Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

Обитатели дома на улице Монмартр спали, только Мушетта бодрствовала в ожидании хозяина. Увидев Николя, она с неодобрительным видом обнюхала его и, учуяв запах гнилой воды, вопросительно замяукала. Понимая, что не сможет лечь в кровать, источая столь неаппетитные ароматы, он отправился исправлять положение. В котле на плите вода еще не остыла и была вполне пригодна для мытья. Стоило ему раздеться, как со всей своей гнетущей силой на него навалилась усталость, пробудив во всем теле болезненные ощущения. Когда в кухню вошла разбуженная шумом Катрина, она увидела, как Николя, совершенно голый, безуспешно пытается вымыться. При виде окровавленной повязки, опоясывающей его тело, она вскрикнула и взяла дело в свои руки: осторожно облила его водой, намылила, растерла мочалкой, насухо вытерла и уверенными движениями перевязала рану. С наслаждением проглотив приготовленный Катриной напиток из молока и яиц с добавлением водки и корицы, он поднялся к себе, скользнул под одеяло и на несколько часов забылся сном.

День показался Николя неимоверно долгим. Как и после спешного возвращения из Англии несколькими месяцами ранее, он чувствовал себя совершенно разбитым, однако сумел успеть всюду. Он встретился с Ленуаром и получил одобрение своего плана. Затем он предстал пред длинной и бледной физиономией судьи по уголовным делам. Как всегда, когда события опережали его, господин Тестар дю Ли начинал сопротивляться планам комиссара, ибо не признавал тех судебных процедур, в которых он ничего не смыслил. Николя пришлось напомнить, что до сих пор господину судье не приходилось жаловаться на его начинания, которые, хотя и выбивались из судебной рутины, всегда приводили к посрамлению виновных, что способствовало укреплению репутации королевского правосудия, а следовательно, и самого судьи по уголовным делам, являвшегося одним из его столпов. Оказалось, что самому судье никогда не приходило в голову, что слава от успешного раскрытия уголовных дел падала на него только в тех случаях, когда речь шла о делах чрезвычайных, подлежащих по большей части особому правосудию монарха. Побежденный и убежденный, Тестар дю Ли, словно новоявленный Пилат, умыл руки и с утомленным видом отпустил Николя. В качестве последнего аргумента комиссар упомянул Сартина, чье имя по-прежнему внушало почтение нерешительному магистрату.

Гардероб, доставленный с улицы Кристин, разобрали и описали, каждую вещь в отдельности. Николя же, после встречи с Сансоном, отправился в больницу Отель-Дье, где по всем правилам взял показания у юной девушки из банного заведения; как он и предполагал, ее показания подтвердили его версию. Прибыв в Париж, они с сестрой оказались на грани голодной смерти; плутая по столичным улицам, они наткнулись на Дюшамплана, и тот обманом завлек их в незнакомый дом, а затем стал отдавать их в различные злачные заведения для удовлетворения похоти тех, чьим доверенным лицом он являлся.

Из больницы Николя велел отвезти его на набережную Турнель, где осведомители, негласно сопровождавшие его по приказу Бурдо, дабы в любую минуту прийти ему на помощь, могли наблюдать, как он, согнувшись в три погибели, ходил по берегу, явно что-то выискивая. Вернувшись в Шатле, комиссар призвал к себе Бурдо. После разговора оба отправились в мертвецкую — проверить, как обустроен зал для завтрашнего тайного заседания суда по делу об убийствах. Наконец, он подписал охранное свидетельство для Руссильонки, чья помощь и хладнокровие сыграли решающую роль при завершении расследования.

Он снова лег спать очень поздно. На этот раз Катрина ждала его, решив приготовить ему на ужин одно из своих коронных блюд. Взяв кочан капусты, она разрезала его на куски и поставила тушить вместе с теми корнеплодами, которые она, невзирая на сопротивление Пуатвена, упорно продолжала выращивать в огородике во дворе. Речь шла о «земляных яблоках», постепенно получавших признание как среди придворных, так и среди горожан. Когда овощи хорошенько протушились, она подавила их ложкой, стараясь не слишком растирать капусту, дабы листочки ее хрустели на зубах, и сложила их в глубокую сковородку, где их поджидало растопленное копченое свиное сало, а также соль, перец, мускат, чеснок и ягоды можжевельника. Перемешав содержимое, она отправила сковороду на медленный огонь, чтобы овощи с салом хорошенько протомились и приобрели золотистый цвет; а чтобы они не подгорели, время от времени она помешивала их ложкой. Это блюдо раскрыло для Николя бархатистый вкус нового корнеплода, который, благодаря искусству поварихи, не только не затмил, но, наоборот, подчеркнул прелесть хрустящей капусты и нежность поджаристых кусочков сала и вступил в восхитительный союз с собственной подсушенной корочкой. После сытного ужина, пришедшегося как нельзя кстати, и бутылки бургундского с виноградников Иранси, именуемого Ноблекуром вином великого короля, сон Николя был спокойным, и за ночь он сумел восстановить силы.

Среда, 12 октября 1774 года

Постановку тщательно продумали. В помещении возле мертвецкой устроили подобие зала суда: поставили длинный стол, два кресла и конторки — одну для Николя, а другую для Бурдо: ему предстояло вести протокол заседания. На сундуке, установленном в центре зала, прямо напротив скамьи обвиняемого, разложили собранные улики. Напротив судейского стола на невысоких подмостках поставили полуоткрытый гроб, дабы можно было видеть бледное, обескровленное лицо юной девушки, чей труп обнаружили среди гнилой требухи, предназначенной для выварки в котлах острова Лебедей. В изголовье гроба горели две свечи. Как всегда предусмотрительный, папаша Мари посчитал необходимым установить рядом маленькую жаровню, где курился ладан. Отблески пламени воткнутых в стенные кольца факелов плясали на стенах, озаряя комнату желтоватым светом.

В мантиях магистратов вошли начальник полиции и судья по уголовным делам и, бросая озадаченные взоры в сторону гроба, сели за стол. Подойдя к ним, Николя начал свою речь.

— Господа, сегодня, в подвальном зале Гран Шатле, мы собрались на заседании чрезвычайной и тайной комиссии с целью поставить точку в деле, стоившем жизни четверым жертвам. Я постараюсь распутать клубок загадок, где причудливым образом переплелись страсти, свойственные извращенной человеческой натуре, и тлетворное влияние вкупе с подстрекательской деятельностью агентов иностранной державы…

— Не могу не выразить своего удивления, — воскликнул Тестар дю Ли, — что процедуры, нарушающие общепринятый порядок осуществления правосудия, к великой моей досаде, производятся по-прежнему! Я смел надеяться, что при новом правлении, уже приведшем к ряду перемен, мы более не будем прибегать к прискорбным нарушениям правил.

— Господин комиссар Ле Флок отступил от строгих норм ведения процесса во исполнение приказа короля и моих инструкций и заручившись моим согласием, — заметил Ленуар.

— И все же я повторяю свой вопрос: а стоило ли навязывать нам сие досадное заседание? — поднося к носу тонкий батистовый платок, процедил сквозь зубы судья по уголовным делам.

Николя сделал вид, что не услышал реплик, которыми обменялись его начальники.

— Позвольте мне, господа, — начал он, — напомнить вам о том, при каких обстоятельствах мне было поручено сегодняшнее дело. Министр Королевского дома, герцог де Ла Врийер, через господина Ленуара передал мне приказ явиться к нему в дом, что находится подле площади Людовика XV; там министр сообщил мне, что ранним утром у него в доме, а точнее, в кухне, обнаружили труп убитой Маргариты Пендрон, горничной герцогини. Возле тела горничной без сознания лежал раненый Жан Миссери, дворецкий герцога. После первого осмотра места происшествия я получил кое-какие косвенные доказательства совершения преступления. Однако оружия, которым жертве нанесли, поистине, ужасающую рану, найти не удалось. Рана дворецкого имела совершенно иную природу. Все заставляло думать, что дворецкий, убив свою любовницу, пришел в ужас от содеянного им преступления и попытался свести счеты с жизнью. Однако кухонный нож, найденный возле него, выглядел просто смешным по сравнению с жуткой раной жертвы. В подвале нашли множество кровавых следов. Цепочка таких следов привела сначала на третий этаж, а потом вывела на балкон, нависавший над порталом особняка. Совершенно ясно, что незнакомец покинул здание именно этим путем. Подбирая с пола в кухне серебряную нить, я заметил на ногах у Маргариты Пендрон дорогие туфельки без задников, из тех, какие обычно надевают на бал знатные особы. Рассказывая о том, как разворачивались события, свидетели демонстрировали непонятное мне смятение и путались в собственных показаниях. Кто-то говорил, что стояла непроглядная ночь, кому-то казалось, что труп обнаружили на рассвете… Но вот что меня поразило: каждый изо всех сил старался подчеркнуть свои плохие отношения с дворецким, а некоторые утверждали, что были неравнодушны к Маргарите Пендрон.