Эдуард Хруцкий - Полицейский

Полковника Сабан найдет или нет — неизвестно. А вот профессор Васильев, дело верное. Не зря Рубин завел дела с Левенцовым из Гохрана. Человек он был корыстный и жадный. Именно он должен привести его и Сабана на квартиру профессора. Ну а там…

Все. Через три дня берем Васильева и прямо с дела в Петроград. А там через границу. Видимо, он зря боялся Бахтина. Сломала тюрьма сыщика. Сломала. Машина шла ходко. Успокаивающе урчал мотор. Рубин чувствовал себя комфортно и спокойно.

Фролов спал чутко. Сторожей у него не было. Он сам да авторитет в жиганском мире охраняли его добро. Поэтому, когда в окно заскребли, проснулся сразу. Прямо на белье накинул пальто, сунул в карман наган. К окну подошел, всмотрелся в темноту. В черном проеме забелело лицо. Появилось и исчезло.

— Ты, Колька? — сказал Каин тихо и пошел отпирать черный ход.

Сабан сидел в комнате за столом, не снимая дорогой барской шубы.

— Сдохнешь ты скоро, Каин, куда деньги денешь? Живешь как червь. Тьфу!

— Ты не плюйся. За этим будил среди ночи? Это, Коленька, голубчик, у тебя денежки, а у меня так, на хлебушек.

— «На хлебушек», — передразнил Сабан, — сколько ты только через меня поимел? — То все прахом ушло. Война да революция. — Тоже мне Рябушинский, заводы отобрали.

— Ты чего, Колечка, пришел, старика ночью пугать?

— Тебе, старое падло, валюту кто недавно сбрасывал? — Валюта разная бывает. — Франки. — Откуда нынче франки? — Темнишь, гад старый!

Сабан вскочил, надвинулся на Фролова, заскрипел зубами.

— Ты фуфель не гони, был у тебя военный? Говори, падло старое, иначе…

Лицо Сабана пятнами пошло, заиграли на скулах желваки.

И вдруг распрямился старик. Ласковость с лица как смыло. Глаза жесткими стали, страшными. Зверь стоял перед Сабаном, хоть и старый, но зверь, по-прежнему опасный и сильный.

— Ты на кого прешь? Да когда ты еще пьяных раздевал, я уже шниффером был. Забыл, кто тебя на первый налет взял, к делу приспособил? Я за себя еще ответить смогу на любом толковище, да и есть кому за меня слово сказать. Отодвинулся Сабан, сник: — Да разве я… — А если так, так какое у тебя ко мне слово? — Был у тебя военный? Фролов пожевал губами.

— Мои дела ты знаешь, Сабан, я на доверии живу. Мое слово дорого стоит. — Сколько?

— Большие деньги. Сабан бросил на стол пачку. — Мало.

— На, гад старый, подавись. — Сабан вывернул из кармана кучу кредиток. Фролов аккуратно собрал их. Сложил в одну пачку.

— Клиента тебе отдаю, с которого много пользы мог бы поиметь. — Да не тяни ты.

— Франков у него много. Я все скупить не смогу, так вот он теперь в кафе «Бом» на Тверской обретается. Там сбрасывает, я ему наколку дал.

Сабан не прощаясь вышел. Фролов запер за ним дверь, вошел в другую комнату, где аппарат телефонный стоял. — Барышня, мне 22-345. — Да, — раздалось на том конце провода. — Кто у аппарата? — Литвин. — Передайте Бахтину, что гость был. — Давно? — Только что ушел.

Рано утром в ЧК готовили Чечеля к «новой жизни». Специально гримера из уголовно-розыскной милиции вызвали. Его одевали и так, и эдак. Наконец остановились на английском пиджачном костюме и касторовой шубе с шалевым воротником из бобра. Подобрали такую же шапку. Бахтин, Манцев и Мартынов внимательно оглядели Чечеля. — Вроде ничего. А? — сказал Манцев.

— Как вам, Александр Петрович? — поинтересовался Мартынов. — Чего-то не хватает. Чего-то не хватает. Бахтин, как театральный режиссер, рассматривал Чечеля. — Василий Борисович, снимите-ка шубу. Бахтин взглянул и хлопнул себя по лбу.

— Понял. Федор Яковлевич, Василий Николаевич, часы золотые нужны и перстень. Но дорогие.

— Ох, подведете вы нас под монастырь, Александр Петрович, — засмеялся Манцев, — но что делать. Добудем. А где же дама?

— Это по моей части. — Мартынов встал, вышел за дверь.

Все с нетерпением ждали. Наконец дверь распахнулась, и на пороге появилась прелестная женщина, закутанная в черно-бурый мех. Маленькая шапочка чудом держалась на пепельных волосах, глаза были пронзительно синими. — Вот это да, — сказал Чечель.

— Интересно, — Манцев встал, подошел к даме. — Откуда в наших суровых стенах такое чудо?

— Знакомьтесь, это наш товарищ Нина, она работает в ИНО.

— Ну, теперь все готово. — Манцев довольно потер руки. — Александр Петрович, начинайте инструктаж.

Странное это было кафе — «Бом». Воздух в нем слоистый от табачного дыма, стены давно свой цвет потеряли, размазаны, расписаны, заклеены обрывками афиш. Народа в нем всегда полно. Актеры, журналисты, писатели, поэты, сторонники различных фракций и так, праздные, бездельные люди, которых так много развелось в Москве. Сюда приходят поговорить, узнать новости, посплетничать или просто побывать на людях. Поэты сюда приходят вечером, тогда чтение стихов, споры, гвалт. Сейчас на пустой сцене гармонист в расшитой борчатке играет старые вальсы и романсы. Хорошо играет. Голос гармошки, резковато-нежный, щемящий, заполняет зал воспоминаниями о прошлом: о покое, стабильности, сытости, счастье. Люди Сабана сидели в углу с утра. В кафе ничего не подавали, кроме горького, как хинин, желудевого кофе с сахарином, да странных булочек из темной муки с повидлом, которые здесь именовались пирожными. Но у бандитов все всегда было с собой: и спирт, и окорок, и хлеб пшеничный. В другом конце зала сидел Хряк, он уныло глотал бурду, именуемую кофе, и жевал пирожное. Правда, и ему спиртяги перепало и теперь он мучительно думал, где найти еще выпить. Внезапно зал затих. Даже гармонь словно поперхнулась. В кафе вошла дама редкой красоты, в черно-бурой шубе, следом за ней роскошно одетый господин. Они сели за стол, мужчина достал из кармана бутылку «Бенедиктина» и разлил в чашки. Дама отхлебнула, устало взяла папироску и равнодушно поглядела в зал. В ее огромных синих глазах была одна только скука и презрение ко всем этим дурно одетым, суетящимся людям. Хряк встал, вынул из кармана платок, вытер лоб и пошел к выходу.

— Он, — сказал Семен, — здесь он командовал, и все бандиты подчинялись ему.

— Возьмем, больно уж одежда богатая, — сплюнул на пол Пашка Сучок.

— Нет, его пасти надо. Пусть приведет нас к кассе своей. Смотри, смотри.

К столу Чечеля подбежал маленький юркий человек и положил сверток. Чечель вынул пачку франков и протянул человечку. И тот исчез, словно растаял.

— Глянь-ка, — заржал Семен, — валюту сбросил. Ну и жох парень.

А Чечель встал, взял подружку-даму, и они вышли.

Уже смеркалось, но на Тверской было людно. Барский вид Чечеля и его дамы резко контрастировал с убогой толпой. — Они идут за нами, — сказала Нина. — А вы боитесь? — У меня в муфте браунинг. — Я думаю, пока до этого не дойдет.

Они перешли Страстную площадь, прошли мимо заколоченного Елисеевского и свернули в Козицкий. Потом на Дмитровку. А вот и Столешников.

— На лошадок пошли, — обрадовался Семен, — телефонируй Сабану, пусть приезжает.

Чечель и Нина вошли в дверь столовой. Обычной нынешней обжорки, где кормили овсяной кашей и почему-то пахло тухлым мясом. Мимо раздевалки свернули к двери. — Куда-с? — словно из стены вырос человек.

— На лошадок. — Чечель протянул ему сотенную ассигнацию. — Прошу-с. — Человек открыл дверь.

Они поднялись на второй этаж. Опять дверь, со звонком. Чечель повернул его три раза. Из распахнувшейся двери на темную лестницу вырвался свет и веселые голоса. Швейцар в ливрее, фуражке в галунах, получив мзду, принял их пальто бережно, словно они из фарфора сделаны. — Прошу-с, господа.

Одна из комнат — буфетная. Да, здесь не знают о нужде и голоде. В свете свечей переливались разноцветные бутылки, лежали в вазах фрукты, шоколад, бутерброды. — Ты выпьешь шампанского? — спросил Чечель. — Немного.

А буфетчик в черном фраке, белоснежной манишке с бабочкой. Все как в старые добрые времена, уже хлопнул пробкой. Заискрилось, запенилось в бокалах веселое вино. К стойке подошел человек в щеголеватом пиджаке, с жемчужной булавкой в галстуке. — Папиросы есть? — Асмоловские-с. — Дай, любезный, пару пачек.

Мельком посмотрел на него Чечель и узнал Мартынова. С трудом, но узнал. И сразу же ему стало спокойно: — Мне тоже пачку. Буфетчик протянул коробку: — На лошадок-с не желаете взглянуть? — Конечно. Дорогая, подожди меня здесь. Чечель усадил Нину за стол.

В соседней комнате, огромной, без мебели, толпился народ. Кого здесь только не было: завсегдатаи скачек в модных, не потерявших лоск костюмах, дельцы, напуганные временем, шустрые карманники с Сенного рынка, спокойные налетчики. У самого стола уже стоят двое из банды Сабана. Пришли рискнуть да погулять малость.

Чечель протолкнулся к огромному столу. Вот оно «птишво» — механические бега.

Мишка Чиновник в серой визитке и полосатых брюках, лорд прямо, а не крупье, командовал за этим столом.

— Ставок больше нет! — крикнул он, нажал рычаг, и побежали четыре лошадки вокруг стола. Круг. Еще. Финиш.