– Это неправда! Повторяю вам, сударыня, я не видался с Дашей вот уже десять дней. Понимаю, что как человек благородный должен был поставить в известность Пульхерию Андревну о разрыве наших с Дарьей Ивановной отношений, но вы должны понять, что я не сделал этого, уступая просьбам самой Даши, которую искренне люблю, несмотря ни на что!
Катенька окончательно перестала что-либо понимать.
– Владимир Николаевич, тогда объясните мне на милость, что же заставило вас расторгнуть помолвку с Дарьей Ивановной, если вы ее любите? Может быть, я по родственному сумею вам помочь?
Давыдов с интересом взглянул на молодую женщину и решился:
– Видите ли, Катерина Дмитриевна, я действительно очень люблю Дашу и уверен, что она единственная могла бы составить счастье всей моей жизни. Но, как вы сами знаете, характер у Дарьи Ивановны весьма своеобразный. Она подвержена странным необъяснимым порывам, каким-то романтическим устремлениям. И в тоже время чрезвычайно упряма. Бабушка ее, Пульхерия Андреевна, не раз говаривала мне, что весьма рада тому обстоятельству, что жених ее внучки имеет военный чин. Дескать, обычному, штатскому человеку, с Дашенькиным темпераментом не совладать. Я, признаться, только посмеивался на эти замечания, пока лично не убедился в их правдивости. Около двух месяцев назад и заметил у Даши появление сильного интереса ко всякого рода мистике и спиритизму. Сам я, как человек здравомыслящий, всегда чурался подобных глупостей, полагая все это занятием для людей праздных и неумных. Поэтому стал подшучивать над свой невестой, пытаясь свести на нет этот ненужный по моему мнению интерес. Однако Даша сердилась и принималась горячо доказывать мне мою неправоту. Я все же не терял надежды, что это ее увлечение скоро пройдет, но мои надежды были тщетными. С каждым днем Даша отдалялась от меня, а однажды призналась, что состоит в тайном обществе, и стала призывать меня вступить туда следом за ней, если я ее люблю. Я, естественно, не собирался никуда вступать, о чем прямо ей и сказал. Я даже потребовал от нее перестать туда ходить и пригрозил, что все расскажу Пульхерии Андреевне. Лицо Даши странно переменилась, какая-то неясная гримаса не то страха, не то боли перекосила его, она принялась уговаривать меня ничего не рассказывать, чтобы не огорчать бабушку, я обещал, сострадая к ней. Но спросил, отчего она сама, понимая, что расстроит своим поведением единственного близкого ей человека, не бросит этих занятий. Даша принялась говорить что-то сумбурное о невозможности нарушить своего предназначения. Признаться, я тогда ничего не понял, да и не вникал особенно, полагая все ее речи горячечным бредом. Мне показалось, что Даша больна и у нее жар. Я проводил ее домой, уговорившись встретиться на другой день и поговорить спокойно. Но наша встреча не принесла ожидаемых мной результатов. Моя невеста все более отдалялась от меня, погружаясь в какие-то странные дела. Мое сердце разрывалось от боли, я видел, что дорогая мне девушка гибнет, что я теряю ее, но ничего не мог с этим поделать. Она более не доверяла мне и отказывалась сообщить о месте, где собирается ее общество. Далее так продолжаться не могло. И вот десять дней назад я в последний раз поговорил с Дашей, использовав последнее средство убеждения – я пригрозил ей разорвать нашу помолвку, надеясь, что ее чувства ко мне позволят ей опомниться. Как оказалось, я зря на это надеялся. Мои слова не произвели на нее никакого впечатления. Она только сказала, что я волен поступать, как сочту нужным, и лишь попросила меня ничего не сообщать Пульхерии Андреевне. Я дал слово чести, что бабушка ее от меня ничего не узнает.
Офицер умолк, а Катенька сидела, словно громом пораженная. Теперь она вовсе не представляла, где искать Дашу, а уж тем более ожерелье генеральши Арины. Кое-как она взяла себя в руки и снова обратилась к Давыдову:
– Владимир Николаевич, а нет ли у вас соображений, где сейчас может находиться Дарья Ивановна?
– Нет, сударыня. Признаться, я корю себя за то, что слишком жестко обошелся с Дашенькой. Видимо, она действительно попала в какую-то скверную историю, и я должен был не рвать с ней свои отношения, а даже наперекор ее воле попытаться ее спасти. В конце-концов, я должен был рассказать все Пульхерии Андреевне!
– Вы не должны себя корить, Владимир Николаевич, – мягко сказала Катенька. – Но я снова обращаюсь к вам с просьбой. Может быть, вы знаете каких-то других знакомых Дарьи Ивановны, у которых ее можно поискать? Поверьте, я искренне сочувствую ее судьбе и постараюсь помочь всеми средствами, коими располагаю.
– Сожалею, но вряд ли я могу сообщить вам что-то новое. Кроме Арины Семеновны Соловец, чьей компаньонкой была Дашенька, я не знаю других ее знакомых. Да их у нее почти и не было до недавнего времени. А вся новая ее жизнь, как я вам уже рассказал, протекала, к сожалению, в тайне от меня, – поручик горько улыбнулся, но потом вдруг в его глазах зажегся огонек какого-то воспоминания. – Постойте, Катерина Дмитриевна! Я, кажется, вспомнил! Три дня назад я видел Дашеньку в театре Сниткина. Тогда я был не уверен, что это она – слишком быстро она промелькнула за кулисами, но сейчас я совершенно убежден в том, что видел именно ее! Может быть, это вам поможет.
– Спасибо, сударь, – произнесла Катя, вставая. – Мне приятно было с вами познакомиться, несмотря на грустные обстоятельства дела, приведшего меня к вам. Надеюсь, что следующая наша встреча окажется менее печальной. До свидания.
Поручик также попрощался с Катенькой и проводил ее до дверей. Молодая женщина ехала домой и думала, что не таким простым и легким оказалось это дело. Со сколькими уже людьми ей пришлось столкнуться, а до окончания поисков ожерелья теперь, пожалуй, еще дальше, чем в тот момент, когда Катенька впервые узнала о его пропаже.
Домой Катенька добралась, уже выработав план дальнейших действий. Несмотря на трудности, с которыми ей пришлось столкнуться при расследовании этого дела, она не намерена была отступать. Карозин встретил ее, просто излучая всем своим обликом беспокойство. Катенька обняла мужа и вкратце пересказала ему все, что смогла разузнать. Он немного успокоился, раздумчиво помолчал, а затем заговорил:
– Тебе не кажется, Катенька, что пришла пора все-таки признать наше поражение в этом деле и отступить?
– С чего бы это, Никита Сергеевич? Я решительно не могу увидеть никаких на то причин.
– А вот я вижу таковых сразу несколько. Во-первых, как я уже говорил, это дело становится слишком опасным. Все, что ты мне рассказываешь, выглядит крайне подозрительным, и у меня есть все основания не доверять ни одному из встреченных тобой людей. Особенно меня тревожит это самое тайное общество. А во-вторых, я просто уже себе не представляю, как в столь запутанных обстоятельствах можно найти пропавшее ожерелье. Исходя из вышеизложенного я и пришел к выводу, что дальнейшие попытки расследования будут лишь бессмысленной тратой времени. Все, что я могу сделать, это предоставить господину Коробкину найденный нами сведения. Надеюсь, что теперь ты со мной согласна.
Профессор ни минуты не сомневался в том, что его жена как разумная женщина примет во внимание его доводы и наконец-то отступится от безумной идеи дальнейших поисков. Однако он снова просчитался. Единственный эффект, который произвела его речь на Катеньку, состоял в том, что она упрямо нахмурилась и твердо высказалась:
– Ни под каким видом.
– Что? – растерялся Карозин.
– Я сказала «ни под каким видом», – все так же твердо повторила Катенька.
– Но позволь…
– Никита Сергеевич, – вздохнула она. – Если ты дашь мне возможность высказаться, а себе труд внимательно меня выслушать, то поймешь мою правоту.
– Ну хорошо, – сдался профессор. – Я тебя слушаю, только прикажи подать чаю.
Катерина Дмитриевна ласково улыбнулась мужу, пряча за этой улыбкой победное выражение лица. Она знала, что коль скоро муж станет ее слушать, то убедить его ей не составит никакого труда.
Вскорости чай был подан, и супруги уютно устроились в креслах возле камина. Никита Сергеевич обратил на жену вопрошающий взор, а она приступила к изложению своих соображений.
– Перво-наперво, Никита Сергеевич, я должна напомнить тебе, что, отказавшись сейчас продолжить это дело, ты уронишь свою честь. Тем более что ты проглядел тот немаловажный факт, что наше расследование отнюдь не безнадежно. И потом, я решительно не вижу всех тех опасностей, о которых ты любишь говорить. Пока все те люди, с которыми мне довелось столкнуться, производили на меня впечатление вполне порядочных. Разве что с некоторыми странностями, но кто нынче без таковых?
– Позволь, ангел мой, – прервал жену Карозин. – Я что-то пока не вижу, с чего тебе кажется, что это дело не безнадежно?
– Никита Сергеевич! – укоризненно всплеснула руками Катенька. – Ну где твой хваленый логический подход? Это же ясно, как Божий день! Поручик Давыдов видел Дашу в театре Сниткина за кулисами, значит, этот самый Сниткин или кто-то из его труппы может знать ее. Это первое. А второе – это то, что тайное общество, в котором по словам того же самого поручика состояла Даша, дает нам ключ к тому человеку, который и стоит за похищением ожерелья. Мне остается только побывать в театре и расспросить актеров. Сегодня же и поеду. Дорогой я видела афишу, у Сниткина дают какой-то водевиль.
