— У мистера Даунта был широкий круг знакомых в колледже? — как бы между прочим спросил я.
Доктор Шейкшафт задумался, поджав губы.
— Хм… Да нет, нельзя сказать, что широкий. Он не пользовался популярностью среди любителей спорта, и, насколько я помню, большинство его друзей были из других колледжей.
— А вы не припомните, у него имелся какой-нибудь особенно близкий друг или товарищ? — задал я следующий вопрос.
На сей раз ответ последовал незамедлительно.
— Да, конечно. Студент Тринити-колледжа. Они были не разлей вода, всюду ходили вместе. Я сам приглашал в гости обоих — мы с отцом молодого Даунта давние друзья, знаете ли. Но постойте… — Он на минуту задумался. — Да, вспомнил. Там вышла какая-то неприятность.
— Неприятность?
— Дело касалось не Даунта. А другого джентльмена. Молодого Петтингейла.
Я помнил имя: оно звучало в рассказах Джона и Лиззи Брайнов об устроенном лордом Тансором обеде, после которого мистер Картерет обвинил свою дочь в том, что она тайно поощряет ухаживания Феба Даунта. Петтингейл тогда был гостем Даунта, и в Эвенвуд их привез Джосая Плакроуз.
— Позвольте поинтересоваться, не знаете ли вы часом, в чем именно заключалась упомянутая вами неприятность?
— О, об этом вам лучше поговорить с Маундером, — ответил Шейкшафт.
Я так и сделал.
Джейкоб Маундер из Тринити-колледжа, доктор богословия, занимал роскошные комнаты на первом этаже с прекрасным видом на фонтан Невила. Этот высокий сутулый джентльмен с ленивой улыбкой и сардоническим выражением глаз находился на посту старшего проктора университета в период, когда Феб учился в Королевском колледже. Как должностные лица, ответственные за дисциплину, прокторы лучше всех прочих осведомлены о самых низменных и отвратительных наклонностях особ in statu pupillari.[202] «Разгуливая по улицам среди ночи, вы вряд ли увидите созвездие Девы», — остроумно заметил однажды своему коллеге провост Королевского колледжа, доктор Оукс. Должность проктора требует еще и отваги, как наглядно показал злополучный Уэйл, когда толпа студентов гналась за ним от здания сената до ворот его колледжа.[203]
Я не мог представить Джейкоба Маундера испуганным и обращенным в бегство. По моему впечатлению, он полностью соответствовал характеристике, данной доктором Шейкшафтом: суровый и непреклонный блюститель университетского устава и процедур, не самый милосердный судья безрассудных поступков молодежи. Вручив ему рекомендательную записку от доктора Шейкшафта, я спросил, не помнит ли он некоего джентльмена по имени Петтингейл.
— Это несколько против правил, мистер…
— Глайвер. — Я без малейших раздумий назвал имя, под которым меня знал доктор Шейкшафт.
— Да, конечно. Вижу, доктор Шейкшафт весьма высоко отзывается о вас. Вы сами учились в нашем университете?
Я сказал, что получал образование в Германии, и Маундер поднял глаза от записки Шейкшафта.
— В Гейдельберге? В таком случае, смею предположить, вы должны знать профессора Пфанненшмидта.
Разумеется, я знал Иоганна Пфанненшмидта — ведь мы с ним провели много приятных часов за увлекательными разговорами о религиозных тайнах древних народов. Когда я подтвердил свое знакомство с герром профессором, подозрительно-настороженный доктор Маундер заметно смягчился и, похоже, прогнал последние сомнения относительно уместности моего вопроса.
— Петтингейл. Да, я помню этого джентльмена. И его друга.
— Мистера Феба Даунта?
— Его самого. Он сын моего старого товарища.
— Доктор Шейкшафт обмолвился о какой-то неприятной истории, связанной с мистером Петтингейлом. Вы бы очень помогли мне в расследовании одного сугубо конфиденциального дела, доктор Маундер, если бы рассказали чуть подробнее о сути и последствиях произошедшего.
— Вы умеете изящно выражаться, мистер Глайвер, — заметил он. — Я не стану спрашивать, для чего именно вам нужны эти сведения. Но поскольку упомянутая история, в общих чертах, все равно получила огласку, я охотно посвящу вас в некоторые подробности… Я впервые столкнулся с мистером Льюисом Петтингейлом, когда задержал его в непотребном доме — боюсь, это обычное явление среди студентов нашего университета. Молодые люди порой недостаточно требовательны к себе в вопросах нравственности. — Доктор Маундер улыбнулся. — Он подвергся дисциплинарному взысканию, разумеется, и был предупрежден, что будет временно исключен из университета, коли такое повторится. Но случай, о котором говорил доктор Шейкшафт, был гораздо серьезнее, хотя проведенное расследование вроде бы сняло с мистера Петтингейла всякие обвинения и подозрения. Для меня все началось, когда ко мне, как старшему проктору, явился полицейский инспектор из Лондона, желавший допросить мистера Петтингейла в связи с серьезным делом о подделке документов. Похоже, молодой человек обратился в фирму лондонских юридических консультантов — «Пентекост и Визард», насколько помню — за содействием в получении долга. Он принес с собой долговое обязательство на сто фунтов, подписанное неким мистером Леонардом Вердантом. Адвокаты безотлагательно составили поименованному господину письмо, где требовали немедленно выплатить указанную в документе сумму — иначе против него будет возбуждено судебное преследование. Через двадцать четыре часа в юридической конторе появился посыльный с истребованной суммой в наличных деньгах и с письменной просьбой мистера Верданта о расписке в получении. Получив уведомление о выплате долга, мистер Петтингейл пришел к адвокатам за своими деньгами, которые он попросил выдать в виде чека, выписанного на банк фирмы, «Димсдейл и К°» в Корнхилле — кстати, я тоже держу там свои средства. Ему вручили чек, и дело закончилось к удовлетворению обеих сторон… Но где-то через неделю клерк в адвокатской конторе заметил, что за последние несколько дней со счета фирмы трижды были сняты деньги, а никаких записей о денежных операциях не имеется. Господа адвокаты забили тревогу и обратились в полицию. Спустя несколько дней в банке «Димсдейл и К°» был задержан человек по имени Хенсби — при попытке предъявить к оплате очередной поддельный чек, на сей раз на семьсот фунтов. Чтобы провернуть такое мошенничество — а мошенничество здесь было налицо, — требовалось две вещи: подпись счетодержателя и чистые чековые бланки. Полицейские предположили, что образец необходимой подписи взят с расписки в получении, выданной мистеру Верданту, или даже с чека на имя мистера Петтингейла. Адвокаты вспомнили, что мистер Петтингейл особенно настаивал на чеке предпочтительно перед наличными деньгами, а также сообщили полицейским, что никаких других чеков они с тех пор не выписывали. Дело представлялось очевидным, а потому мистер Вердант и мистер Петтингейл оба попали под подозрение. Разумеется, мистер Петтингейл не мог отрицать, что пользовался содействием фирмы в получении долга с мистера Верданта, но категорически утверждал, что знать не знает ни о каких поддельных чеках — и против него действительно не было ни малейших улик. В ответ на уточняющие вопросы инспектора он пояснил, что несколько раз встречался с мистером Вердантом на Ньюмаркетских скачках и ссудил означенного господина деньгами на покрытие какого-то долга.
— Имелись ли основания сомневаться в правдивости его показаний? — спросил я.
Доктор Маундер скептически улыбнулся.
— Во всяком случае, ни полицейским, ни мне не удалось обнаружить таковые. Мистеру Петтингейлу пришлось отправиться с офицерами в Лондон и выступить свидетелем на судебном процессе. Но Хенсби не опознал его. Он утверждал, что время от времени выполнял разные мелкие поручения одного джентльмена — не мистера Петтингейла, — с которым случайно познакомился в кофейном доме на Чейндж-элли, и одно из поручений состояло в том, чтобы обналичивать поддельные чеки в «Димсдейл и К°» и в условленный час приносить деньги в кофейный дом.
— Удалось ли по показаниям Хенсби установить личность этого джентльмена?
— К сожалению — нет. Он дал весьма расплывчатое описание внешности, практически не дающее возможности установить личность. Что же касается мистера Верданта — когда полицейские пришли к нему по адресу на Минорис-стрит, он уже исчез и, разумеется, больше там не объявлялся. Бедный простофиля Хенсби, сам жертва мошенника, был признан виновным и получил пожизненную каторгу. Возмутительная пародия на правосудие. Малый едва мог нацарапать свое имя, не говоря уже о том, чтобы проявить столь недюжинное мастерство при подделке подписи.
Он умолк и посмотрел на меня, словно ожидая дальнейших вопросов.
— Из вашего содержательного рассказа, доктор Маундер, со всей очевидностью следует, что преступником являлся таинственный мистер Вердант, вероятно действовавший в сговоре с сообщниками. Похоже, мистер Петтингейл никак не замешан в деле.
