменно глупый ход…[57]
— «Докучные»! Пьер, вы по-прежнему горячий поклонник Мольера?
— Неизменный! Итак, спор, ссора, оскорбления и размахивание ножами. Для успокоения разбушевавшихся игроков хозяин притона вызвал караул, и нашего молодого человека увели в караульню квартала Сен-Рош. Сейчас я иду туда, а вы, я думаю, сидите и ожидаете известий о таинственном фиакре.
Оставшись один, Николя почувствовал, как его одолевает многолетняя усталость. Все вокруг, включая любимый им город, казалось ему мрачным, печальным и грязным. По улицам двигались отвратительные субъекты с гнусными рожами, отмеченными пороками и преступлением. От отвратительного зрелища этого библейского Вавилона к горлу поднялась тошнота. Внезапно появилось искушение все бросить. Он вспомнил, что теперь замок Ранрей, с которым связаны счастливые воспоминания его детства, принадлежит ему, и в ушах его зазвучал рокот свободных океанских волн. В родных краях он сможет обрести мир, далекий от окружающей его суеты. В эту минуту солнечный луч проник в мрачную дежурную часть, озарив ее золотистым светом, и к нему вернулись силы. Так было всегда. Забавная маска на фасаде, лукаво ему подмигнувшая, возвращала городу его прелесть, и он вновь наслаждался его бьющей через край роскошью и размашистой поступью, подминавшей под себя окружающие его предместья и пустоши. Лица друзей всегда возвращали его к реальности, какой бы суровой она ни была. Лицо юного короля, занявшего трон своего деда, память о котором будет жить в его сердце вечно, помогло ему прогнать минутную слабость. Радостная волна уверенности захлестнула его, и он вверил себя судьбе.
Из задумчивости его вывел папаша Мари: он сообщил, что мальчишка-посыльный принес записку от Сортирноса. Фиакр, преследовавший Николя, въехал в ворота дома на улице Вандом, что возле бульваров, рядом со зданием Интендантства, напротив монастыря Дев Господних. Порывшись в ящике, Николя вытащил лист плана Латтре. С интересом обнаружив, что интересующий его дом находится рядом с постройками, что располагались в черте квартала Тампль, он решил немедленно туда отправиться, поручив папаше Мари собирать все новости, которые ему будут доставлять и без промедления отправлять их вслед за ним.
Когда Николя высадился в начале улицы Вандом, колокол часовни монастыря Дев Господних пробил полдень. Заметив слившихся со стеной Рабуина и Сортирноса, он отправил их на поиски караульных. Путь ему преграждало скопление телег, распространявших зловонные ароматы, затопившие всю улицу. Сообразив, о чем идет речь, он подумал, что наконец-то случай пришел ему на помощь: под прикрытием телег с бочками ассенизаторов он незаметно доберется до интересующего его дома. Издалека он узнал вдову Ламарш, главную в корпорации ассенизаторов и мусорщиков; ему довелось познакомиться с ней во время одной неприятной истории, разобраться в которой его попросил Ленуар. Суть заключалась в том, что из отхожего места дома, принадлежавшего кавалерийскому полковнику де Шоньи, исходил зловонный запах, означавший, что владелец неподобающим образом содержит свою собственность, и полиция предписала полковнику привести в приличное состояние отхожее место. Последующая дискуссия между главной ассенизаторшей и старым воякой едва не превратилась в сражение. Вояка, полагая, что небрежение в обустройстве выгребных ям является недостатком всеобщим, не хотел платить за очистку названную корпорацией сумму: он считал ее завышенной и утверждал, что труд поденщиков стоит не в пример дешевле. В самом деле, несчастные поденщики часто соглашались очистить выгребную яму за меньшую стоимость, хотя на этой грязной и мучительной работе им приходилось целыми днями дышать вредными испарениями, от которых многие из них погибали.
Сейчас он мог лично наблюдать, как вдова Ламарш не соблюдает предписания последних эдиктов. Не только содержимое выгребной ямы выливалось в дырявые бочки, разбрызгивавшие по тротуарам свое пахучее содержимое, но и сама работа производилась отнюдь не в предписанные властями ночные часы. Последующее мытье прилегающей территории мадам Ламарш, похоже, также осуществлять не собиралась. Ему, конечно, следовало составить протокол, но у него и без протокола хватало дел. Поэтому он лишь погрозил вдове пальцем, а та, широко улыбнувшись беззубым ртом, в ответ послала ему воздушный поцелуй.
Отыскав нужный ему дом, он толкнул калитку и вошел в сад. Поодаль виднелись еще одни ворота, куда, без сомнения, и въехала карета. Узкая дверь, защищенная портиком, вела в дом. Озираясь по сторонам, он приблизился, повернул ручку и, шагнув вперед, начал искать какой-нибудь предмет, дабы подпереть им дверь. Не заметив трех узких стесанных ступенек, он поскользнулся и полетел на пол; тем временем дверь с сухим стуком захлопнулась. Больно ударившись коленками, он встал, на ощупь отыскал дверь и, попытавшись открыть ее, обнаружил, что изнутри у нее нет ручки. Поняв, что он попал в ловушку, он почувствовал, как у него перехватило дыхание: запертые помещения всегда действовали на него угнетающе. К счастью, он извлек урок из предыдущего опыта, и теперь у него в кармане лежало не только огниво, но и свеча. Пока он пытался высечь искру, ему в затылок хлынула волна света. Обернувшись, он с ужасом увидел, как в освещенном проеме появился темный силуэт монаха в капюшоне; монах направлял на него пистолет. Николя так никогда и не узнал, какой добрый дух напомнил ему слова старинной бретонской сказки, еще в детстве заученной им наизусть:
— На yann ha mont ha darch’haouln un taol bazh houarn gantan diwar e berin, hag e lazhan hep n areas zoken na bramm! («И Жан ударил его железной палкой по голове, и убил его, так что тот даже не успел вскрикнуть!») — изо всех сил прокричал он.
