— Мартин рассказал. Но почему вам надо об этом знать?
— То есть слухи об этом сюда еще не добрались?
— Нет, конечно.
— Иными словами, Мартин узнал об этом, побывав в доме мастера Риджуэя?
— Думаю, да.
— А почему, как вы думаете, вашему сыну в столь ранний час понадобилось быть в доме на Патерностер-роу?
— Элизабет попросила его прийти. Она за день до случившегося была здесь и сказала ему, чтобы он утром пришел.
— Вы сами разговаривали с миссис Элизабет?
— Нет, я как раз обходил больных. Она с Мартином говорила.
— То есть вы знаете о ее приходе только со слов вашего сына?
— Вы хотите обвинить Мартина? — возмущенно пророкотал мастер Лэкстон.
— Я пока никого не обвиняю, — уклончиво ответил иезуит. — Еще один вопрос, сэр. Какие отношения были у Мартина с матерью? Конфликтов, ссор между ними не случалось?
— С матерью? Вы имеете в виду Маргарет? Так она ему не родная мать. Это мой сын от первой жены.
Иеремия изумился:
— Следовательно, Энн была сводной сестрой Мартина?
— Да, черт бы вас побрал, да! Мне надо к больному в лечебницу. Так что выкатывайтесь. Хватит с меня ваших расспросов.
Иеремия не стал спорить. Он и так узнал больше, чем ожидал. Если до сих пор версия о том, что убийца Мартин, и вызывала у него сомнения, то теперь, когда он узнал, что Маргарет была его мачехой, ситуация в корне менялась.
Однако Иеремии предстояло проверить еще один след. С утра он сходил к старьевщику и одолжил у него лохмотьев. После этого направился в дом на Патерностер-роу, отперев своим ключом дверь, вошел в дом, переоделся в лохмотья и в таком виде отправился на Смитфилдский рынок. Там перемешался с толпой нищих, для пущей убедительности даже постоял с протянутой рукой. Сотоварищам рассказал вымышленную историю жизни, упомянув, что, мол, когда-то был «близким другом» Полоумной Мэри и что хотел бы разыскать ее. Не сразу, но он все же сумел найти того, кто мог сообщить ему кое-что любопытное.
— Правда, я давно ее не видел, — признался один старик, потерявший ногу во время гражданской войны и передвигавшийся на самодельных костылях. — Может, Анни знает, где она обретается сейчас. Их ведь с Полоумной Мэри водой не разольешь.
— А как мне найти эту Анни?
— У церкви Святого Варфоломея.
Иеремия, не теряя времени, отправился туда, куда указал старик. Там он довольно быстро нашел Анни. Она была примерно ровесницей Мэри, но производила впечатление женщины неглупой и рассудительной. Поведав ей о том, что он якобы был когда-то дружен с Мэри, иезуит стал расспрашивать ее подругу, где Мэри может быть сейчас.
Анни сокрушенно покачала головой.
— Она будто в воду канула. С месяц, наверное, если не больше. Думаю, с ней что-то случилось.
— А ты ее давно знаешь? — спросил Иеремия.
— Да года два, пожалуй.
— Когда я видел ее в последний раз, она была в положении, — соврал Иеремия.
— Верно, месяца два назад она родила, — подтвердила Анни.
— Мальчика или девочку?
— Мальчика. Я была с ней, когда она рожала. Ох и настрадалась она с ним, бедняжка. Я тоже боялась, что она не переживет эти роды, сбегала за повитухой, и та не только помогла ей, но и денег не взяла ни пенса.
— А как звали ту повитуху?
— Маргарет Лэкстон.
— А куда ребенок делся?
— Испустил дух.
Иеремия пристально посмотрел на Анни.
— Тебе это точно известно?
— Да, пару дней пожил, а потом испустил дух. Чему удивляться, у Мэри ведь молока не было ни капельки, такая худышка — ни дать ни взять щепка. Но она не верила. Все бегала с мертвым ребенком на руках. Я тогда сказала этой повитухе, и та взяла у нее ребенка, чуть ли не силой отбирать пришлось — никак не хотела Мэри расстаться с ним, даже с мертвым. Маргарет Лэкстон пообещала похоронить его на церковном кладбище. Очень любезно с ее стороны, потому как откуда у нас деньги на это.
— И ты точно знаешь, что ребенок умер и повитуха забрала его у Мэри уже мертвого? — допытывался Иеремия.
— Да, и личико у него уже почернело. Жуть, да и только!
Иеремия бессильно привалился к стене церкви и закрыл глаза. Его догадки рассыпались в прах.
— Вид у вас такой, будто вы вернулись ни с чем, — отметил судья Трелони, заметив огорчение на лице Иеремии, когда иезуит вечером зашел к нему.
— Мои подозрения оказались беспочвенными. И теперь я топчусь на месте, — со вздохом сообщил пастор.
— И все-таки, будьте так добры, поделитесь со мной своими умозаключениями.
Иеремия с сомнением взглянул на сэра Орландо, но решил ничего не скрывать от него.
— У меня родилась довольно смелая идея. О том, что Маргарет Лэкстон могла продать ребенка Полоумной Мэри.
— Какой-нибудь бесплодной женщине?
— Именно.
— И кого вы подозревали?
— Темперанцию Форбс.
На лице судьи Трелони проступило удивление.
— Как так? Просто абсурдно предполагать подобное.
— Отнюдь. Миссис Форбс уже не раз теряла детей. А ее мужу необходим наследник.
— Но почему именно Форбсы? — недоумевал Трелони. — Ведь и кроме них в Лондоне полно бесплодных жен.
— Просто мне вспомнилось однажды сказанное мне служанкой дома Форбсов. Когда Темперанция рожала, Маргарет Лэкстон оставалась с ней наедине. И это, должен сказать, довольно необычно.
— Верно, необычно. Как правило, при родах присутствуют все женщины-родственницы, а нередко даже и соседки, — подтвердил судья.
— И это не так уж трудно объяснить. Присутствие при рождении ребенка множества свидетелей впоследствии не даст возможности всякого рода махинациям в правовой области.
— Но только на основе этого, согласитесь, трудно с определенностью утверждать, что Маргарет Лэкстон каким-то образом принесла ребенка Полоумной Мэри в дом Форбсов и за деньги подложила им. Что же в таком случае произошло с ее настоящим ребенком?
— Ребенок мог быть мертворожденным.
— Ну, знаете, ваша версия представляется мне слишком уж дерзкой, должен вас предупредить.
— Не исключено. И все-таки я продолжу идти в этом же направлении. Увы, но выяснилось, что Полоумная Мэри ненароком ввела нас в заблуждение. Маргарет Лэкстон действительно забрала у нее ребенка, но к тому времени он уже умер.
— И?..
— Мне предстоит продолжить поиски.
Когда Иеремия возвратился в дом мастера Хаббарта, выяснилось, что его дожидается гость. С любопытством он поднялся к себе и, распахнув двери, застыл от изумления:
— Брендан! Брендан Макмагон!
Иеремия и сам подивился радости от возвращения этого человека. Широко улыбаясь, он подошел и обнял ирландца.
— Значит, вы решили вернуться. Аморе будет так рада вам. Да вы присядьте, присядьте, — пригласил гостя Иеремия, указав на стул.
Брендан, тронутый таким проявлением внимания, уселся. Зная о том, как пастор Блэкшо относится к его роману с Аморе, он не рассчитывал на столь теплый прием. Но Иеремия был не в состоянии изменить свои взгляды. Каким бы сложным человеком ни был молодой ирландец, пастор успел привыкнуть к нему как к сыну, а сыну, как известно, прощается и не такое.
— Я кое-что привез вам, святой отец, — объявил Брендан, показывая на ящичек, стоявший на столике у стены. — Думаю, вам это пригодится.
Теперь настала очередь Иеремии смутиться от проявленного к нему внимания. Взяв ящичек в руки, он прикинул его вес и тут увидел еще один, поменьше.
— И вы ради меня тащили всего это с собой? Явно не стоило.
Иеремия был явно сконфужен.
— Стоило. Вы как-никак спасли мне тогда жизнь, святой отец.
Иеремия открыл сначала ящичек побольше, заглянул внутрь и оторопел.
— Чайник! Настоящий китайский чайник! — радостно воскликнул он, осторожно, словно драгоценность, извлекая содержимое. Грушевидной формы чайник был изготовлен из простой неглазированной керамики. Такие голландцы привозили из Китая в Европу, но в Англии они оставались редкостью.
— Это не только полезная, но и красивая вещь. Даже не знаю, смогу ли принять от вас такой подарок. Вы ввели меня в искушение, друг мой, — шутливо заметил Иеремия, берясь за второй ящичек. В нем оказался футляр, а внутри две небольшие изящные щеточки из конского волоса с длинными ручками из рога.
— А, я понял, для чего это! — догадался Иеремия. — Однажды мне приходилось видеть такие в Париже. Они предназначены для чистки зубов.
— Я подумал, что и они вам пригодятся.
— От души вам благодарен, Брендан. Вы умеете выбрать подарок.
Крепким рукопожатием Иеремия от души поблагодарил ирландца. Вдруг его взгляд упал на его ладонь. Несколько лет назад Брендана приговорили к клеймению по обвинению в убийстве, и палач выжег ему клеймо на ладони. Теперь на месте клейма остался лишь заживший шрам.
— Как я понимаю, вам удалили клеймо и теперь вы окончательно распрощались с прошлым, — заметил Иеремия.
