Как-то утром пелена жара, туманившая сознание сэра Орландо, наконец начала рассеиваться и взгляд его прояснился. Он беспомощно смотрел на Иеремию, но не сразу понял, что это лицо ему незнакомо. Голос его прозвучал резко, но слабо, почти неслышно:
— Кто вы?
Подошел Ален:
— Это доктор Фоконе. Он врач.
В глазах судьи отразился ужас. Он попытался отмахнуться, но ему это не удалось.
— Нет... умоляю, дайте мне спокойно умереть... — выдохнул он.
Иеремия присел на край кровати и доверительно улыбнулся:
— Вы так торопитесь умереть? Вы грешите против Бога, призывая смерть.
— Я знаю, что умру...
— Нет, если я смогу этому помешать! — твердо возразил Иеремия. — Ваше сердце бьется сильно. У вас есть шансы оправиться от тифа. Но вы должны хотеть жить! — мягко прибавил он.
Трелоней удивленно посмотрел на него. Откуда этому человеку было известно, что он потерял всякую надежду уже много дней назад, когда его жизнь стала сплошным страданием? Врач был прав. Он грешил против Бога. Сознание того, что этому незнакомцу была важна его победа над смертью, пробудило в нем остатки воли к жизни.
— Я вижу, вы передумали, — заметил Иеремия. — Я не собираюсь вас мучить. Вам нужен покой и уход. Но вам необходимо делать то, что я скажу.
— Да, — согласился Трелоней со слабой улыбкой.
Ален протянул Иеремии чашку, и тот приподнял судье голову. Трелоней инстинктивно отпрянул. Священник угадал его мысли.
— Не волнуйтесь. Это не рвотное. Всего-навсего молоко. Вам нужно подкрепиться.
Успокоенный сэр Орландо приоткрыл губы, но пил медленно.
— Я знаю, вам больно глотать. Но это нужно выпить! — подбодрял его Иеремия. — А теперь отдохните. Вам понадобятся все ваши силы.
В конце второй недели, на святого Варфоломея, температура наконец спала. Она понизилась очень резко, сопровождаемая сильным потоотделением. Нервное беспокойство больного сменилось глубоким, спокойным сном, пульс замедлился, кожа стала прохладной и мягкой, а сыпь потускнела и пожелтела.
— Кризис миновал, — с удовлетворением отметил Иеремия.
Теперь оставалось только обтирать обливавшегося потом больного, его спину и ноги водой с уксусом, втирать мазь, чтобы не появились пролежни, и укреплять его едой и питьем. Трелоней отощал до костей и походил на призрака. Но Иеремия уверял, что тот быстро поправится, может быть, даже скорее, чем хотел бы. Он предписал ему абсолютный покой, не разрешил вставать даже в туалет, велев пользоваться горшком. Сэр Орландо не возражал, он и без того был слишком слаб, чтобы двигаться.
Долгое время ему хотелось только спать и есть. Иеремия поручил уход за ним камердинеру, но навещал судью каждое утро и сам наблюдал за процессом выздоровления. После целительного сна к Трелонею вернулись и душевные силы, и он с интересом наблюдал за человеком, вернувшим ему волю к жизни.
— Я хочу поблагодарить вас, — сказал он. — Без вас я бы уже умер.
— Не благодарите меня, — серьезно ответил иезуит. — Вся наша жизнь в руке Божьей.
— Скажите, каков ваш гонорар. Я позабочусь, чтобы его незамедлительно вам выплатили.
Иеремия покачал головой:
— Я не могу принять его, сэр. Заплатите мастеру Риджуэю, сколько ему полагается, я только помогал ему советами.
Трелоней в недоумении посмотрел на своего собеседника:
— Может, я и бредил, доктор Фоконе, но я точно помню, что за мной ухаживали вы. Я выжил, потому что поверил вам.
— И все же я не могу принять денег, милорд.
— Но позвольте мне по крайней мере дать вам «ангела».
«Ангелом» назывался золотой, считавшийся минимальным вознаграждением врачам.
— Ваше настойчивое желание вознаградить меня за труды делает вам честь, сэр, но у меня нет лицензии Королевской коллегии врачей на врачебную практику в Лондоне. Мой необычный метод, который я применил, пытаясь вас вылечить, и без того уже вызвал немало толков. Доктор Хьюдж подал в коллегию врачей жалобу на мастера Риджуэя за то, что тот якобы превысил свои полномочия цирюльника.
— Не волнуйтесь, — успокоил его Трелоней. — Я позабочусь о том, чтобы у мастера Риджуэя не было никаких неприятностей. А что касается вас, то для меня не составит труда достать для вас лицензию.
— Не сомневаюсь, милорд. Но я вынужден отклонить ваше великодушное предложение, поскольку уже не практикую. Я лечил вас, поскольку мастер Риджуэй попросил меня о помощи.
Трелоней в раздражении наморщил лоб:
— Ну, как хотите, Не смею настаивать.
Иеремия наклонился над ним и осмотрел раны на голове, которые заживали хорошо.
— Я хотел поговорить с вами еще кое о чем, сэр. Я все время задавал себе вопрос, где вы могли подцепить тиф, который встречается по преимуществу в тюрьмах, на кораблях и в полевых условиях.
— Вы так точно определили именно эту разновидность тифа?
— Характерную сыпь, которая была у вас, и двухнедельный жар я до сих пор наблюдал только при заболеваниях тюремным тифом. Поэтому его еще называют сыпным тифом. Вам приходилось в последние недели бывать в тюрьме, порту или больнице?
— Нет, даже не приближался. Но мне не вполне ясно, к чему вы клоните.
— Вы могли заразиться там, где он бытует. Он распространяется в антисанитарных условиях, когда воздух отравлен и наполнен болезнетворными миазмами. Миазмы вторгаются в организм и превращают соки тела в гной. Так по крайней мере считают последователи Галена.
— Мне кажется, вы сомневаетесь в правильности этого учения.
— Ну, не я один. Парацельс уже давно отверг теорию отравленного воздуха. Лично я принимаю инфекционную теорию Джироламо Фракасторо, согласно которой некоторые болезни от одного человека к другому переносит заразное вещество. Уже Боккаччо в «Декамероне» выразил мнение, что чума передается через прикосновение к предметам, до которых прежде дотрагивался больной, через своего рода клейкий чумный яд, или чумную искру, которую можно назвать густым испарением. Судя ко всему, некоторые предметы особенно легко усваивают чумную искру — это прежде всего меха, одежда из шерсти, льна или конопли. Некоторые утверждают, что яд переносят насекомые — мошки или жучки. Тюремный тиф распространяется так же, как чума. Может быть, вы помните «черные Ассизы» в Оксфорде в 1577 году, когда судьи и присяжные после контакта с заключенными в зале заседаний умерли от тюремного тифа.
— Да, конечно. Сэр Фрэнсис Бэкон тогда тоже говорил, что их заразили заключенные. Но в последнее время у меня не было ни одного процесса, где я мог бы подцепить болезнь.
— Это очень странно, милорд, и очень меня беспокоит, — с тревогой сказал Иеремия. — Подумайте еще раз как следует. Не случалось ли с вами чего-нибудь необычного в последние недели?
Сэр Орландо сосредоточенно подумал и неуверенно посмотрел на врача:
— Единственное, что приходит мне в голову, это глупая история с плащом.
Иеремия заинтересовался:
— Расскажите.
Трелоней поведал ему о своей встрече с ирландцем и невесть откуда взявшимся плащом, кишащим вшами.
— Вот оно! — торжествующе воскликнул Иеремия. — Тюремный тиф всегда возникает в условиях, благоприятных для размножения вшей. Плащ, несомненно, принадлежал больному тифом. К нему пристал яд, заразивший вас. И я думаю, это не случайно.
— Вы хотите сказать, кто-то специально подменил мой плащ? — в ужасе спросил судья.
— Да, сэр. Я думаю, столь изощренным способом вас хотели убить.
Королевская резиденция, дворец Уайтхолл в Вестминстере, находился за излучиной Темзы. Лодка, на которой Ишемия переправился из Блэкфрайарса, причалила, и он сошел на берег. Хорошо зная дорогу, он вошел в массивное здание из красного кирпича, строившееся в течение четырех столетий. Множеством запутанных коридоров оно напоминало кроличью клетку. Здесь располагался двор Карла II. Иеремия влился в пеструю толпу разодетых в шелка и кружева придворных — они ругались, громко радовались, подхалимничали и плели интрига. Но кроме них здесь можно было увидеть и бедных дворян, и чиновников, и торговцев, и гвардейцев в форме, и вездесущих пажей.
На самом берегу Темзы находились кухни и кладовые. Оттуда доносились дразнящие ароматы жаркого, перекрывавшие тошнотворный запах клоак. Узкий проход мимо королевской капеллы и Большого зала вел в просторный двор. Через ворота Гольбейна человек попадал в немыслимый лабиринт коридоров, где находились покои придворных. Но путь к покоям, в которых жила леди Сент-Клер, Иеремии был известен.
Хотя человек в простой черной одежде разительно отличался от разряженных, увешанных лентами дам и кавалеров, на него никто не обращал внимания. Скорее всего его принимали за какого-нибудь важного купца, зашедшего принять заказ у клиента, или чиновника, идущего к канцлеру Кларендону. Дверь в комнаты Аморе Сент-Клер была открыта. Иеремия, не смущаясь, переступил порог и утонул в пестром море расстеленных образцов шелка, камки, парчи и кружев всевозможных цветов. Неудачный момент для незапланированного визита, так как, судя по всему, леди вызвала свою модистку заказать новые платья. Она сидела за туалетным столиком из полированного эбенового дерева и ждала, пока ей закончат прическу.
