– Ничего себе Рождество! – процедил Сысоев, выкарабкиваясь из сугроба, в котором по самые голенища застряли его сапоги.
– Да уж, – поддакнул квартальный надзиратель, пытаясь идти за ним след в след.
У конюшни кучер как-то нерешительно остановился.
– Да поторапливайся же ты! – прикрикнул на него Никита Дмитриевич. – А то нас тут всех заметет!
– Страшно мне, барин, – ответил кучер. – Темное это дело!
Лихое! – добавил он.
– Иди уже! – велел ему управляющий.
Первое, что я увидел, повергло меня поистине в шок. На полу в луже крови лежал конь с отрезанной головой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мне пришлось признать, что мой сон под Рождество оказался в руку. Как там читала Мира?
"На убиенье отправился быстрый конь, – вспомнилось мне, —
… Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, и испросит даров, желанных жертвователю!"
Так что же это за жертвователь? И каких даров он испросил?
Вопросы один за другим рождались у меня в голове.
– Яков Андреевич! Да что же это? – прошептал ошеломленный Кинрю.
– Не знаю, – чистосердечно ответил я. – Какой-то кошмарный сон!
– А Титов-то где? – спросил Лаврентий Филиппович, который, пожалуй, единственный из нас не потерял самообладания. – Я и не такое видел, – заметил он.
– Вон! – кучер ткнул пальцем куда-то вдаль, обошел стороной обезглавленного коня и ушел вглубь конюшни. Мы все последовали за ним. Следующее зрелище, представшее перед нами, тоже было не из приятных.
Бездыханное тело князя Николая Николаевича Титова, служившего в Коллегии Иностранных дел, близкого Его Императорскому Высочеству, дружившего с князем Голицыным и графом Румянцевым, было привязано веревкой к деревянному гнилому столбу. Хозяин имения был раздет почти догола. Горло у него было перерезано, поэтому кругом было много крови. Еще я заметил, что на пальце у него не оказалось чугунного перстня с адамовой головой, с которым Николай Николаевич как масон практически никогда не расставался. Это меня смутило и навело на мысль, что убийство как-то связано с его масонской деятельностью.
– Так-так-так, – пробормотал Лаврентий Филиппович.
– Ужас-то какой! – воскликнул Никита Дмитриевич. – Это что же за изверги-то? А? – он как-то беспомощно взирал по сторонам. Лицо его, красное от мороза, сразу сникло и побледнело.
– Ну, нехристи! – простонал кучер. – И конягу не пожалели! – добавил он.
– Я же говорю, что это – индусы! – настаивал на своем японец.
– По-моему, выводы делать еще рано! – сердито ответил я.
Мне начинало уже казаться, что дело в усадьбе кончится самосудом. К тому же я начинал опасаться за Миру, которую тоже могли счесть причастной к этой истории. И потом мне совсем не верилось, что это дело рук индийского брахмана и его ученика-брахмачарина, который выполнял обязанности слуги. Неужели индусам надо было обязательно пуститься в такую даль, чтобы именно в имении Николая Николаевича Титова совершить свое ритуальное жертвоприношение?!
Однако никто, по-моему, из всей компании так не думал.
Скорее все придерживались мнения моего Кинрю.
Вокруг столба с телом покойного масона видны были следы костра, что тоже наводило на мысли о ведическом действе.
Такие обряды обычно проводились в сумерках, при свете костров на специально приготовленных алтарях. Жертву привязывали к столбу, читали над ней заклинания и зажигали вокруг священный огонь…
Перед столбом лежала статуэтка Индры – верховного индийского божества, который на родине моей Миры считался раджой богов.
– Золото! – воскликнул Медведев и подобрал статуэтку с пола. – Определенно ее оставили здесь индусы! – добавил он.
– Интересно зачем? – усомнился я.
– Ну, Яков Андреевич, – разочарованно протянул Лаврентий Филиппович, – вечно вы со своим скепсисом! Забыли, наверное, – высказал он вслух первое предположение, которое пришло ему в голову. – Торопились!
– Куда? – поинтересовался я.
– Ну… – пожал он плечами, – уйти с места преступления.
Я покачал головой, всем видом показывая, что эта версия меня совершенно не устраивает.
– В деревне недавно быка забили… – промолвил кучер.
– И что же здесь необыкновенного? – перебил его Никита Дмитриевич. Он не мог оторвать взгляд от столба с телом князя Титова.
– Неизвестно кто, – ответил кучер, – а вокруг такие же вот следы, – он указ пальцем на пепелище.
В сердце у меня закралось сомнение: «Неужели и правда?!»
– И это не первый случай, – продолжал рассказывать кучер, озираясь по сторонам.
– В самом деле? – спросил я встревоженно.
– Да, – подтвердил мужик. – У свата моего козла зарезали и выбросили на дорогу, – добавил он.
«Козла ведут впереди его – сородича!» – внезапно вспомнилось мне.
– И все-таки что-то здесь не так! – проговорил я вполголоса.
– Что будем делать с телом? – спросил Сысоев.
– В дом надо отнести, – ответил Лаврентий Филиппович, – не здесь же оставлять, – развел он руками.
– Да уж, – согласился Никита Дмитриевич. – Вы, наверное, идите в дом, – обратился он ко мне, – и предупредите гостей… А мы тут втроем управимся, – Сысоев перевел взгляд на тело хозяина и тяжело вздохнул. – Мерзкое, я должен сказать, это дело, – понуро добавил он.
Я вышел на улицу, мощный порыв ветра со снегом ударил мне в лицо. Матушка-зима разыгралась не на шутку! Мне предстояло очень неприятное дело, я должен был сообщить княгине Ольге Павловне, что она этой ночью сделалась вдовой, да еще при крайне ужасных обстоятельствах.
До центральной усадьбы я добирался около получаса. И за это время смертельно замерз и устал.
В гостиной меня обступили со всех сторон. Лица у гостей и хозяйки были встревоженные.
– Ну что? Как? – слышалось со всех сторон.
– Позвольте принести вам свои соболезнования, – печально обратился я к Ольге Павловне. – Князь…
Не успел я произнести эту фразу до конца, как княгиня упала в обморок. К ней сразу бросились англичанка и Грушенька.
– Что случилось? – спросила Мира, не отводя от меня взволнованных черных глаз.
– Николай Николаевич убит! – ответил я.
– Как это произошло? – с дрожью в голосе спросила Мира. Ее черные глаза превратились в два огромных, пугающих омута; волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. Она шагнула мне навстречу, не скрывая терзающего ее волнения.
– Как? Почему? – на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины.
Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.
– Ничего себе Рождество! – воскликнул поляк Гродецкий.
Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.
– Это очень неприятная история, – пришлось мне ответить.
– Похоже на какое-то жертвоприношение… – нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.
– Жертвоприношение?! – княгиня наконец отошла от обморока.
– О чем вы говорите, Яков Андреевич? – восклицала она. – Я брежу? – Ольга Павловна часто-часто заморгала своими заплаканными глазами. – Я не верю своим ушам! – запричитала она. – Я же говорила Николаю Николаевичу, – как только княгиня Титова произнесла имя мужа, то сразу же вновь залилась слезами, – чтобы он не приглашал этих варваров в дом! – Ольга Павловна указала своим пухлым пальцем на Мадхаву с Агастьей, которые съежились под ее обличающим взглядом.
Взоры гостей сразу обратились в их сторону.
– Надо вызвать полицию! – передернул плечами Гродецкий.
– Что же будет с детьми? – ужаснулась мисс Браун. – Здесь опасно оставаться! – простонала она.
– Но мы здесь ни при чем! – ткнул себя в грудь Мадхава. – Почему вы так на нас смотрите?
– Убийцы! – воскликнула Ольга Павловна.
– Господа, – обратился я к присутствующим, – я попросил бы вас сохранять спокойствие! – обратился я ко всем присутствующим.
– А кто вас на это уполномочил? – усмехнулся Гродецкий.
– Но, господа, – я развел руками. – Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?
– Но если эти варвары причастны к убийству… – угрожающе проговорил Иван Парфенович.
– Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, – ответил я.
– А я думаю, – высокомерно вмешался Гродецкий, – нам следует вызвать полицию!
– Вполне с вами согласен, – ответил я. – Как только метель утихнет…
Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.
– I am so afraiding! – всхлипывая, сказала англичанка.
