Яковлев был пунктуален. Они вышли на тесную и грязную улочку, взяли рикшу и долго тряслись в неказистой коляске, поглядывая по сторонам и на мерно ходившие острые лопатки неутомимого китайца, пока не подкатили к уютному особнячку французского консульства, спрятавшемуся среди густого переплетения черных веток деревьев. Летом здесь царило непроглядное буйство зелени, а сейчас тянуло мозглой сыростью.
В обставленной с парижским изяществом и китайским колоритом комнате помимо уже знакомого Касьянову вальяжного и толстого Остроумова находился седой подтянутый господин, перед которым Остроумов заметно заискивал.
Это был Александр Сергеевич Лукомский, в недалеком прошлом один из ближайших сподвижников знаменитого «черного барона» - Врангеля.
До 1922 года генерал Лукомский представлял главнокомандующего вооруженными силами юга России (ВСЮР) генерала Врангеля в Константинополе, занимаясь приемом и расквартированием белых войск, эвакуируемых из Крыма. Показал Александр Сергеевич себя при этом умелым организатором и толковым дипломатом, умевшим своевременно снимать напряженность между турецкими властями и озлобленной массой белого воинства, заполонившей берега Босфора.
Теперь генерал Лукомский прибыл в Шанхай в качестве посланца великого князя Николая Николаевича, единственного реального наследника трона Романовых и верховного главнокомандующего русской армией, оказавшейся за пределами отчизны, в балканских странах, Китае, Франции.
О возможном приезде Лукомского Остроумов сообщил Касьянову еще месяц назад, предупредив, что намеревается устроить им встречу.
Цель визита посланца великого князя была очевидна: изучение обстановки и возможностей объединения всех сил и организаций белого движения на Дальнем Востоке для нового этапа борьбы с советской властью.
Речь шла о координации срока и планов общего вооруженного выступления, которое ВМС намечал на будущий, 1925 год.
Предполагалось, что выступление начнется на востоке, а при удачном развитии событий будет поддержано вторжением в Совдепию с запада силами двадцатитысячной армии барона Врангеля. Звучали и более весомые цифры возможной численности западного экспедиционного корпуса, объемов снабжения войск английским и французским оружием, амуницией и провиантом. Остроумов мог часами, взахлеб, бурно жестикулируя пухлыми ручками, разглагольствовать на эту тему.
Однако свежеиспеченный китайский подданный Василий Иванович Касьянов оптимизма своего собеседника не разделял. В розовых эмпиреях витал мечтательный монархист, волей случая оказавшийся у денежной кормушки. Из уютных апартаментов французского консульства земля за Аргунью и Амуром казалась синематографической картинкой, желанным народным лубком, запечатлевшим ностальгические, наивные мечты давным-давно оторвавшихся от жизненных российских реалий белоручек, только и умеющих сотрясать воздух в пустопорожней болтовне.
Молоть языком, поправляя накрахмаленную салфетку и освежая пересохшее горло дармовым божоле, в перерывах между подачей блюд и выспренными тостами за страдалицу-Россию, царствующую фамилию и т.п., - это получалось красиво. Но, но по мнению Касьянова, выглядело противно, потому как с действительностью не имело ничего общего. Последнее китайский подданный Касьянов усвоил на практике. Впрочем, чего загадочно фамильярничать?
В ОКТЯБРЕ двадцать четвертого китайский паспорт на это имя получил Захар Иванович Гордеев.
Вернувшись в начале августа из бесславного и разгромного похода в северо-восточное Забайкалье, он в сопровождении верного Ильина добрался верхом до станции Хакэ, а уж оттуда, по железной дороге, в Харбин. Там они с Ильиным распрощались.
Захар Иванович подался в Ханькоу, желая устроиться по медицинской части, но без знания английского языка это оказалось невозможным.
Награбленные в рейде серебро и золотишко таяли на глазах, в ранее гостеприимных гостиных нынче не привечали.
Гордеев переехал в Шанхай и здесь открыл фельдшерский кабинет. Потянулись небогатые пациенты, на пропитание и сносное жилье хватало.
В политику больше не тянуло. Политика для Захара Ивановича почему-то всегда норовила обернуться свинцовой кашей. А потом. Какая, на хрен, политика, когда тебе в спину палит приросший к земле приаргунский или нерзаводский казак, потомственный гуран, которого, вроде бы, большевички и продразверсткой замучили, и реквизициями для военных нужд.
На приглашения Остроумова откликался больше по привычке и для спокойствия повседневной жизни. Можно было послать его со всей этой политической трескотней и маниловщиной куда подальше, но зачем?
Гордеев старательно не признавался себе в затаенном желании обрести силу и мощь, вернуться в Забайкалье на коне и - отомстить красноперым за все!
В свою очередь, презираемый им Остроумов отнюдь не был идиотствующим толстячком, жирующим на монархические деньги. Он отлично понимал: для успеха дела как раз вот такие гордеевы и необходимы. Поэтому вел с ударившимся в фельдшерство несостоявшимся «военным правителем Забайкалья» осторожное и тонкое заигрывание.
Было оно необходимо Остроумову не ради высокой идеи, а для отчета. О неустанной работе и истраченных на нее ассигнованиях из
Парижа. Приезд Лукомского - это, прежде всего, своеобразная, благообразная и респектабельно обставленная, но ревизия, черт ее побери!
- Нуте-с, батенька, поделитесь своими наблюдениями. - После взаимного представления перешел к сути беседы подтянутый, элегантно, по последней парижской моде, одетый Лукомский. - Как мне сообщили, вы уже трижды за последнее время побывали на территории Совдепии. Наслышан о вашей боевой, без преувеличения, героической деятельности.
Гордеев в знак благодарности молча наклонил голову.
- Как оцениваете обстановку в Забайкалье, Захар Иванович? Меня здесь проинформировали, что находящиеся в Китае наши силы значительны и боеспособны, и население Забайкальской и Амурской областей в немалой части готово для восстания.
- Извините, ваше высокопревосходительство.
- Давайте без помпезности, по-товарищески, - взгляд Лукомского источал симпатию и внимание.
- Хорошо, Александр Сергеевич, извольте. Да, мне удалось за последние два с половиной года провести на забайкальских просторах три разведрейда. На юго-западе и северо-востоке Забайкальской области. К сожалению, должен вас огорчить. Порядок у большевиков заметно упрочился. Например, в последний раз, этим летом, пришлось, как говорится, лицом к лицу столкнуться с новой активной силой советской власти в лице так называемого «комсомола». Эта молодая поросль большевиков, коммунистический союз молодежи. Горящие глаза и небывалый энтузиазм, дорогой Александр Сергеевич!
Гордеев внимательно следил за реакцией Лукомского на сказанное, но собеседник эмоций не высказывал.
- Зеленые юнцы, - продолжал Гордеев, - вступают в ЧОН. Это - специально формируемые части особого назначения, подразделения которых, называемые ячейками, создаются в каждом населенном пункте. Ячейки нескольких, допустим, деревень образуют взвод, роту ЧОН. Народное ополчение в чистом виде. Власть неплохо вооружает их, организует военное обучение. Предназначение этих самых чоновцев - оперативное реагирование на появление наших групп и отрядов на красной территории. Пытаются связать по рукам и ногам до подхода регулярных войсковых сил. Мелкая мошка, а кусается больно, ну, а иногда и крепко от них можно заполучить. Вы представьте себе, что население по собственному! почину преследует появившийся белый отряд.
Гордеев замолчал. Вспомнилось неприятное и трагическое. Лукомский тоже молча переваривал услышанное. Захар Иванович, наконец, увидел: помрачнел посланник великого князя. Но решил быть откровенным до конца:
- По собственному почину население Забайкалья против советской власти не выступит. Недовольные большевистскими порядками среди крестьянства, конечно, есть. И среди бывшего красного партизанства тоже таковые имеются. Те, что ждали от Советов благ за свое партизанство, а получили шиш. Но о массовом брожении речи не идет. Слишком наследили в Забайкалье Семенов с японцами. Такой след оставили, что любое наше появление там по- прежнему с атаманом связывают. И прокламации с воззваниями, которые ваш покорный слуга, в числе прочих, устно и печатно населению оглашал, никакого заметного толку не имели.
Гордеев перевел дух и продолжил:
- Теперь что касается наших сил. По поводу боеспособности имеющихся на китайской стороне казачьих частей иллюзий бы не строил. Сброда всякого полно. Немало таких, кто пытается попросту хоть мизерную, но выгоду для себя извлечь. Сиюминутную. Приходит, записывается в отряд, получает обмундирование - и исчезает! Ради одежонки-то и приходил. Оставшиеся же в строю бойцы, честно скажу, деморализованы результатами последних кампаний и двуличием китайских властей. Заигрывает Чжао-Цзо-линь с большевичками. И нашим, и вашим. Нынче и в полосе отчуждения Восточной Китайской дороги обстановку только условно можно спокойной назвать. Китайцы в последнее время заметно наглеют. Все идет к тому, что намереваются дорогу аннексировать, поэтому давят на русское население, выживают людей с насиженных, обустроенных мест... Впрочем, кому понравится, извините, вооруженная масса, ведущая полуголодное существование. Тем более, что нет среди русских желания биться за китайские милитаристские интересы.
