— А ты, выходит, всё до крошки съел? — Обратился наиб к привратнику.
Тот только развёл руками:
— Вкусно, уж больно. Не стал ждать захода солнца.
— Обычно ждёшь?
Вмешался ключник:
— Мы едим в пост в обед, хозяйка не возбраняла. А вот ужинаем уже после захода солнца.
— Когда тебя госпожа угостила?
— Когда сказочница уходила. Госпожа крикнула, чтобы я ей калитку открыл и угощение у неё взял. Ну, я так и сделал.
Вернулась служанка. В руках у неё был небольшой берестяной туесок с крышкой.
— Убрала вчера. От мух там, муравьёв. Мёд всё-таки.
Кусок остался довольно приличной величины. Злат обратился к повару:
— Посмотри, внимательно, уважаемый, никто ничего не добавил к твоему рецепту.
— Не пробуя могу сказать — напитан какой-то жидкостью, — Понюхал, отщипнул кусочек, пожевал, — Вином отдаёт. Гвоздику добавили, я не клал. И горечь какая-то. Явно гвоздику положили, чтобы горечь заглушить.
— Опиум, скорее всего. Вот и секрет крепкого сна. Так что хозяину, как вернётся можете сказать, что привратник со служанкой не виноваты. Знаешь, где твой сказочник живёт со своей воспитанницей?
— Ну, что, брат Илгизар, — усмехнулся Злат, когда они со своим спутником отъехали от сокольничьего двора, — отдохнул чуток?
Солнце уже клонилось к закату, дневной зной спадал, только со стороны песков тянуло пустыней и степными травами. Ехали не спеша, не понукая старых лошадок.
Илгизар кивнул:
— Я когда вы за дастархан уселись уже проснулся, только выходить не стал. Просто лежал.
— Значит слыхал разговор? С этим делом покончено. Если до завтрашнего утра эмирскую дочку не схватят где-нибудь на заставе или на пристанях, утром поедем за этой сказочницей. Уж она то нас приведёт к упорхнувшей птичке.
— А чего сразу сейчас не съездить?
— Вечер уже. Для сказочницы самая хлебная пора. Уже, наверное сидит где в гостях. Да ещё пост сейчас, многие после заката разговляются. Так что домой придёт заполночь. А утром будет отсыпаться. Да, нам с тобой убитым франком нужно заняться. Целый день на жаре во дворе лежит. И водовозы задержанные нас ждут. Поди уже и старшина их прибежал, нас дожидается.
— Старшина?
— А как же. Сарай город большой, здесь в одиночку туго, особенно приезжему. Эти водовозы по большей части кто? Молодые парни, кто из степи, кто с гор. В родных аулах им места не хватает, вот и подаются искать лучшей доли в город. Только здесь ведь тоже никто никого не ждёт. Торговать — деньги нужны и сноровка, опять в торговле неучёному человеку делать нечего, нужно и счёт знать и писать уметь. Ремеслу тоже учиться надо. Слуги по домам больше из невольников. Воду возить — самое лучшее дело. Лошадёнка нужна из тех, что в поле скакать не годится, да телега с кувшинами. Для хозяйственной нужды в Сарае воду берут из прудов и арыков — хан повелел в каждом квартале вырыть. А для питья и еды с реки возят. Дело такое — без воды никуда, нужна постоянно. У каждого домохозяина договор с водовозами. Вот и сбиваются парни в артели, покупают в складчину лошадей, телеги, кувшины, содержат конюшни. Всё больше земляки, а то и родня. Живут часто тоже вместе, народ холостой, молодой. А деньгами, делами и разговорами с начальством ведает староста. Эти вроде по виду кипчаки и взяли их у Чёрной улицы. Наверное Бурангуловские.
— А почему улица Чёрная?
— Да кто её знает. Так уж повелось. Может потому, что с северной стороны. У монголов заведено, что северное — чёрное, южное — красное. А может ещё почему. Там вроде как раньше ламы жили, чёрной веры. Звездочёты, колдуны разные. Когда после смерти Тохты была смута, многих побили.
Хорошо было ехать вот так не спеша по вечереющей улице под неторопливую беседу. Встречные прохожие тоже никуда не торопились. Кто возвращался с базара после трудового дня, кто от пристаней. У многих на плечах были корзинки с провизией. Впереди тёплый летний вечер во дворе за накрытым дастарханом, отдых и тихие домашние радости. Правоверные готовились к ифтару — вечернему ужину после дневного воздержания.
Илгизар потрогал холщовый мешок, полученный от повара. Там помимо туеска с остатками подозрительного бабы, были заботливо сложены на помин души хозяйки лепёшки, горшочек с сикбаджем и изрядная порция халвы. Юноша вздохнул и сглотнул слюну. Особенно хотелось пить, а наиб, словно нарочно продолжал про воду и водовозов.
— В нашем деле водовозы первые помощники. Они ведь по всему городу ездят, в каждом дворе бывают. На них и внимания никто не обращает — привыкли. А они ведь многое видят, многое примечают. Думаю и сейчас они нам помогут.
Наиб оказался прав. Застеленную дешёвым войлочным ковром повозку старосты водовозов они увидели едва въехали на площадь. Видно было, что её хозяин, отогнанный стражей подальше от дворцовых ворот, томится здесь уже давно. Его вид буквально источал почтение и просьбу. Злат даже не притормозил коня, отвечая на приветствие старшего водовоза, только сделал ему рукой знак следовать за ним. Тот с готовностью засеменил возле стремени.
— Какое ужасное недоразумение! Мне сегодня утром, как только доложили, что шестерых наших схватили на улице ночью с мёртвым телом, так я сразу прибежал. Только меня к ним не пустили, даже сам не знаю, что подумать. Ребята все, как один хорошие смирные. У них даже ножей с собой не было. Из мечети шли с ночной молитвы.
— Как из кувшина разило от твоих ребят, Бурангул, — усмехнулся Злат, — Я аж пожалел, что лепёшку с собой не прихватил, закусить.
— Ай-яй-яй, — осуждающе поцокал Бурангул.
— Я не мухтасиб, по мне пусть хоть совсем упьются. Но, вот про то, что из мечети шли — лучше всё-таки помалкивать. Мне интересно, где они взяли убитого франка? Тут уж я на тебя надеюсь.
— Душу вытрясу! — выпучил глаза старшина.
Въехали во двор. разомлевшие за целый день сидения на жаре водовозы радостно вскочили при виде своего начальника, но он так сверкнул на них взглядом, что парни сразу смущённо потупились.
— Ну, Бурангул, что ты мне можешь рассказать про эту телегу? Да и вы, юноши, не смущайтесь, подойдите, помогите своему старшине.
Обрадованные приветливым тоном водовозы столпились вокруг. Один даже полез под телегу. Двое между тем вытаскивали кувшины.
— Ничего! — разочарованно подвёл итог Бурангул, — Кувшины без клейм, даже конь без тамги. Одно можно точно сказать — телега не украдена у водовозов. У нас никто неклеймёного коня запрягать не будет.
Наиб покосился на накрытое рогожей тело под стеной. Тени уже доходили до середины двора, солнце садилось.
— Нужно будет его в монастырь отвезти. Потом ещё успеем место осмотреть. Давайте ребята, грузите. На месте всё и расскажете, и покажете разом.
Он махнул рукой конюху, чтобы забрал лошадей.
— Ты же нас, Бурангул, довезёшь?
Пока добрались до места уже начало смеркаться. Хоть и не задерживались в миссии у франков. Молчаливый привратник только отворил дверь, указав, куда положить тело и кивнул, давая понять, что разговор окончен. Видно было, что присутствию иноверцев он не рад. Скорее всего, он и так всё уже знал. Франков, как называли в Сарае всех генуэзцев, венецианцев, каталонцев и других с ними схожих, было здесь раз, два и обчёлся.
Немного поколебавшись, Злат забрал дорогой плащ. Вещь приметная, дорогая.
По дороге Бурангул продолжал рассуждать о телеге:
— Лошадь, скорее всего, от конеторговцев. Не клеймённая ещё, да и молодая, хорошая. Про кувшины нужно гончаров поспрашивать. Это для нас все горшки на одно лицо, а мастер может много чего приметить. Я вот точно могу сказать, что эта телега с пристаней, от ломовых возчиков. Старая уже. Ей, видно уже редко пользовались, потому что большой груз уже не положишь. Пустые кувшины можно, для отвода глаз.
— Да, телегу явно для того и взяли, чтобы тело отвезти. Очень удобно прикинуться водовозами — они везде ездят, часто допоздна. Тем более, что сейчас у мусульман пост. Бывает просят воды и вечером подвезти.
На месте, где стража задержала водовозов ничего интересного не нашлось. Повозка ехала со стороны центра, явно к повороту на спуск к воде. В этой стороне Сарая хороших проездов к пристаням не было. Базаров нет, чего ездить. Самый край города. Пристани внизу больше рыбацкие.
— Понятно, почему раньше не свернули, — пояснил Бурангул. Там нужно было мимо нашего двора ехать. На воротах сторож. Сразу бы заподозрил, что это за чужие водовозы в наших краях.
— Здесь чужих нет?
Старшина покачал головой:
— Только наши. Здесь и народа мало живёт и всё особняком. А у нас здесь и конюшня и мостки. Чуть дальше — дом для собраний. Оттуда и шли наши ребята к конюшне.
— Так бы сразу и говорили. А то — мечеть!
— Мечеть тоже там. Маленькая. Рядом с домом собраний. Сейчас как раз ужин готов. Милости просим разделить нашу скромную трапезу.
