— Природу зла, — произнес Вудворд, проглотив очередную ложку безвкусной каши, — никогда нельзя понять до конца.
— Согласен. Но я был бы склонен думать, что Сатана более изощрен, чем нелогичен. Мне начинает казаться, что Дьявол затратил бездну трудов на то, чтобы убедить всех, будто в городе есть ведьма и ее имя — Рэйчел Ховарт.
После минутного размышления Вудворд ответил:
— Возможно, это действительно странно. И все же у нас есть свидетели.
— Да, свидетели. — Джонстон нахмурился; глаза его пристально смотрели в огонь. — Загадка. Если только не… речь, конечно, идет лишь о возможности… если Сатана действительно не орудует в Фаунт-Рояле и подставляет нам мадам Ховарт вместо настоящей ведьмы. Или, быть может, колдуна.
Вудворд готов был проглотить последнюю порцию каши, но застыл с ложкой в руке. Предложенная Джонстоном идея не приходила ему в голову. И все же это была всего лишь идея, а свидетели клялись на Библии. Но что, если сами свидетели были заворожены, не зная того? Что, если их заставили верить, будто они видели мадам Ховарт, когда на самом деле видели не ее? А когда Сатана назвал имя мадам Ховарт девочке Вайолет Адамс, он просто пытался скрыть истинную личность ведьмы?
Нет! Есть же улики — куклы, найденные в доме мадам Ховарт! Но, как указал Мэтью, дом стоял пустой достаточно долго, чтобы кто-то мог их там спрятать. После этого Сатана вложил видение в сон мадам Грюнвальд, и так куклы были обнаружены.
Так возможно ли — пусть это всего лишь тень возможности, — что за решеткой сидит не та, кто надо, а настоящая ведьма на свободе?
— Я не хочу запутывать вашу мысль, — сказал Джонстон на молчание магистрата, — но лишь указать на вред, который может нанести поспешная казнь мадам Ховарт. Теперь, когда я высказал что хотел, я спрошу еще только одно: как подвигаются ваши поиски вора?
— Вора? — Вудворд не сразу смог перейти мыслью к пропавшей золотой монете. — А! Никак.
— Кстати, Бен еще меня известил, что у вас и вашего клерка были вопросы относительно моего колена и того, мог бы я подниматься по ступеням или нет. Я думаю, что мог бы, если бы пришлось. Но я польщен вашим предположением, что я мог бы двигаться так быстро, как, очевидно, двигался этот вор. — Учитель подался вперед и развязал штанину бриджей у колена. — Я хочу, чтобы вы судили сами.
— Э… в этом нет необходимости, — шепнул Вудворд.
— О нет, есть! Я хочу, чтобы вы увидели.
Он закатал штанину и опустил чулок. Вокруг колена был завязан бинт, и Джонстон стал его медленно разворачивать. Закончив, он повернул ногу так, чтобы Вудворду при свете камина ясно была видна деформация.
— Вот она, — сказал Джонстон, — моя гордость.
Вудворд видел кожаный ремень, завязанный вокруг колена, но сама коленная чашечка была полностью обнажена. Она была размером с узловатый кулак, серого цвета и поблескивала от какой-то маслянистой мази. Страшно изуродованная кость выпирала наверху чашечки гребнем и образовывала впадину у ее центра. Вудворд почувствовал неодолимое желание отшатнуться.
— Алан! Мы слышали звонок в дверь, но почему вы не сказали, что вы здесь?
В гостиную вошел Бидвелл, сопровождаемый чуть приотставшим Уинстоном.
— У меня было дело к магистрату. Я хотел показать ему свое колено. Не желаете ли взглянуть?
— Нет, спасибо, — ответил Бидвелл со всей возможной вежливостью.
Но Уинстон шагнул вперед и вытянул шею. Подойдя к камину, он сморщил нос.
— Боже мой, что это за запах?
— Мазь из свиного сала, которую дал мне Бен, — объяснил Джонстон. — В такую сырую погоду мне приходится прикладывать ее довольно щедро. Так что примите мои извинения за этот аромат.
Вудворд, у которого был заложен нос, запаха не чуял. Уинстон подошел еще на два шага взглянуть на колено, но тут же отступил, стараясь по возможности соблюсти декорум.
— Я понимаю, что зрелище не из приятных. — Джонстон указательным пальцем обвел костистый гребень и вошел во впадину. От этого исследования у магистрата поползли по спине мурашки. Ему пришлось отвернуться, и он сделал вид, что смотрит в огонь. — К сожалению, это у меня наследственное. Насколько мне известно, мой прадед по имени Лайнус родился с тем же дефектом. В хорошую погоду оно ведет себя прилично, но в такую, как нам приходится выносить последнее время, совершенно отбивается от рук. Желаете посмотреть поближе?
— Нет, — ответил Вудворд.
Джонстон нежно погладил свое колено и снова забинтовал его.
— Зачем это было нужно, Алан? — спросил Бидвелл.
— Это был ответ на желание магистрата выяснить, позволяет ли мое состояние быстро взбежать по вашей лестнице.
— Ах, это! — Бидвелл подошел к камину и протянул ладони к огню, пока учитель натягивал чулок и застегивал штанину. — Да, клерк магистрата выдвинул одну из своих достаточно сомнительных теорий насчет вашего колена. Он говорил…
— …что хотел бы знать, действительно ли у меня изуродовано колено, или я только притворяюсь, — перебил Джонстон. — Бен мне рассказал. Интересная теория, но с некоторым дефектом. Роберт, я живу в Фаунт-Рояле уже — сколько? Года три? Вы когда-нибудь видели, чтобы я ходил без трости?
— Никогда, — ответил Бидвелл.
— Если бы я притворялся, какой мне в этом был бы смысл? — Этот вопрос Джонстон адресовал Вудворду. — Видит Бог, хотел бы я, чтобы я мог бегать по лестницам! Хотел бы я, чтобы можно было ходить, не опираясь на какую-то палку! — Лицо учителя запылало жаром. — Отлично я выглядел в Оксфорде, можете себе представить! Все призы доставались молодым и проворным, а я таскался, как немощный старик! Но я проявил себя в учении, вот что я сделал! Я не мог броситься на игровое поле, но я бросился в занятия, вот почему я смог стать президентом своего клуба!
— «Адские огни», я полагаю? — спросил Вудворд.
— Нет, не «Адские огни». «Раскины». В чем-то мы подражали «Адским огням», но несколько больше уделяли внимание учению. И несколько более робкими были, если честно сказать. — Кажется, Джонстон заметил, что проявил горькие чувства по поводу своего состояния, и снова овладел собой и своим голосом. — Простите мою вспыльчивость, — сказал он. — Я не из тех, кто себя жалеет, и не ищу сочувствия у людей. Я люблю свою профессию и считаю, что очень хорошо делаю свое дело.
— Слушайте, слушайте! — воскликнул Уинстон. — Магистрат, Алан проявил себя великолепным учителем. До него у нас школа находилась в сарае, а учителем был старик, и близко не имеющий квалификации Алана.
— Это правда, — подтвердил Бидвелл. — Когда Алан приехал, он потребовал, чтобы построили школу, и начал регулярные занятия по основам чтения, письма и арифметики. Он научил многих фермеров и их детей писать собственную фамилию. Но я должен сказать, что открытая Аланом школа для девочек — это, по-моему, излишний либерализм.
— Это действительно либерализм, — заметил Вудворд. — Некоторые даже назвали бы его заблуждением.
— В Европе женщины становятся все более образованными, — ответил Джонстон усталым голосом человека, которому время от времени приходится вновь защищать ту же позицию. — Я считаю, что по крайней мере один из членов каждой семьи должен уметь читать. Если это жена или дочь, то так тому и быть.
— Да, но некоторых из этих девочек Алану приходится буквально клещами вытаскивать из семей, — сказал Уинстон. — Например, Вайолет Адамс. Образование этим сельским типам несколько против шерсти.
— Вайолет попросила меня научить ее читать Библию, потому что никто из родителей не умеет. Как я мог отказать? О, Мартин и Констанс сперва были очень против, но я их убедил, что чтение не есть непочтенное занятие, и потому Вайолет угодит Богу. Однако после того, что девочка пережила, ей запретили возвращаться в школу. Ладно… будет мне хвастаться. — Учитель оперся на трость и встал из кресла. — Пора возвращаться домой, пока погода не стала еще хуже. Приятно было побеседовать с вами, магистрат. Надеюсь, что вы скоро поправитесь.
— Конечно, поправится! — вмешался Бидвелл. — Бен сегодня придет его лечить. Еще немного, и Айзек будет здоров, как скаковая лошадь!
Вудворд едва заметно улыбнулся. Он никогда в жизни не был скаковой лошадью. Рабочей лошадкой — да, но никак не скаковой. А теперь он еще стал Айзеком для хозяина Фаунт-Рояла, поскольку суд закончен и приговор неминуем.
Бидвелл проводил Джонстона надеть плащ и треуголку. Уинстон встал у огня. Пламя отражалось в стеклах его очков.
— Холодный ветер в мае! — заметил он. — Я-то думал, что оставил это в Лондоне! Но не так плохо для того, у кого есть такой шикарный дом, чтобы погреться, правда?
Вудворд не знал, надо здесь кивнуть или покачать головой, поэтому не сделал ни того, ни другого. Уинстон потер руки.
