«Общество „Сентябрь“»? В его время в Оксфорде не было клуба с таким названием. Непонятнее всего то, что не имеющие ничего общего предметы сгрудились на одном пятачке, тогда как на всем ковре — ни соринки. Чарлз выпрямился. Что особенного в этом месте? Свет из окна сюда почти не падает, тепло от камина не доходит, и от письменного стола не дотянуться, когда просматриваешь почту. (Кстати, на самом письменном столе, напротив книжного шкафа, царил идеальный порядок.) Единственная особенность — равноудаленность от любой из этих точек.
На остальном пространстве не было ничего интересного, за исключением дорожки пепла, явно вытряхнутого из трубки, но почему-то прямо на пол и почему-то по эту сторону окна.
— Ваш сын много курит? — Ленокс обернулся к леди Пейсон, которая так и не решилась переступить порог.
— Нет, насколько мне известно. Когда Джордж приезжал домой, он вообще не курил.
— Похоже на то, да и трубки в комнате я не вижу. Хотя не исключено, что он держит ее при себе. Но зачем вытряхивать пепел на пол, если до окна рукой подать?
— Должна признать, я тоже не понимаю. Мистер Ленокс, вы догадываетесь, что произошло?
— Догадок много, но ответа на ваш вопрос пока нет. Предстоит еще много работы. Я хотел бы осмотреть спальню, леди Пейсон. Может быть, присядете в кресло, а я разожгу камин?
— Нет-нет, я пойду с вами, — твердо сказала леди Пейсон.
Тут на лестнице послышался шум, и оба обернулись.
Чей-то голос уверял: «Говорю же вам, меня ждут, ей-богу», — а голос портье настаивал: «Сэр, я позову, чтобы к вам спустились, это не составит никакого труда». Голос не сдавался: «Конечно, но дело очень срочное», — после чего повисла пауза, за время которой, возможно, монетка с королевским профилем перешла из рук в руки, и обладатель настойчивого голоса беспрепятственно поднялся наверх и вошел в распахнутую дверь.
— Дохлая кошка? — прозвучал вопрос. — Неужели ты пал так низко?
Ленокс улыбнулся:
— Здравствуй, Мак-Коннелл! До чего я рад тебя видеть!
В узкой комнате стоял полумрак: единственное окошко почти не пропускало света. Спальня, как и гостиная, отличалась простотой, и, как и в гостиной, в ней еще не прибирали. Несмотря на то что постель была раскрыта, одежда перед платяным шкафом раскидана, а вокруг стоящего под окном кресла громоздились книги, дух здесь витал тот же, что в гостиной — светлый, домашний. Очень славный молодой человек, подумалось Леноксу.
Леди Пейсон все-таки присела в кресло, Мак-Коннелл развел огонь в печке.
— Чересчур прохладно, — сказал он, как только вошел. — Надеюсь, дрова ты уже обшарил и никаких улик там больше нет?
Теперь они с Леноксом шаг за шагом осматривали спальню, но пока их единственной находкой оставался дохлый кот, лежавший в самом центре комнаты.
— Ты бы все-таки ввел меня в курс дела, — попросил Мак-Коннелл.
Давно уже доктор не выглядел так хорошо, во всяком случае, с тех пор, как начал пить. Красивый, рослый шотландец смотрел на мир с легкой усмешкой и неподдельным участием. Сказочный брак с красавицей Тото — юной, очаровательной, богатой и вспыльчивой в придачу, привел к тому, что талантливый хирург Мак-Коннелл отошел от практики. Семейной идиллии, однако, не получилось, и временами казалось, что развод неминуем. Тогда-то опечаленный Мак-Коннелл стал искать утешения в бутылке. Правда, в последнее время дела пошли на лад: Мак-Коннелл понемногу приходил в себя, Тото повзрослела. Семейная жизнь — тайна за семью печатями, но у человека все написано на лице: Мак-Коннелл выглядел веселее, особенно когда помогал Леноксу распутывать преступления. Повеселела и Тото. Они стали старше, утратили беспечность, но шторм миновал, и на горизонте брезжил новый берег. Во всяком случае, их друзья горячо на это надеялись. Запавшие глаза шотландца еще напоминали о тяжелых днях, однако радостный настрой, как считал Ленокс, говорил о пусть и не полном, но примирении с Тото.
Чарлз в двух словах объяснил суть дела.
— Только бы не оказалось, что сорвал тебя из-за пустяка.
— Пусть будет кот. Ничуть не хуже, чем все остальное. Животные, растения, минералы — не вижу особой разницы, я больше не лечащий врач. Мне все подойдет.
Говоря это, он улыбался, но Ленокс заметил в его улыбке привычную горечь.
Кот был как кот: белый, лоснящийся, ухоженный. Заколот ударом ножа в шею. Ленокс зажег лампу и нагнулся над трупом, убеждаясь, что орудие убийства и впрямь старомодный ножичек для разрезания конвертов. На широкой серебряной рукоятке выгравирована прописная буква «П».
Мак-Коннелл склонился рядом, провел рукой по кошачьей шерсти.
— Только одна рана, — произнес он. — Непонятно.
— Что именно?
Мак-Коннелл поскреб подбородок.
— Ты когда-нибудь пробовал заколоть кота?
— А как же! Сотни раз.
Шотландец рассмеялся:
— Извини, но коты — животные непокладистые. Их не удержишь: царапают, вырываются. Я вообще, знаешь ли, предпочитаю собак. Шотландские терьеры — просто чудо.
— То есть их убивать приятнее?
— Будет тебе, не ерничай.
— Однако ты прав, вряд ли справиться с ним было легко.
— Вот именно. И дело тут не в силе. Человек хочет ударить в определенное место, животное вырывается, попасть с первого раза вряд ли получится. Я бы не удивился, увидь я семь или восемь неглубоких ножевых ранений, а здесь одно, нанесенное со всей силы.
— Значит, либо убивали вдвоем, либо коту чего-то подмешали? — сделал вывод Ленокс.
— Скажу тебе, как только выясню.
— Давай поднимем его.
Кот был пригвожден к полу, поэтому сначала Мак-Коннелл осторожно вытащил нож и положил его в карман полотняного мешка, захваченного на этот случай. Сам кошачий труп спрятали в мешок.
— Смотри, что это? — спросил вдруг Ленокс.
На полу, в луже крови, валялся пропитанный красной влагой клочок бумаги со следом от лезвия в середине. Ленокс поднял находку. Один уголок не окрасился, край остался голубым: бумага для писем, понял Ленокс. Оказалось, что листок сложен вдвое.
— Здесь написано… написано: х12/42 45 31 25/х2.
Детектив озадаченно взглянул на Мак-Коннелла:
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Это по твоей части. — Доктор протянул ему пакетик, и Чарлз, убедившись, что больше отметок нет, положил записку туда.
— Какой-то шифр, но какой? — пробормотал Ленокс.
Он осмотрел всю комнату, но не нашел больше ничего интересного, ничего, что бросалось бы в глаза, как предметы на индийском ковре. Впрочем, с пустыми руками он не остался. На прикроватной тумбочке лежала незаполненная бальная карточка, по всей видимости, с бала в колледже Иисуса. На обратной стороне — одна фраза: «Хорошо, сэр, я так и сделаю» — и подпись: «Роланд Лайт». Леди Аннабел пояснила, что так зовут слугу, который убирает комнаты, разводит огонь в камине и готовит еду. Больше ничего примечательного они не обнаружили.
— Пообедаем? — еле слышно спросил Мак-Коннелл.
— Я не могу оставить леди Аннабел.
— Так узнай, что она намерена делать.
— Хорошо, сейчас.
Леди Аннабел словно застыла, протянув руки к печке и не сводя взгляда с горящих углей.
— Увижу ли я его когда-нибудь? — И она снова сжала ожерелье.
— Я безусловно на это надеюсь, леди Пейсон.
Она вдруг повернулась к Леноксу:
— Но откуда мне знать, что вы правы? Действительно ли вы хороший сыщик?
— Честно говоря, да. Но если вы сочтете нужным обратиться в полицию, то я от всей души поддержу это решение.
— А, полиция… — Она только махнула рукой.
— В любом случае сейчас вам нужнее всего отдых. Может, вернетесь к вашему брату?
— Может быть, — устало согласилась она. — А что предпримете вы?
— Днем опрошу всех, кого найду. Вечером постараюсь увязать полученные сведения. Завтра утром, полагаю, вернусь в Лондон, работы впереди много.
— Вы уедете из Оксфорда?!
— Всего лишь на день-два, леди Пейсон. И разумеется, на это время здесь останется мой надежный друг.
— Кто же?
— Прошу прощения, на этот вопрос я ответить не могу.
Она все-таки согласилась уехать, но перед тем Ленокс долго провожал ее до тоскливо-помпезной кареты и долго уверял, что будет незамедлительно сообщать обо всех новостях расследования.
В это время Мак-Коннелл с аппетитом ел яблоко во дворе Линкольн-колледжа. Полотняный мешок он держал под мышкой.
— Проводил? — поинтересовался врач.
— Да. Бедная женщина, — задумчиво ответил Ленокс.
— Держится из последних сил.
С Хай-стрит они повернули на Корнмаркет-стрит, а оттуда на улицу Сент-Джайлс, где очень быстро отыскался дом номер двенадцать и Ленокс ввел друга в свой любимый оксфордский паб «Ягненок и флаг», ничуть не уступающий «Дерну». (Прогулки по Оксфорду неизбежно превращаются в прогулки по пабам.) Непонятно, как в современном мире сохранился постоялый двор восемнадцатого века. Когда-то давно лошадей тут ждали стойло и охапка сена, путников — место отдыха перед утренним отъездом на север, и в самый неурочный час, в самое скверное ненастье любой странник знал, что получит здесь кружку эля и добрую порцию еды. Да и теперь, если вы в Оксфорде хотели нанять пролетку или кеб, вам стоило идти прямиком в «Ягненок и флаг». С 1695 года это заведение принадлежало колледжу Святого Иоанна. Шесть или восемь причудливых по форме, плохо освещенных, безо всякого замысла слепленных вместе комнат сохранили неповторимый дух времени: под этими почерневшими балками ночевали когда-то короли и выпивали нищие.
