– Нет, – отозвался он. – Больше не буду.
Джонс улыбнулся ему своей широкой и полной симпатии белозубой улыбкой и, сойдя на мостовую, стал пересекать улицу, умело уворачиваясь от повозок. Вскоре он исчез в толпе.
Питт направился на поиски доктора Леннокса. Возможно, тот мог что-то заметить при осмотре тела, но не упомянул об этом, посчитав такую мелочь несущественной. Это могла быть какая-нибудь особенность, которая присуща определенному типу людей, способных наносить другим такого рода увечья.
Он нашел врача на спуске к реке, в самодельной лачуге из полусгнивших ящиков, сооруженной каким-то бродягой на ступенях, ведущих к воде. Леннокс склонился над мечущимся то ли в лихорадке, то ли от непомерной дозы алкоголя стариком в лохмотьях. Для него это был такой же пациент, как и другие, и он успокаивал его тихим голосом, заботливо подкладывая ему что-то под голову и оправляя сбившееся одеяло. Он дал несчастному воды и вынул из кармана краюху хлеба, за которую тот жадно ухватился и тут же стал жевать, с трудом проглатывая огромные куски.
Томас подождал, когда медик сделает все, чтобы помочь старику, а затем они вместе покинули лачугу. Мужчины шли рядом по узкому переулку. На солнце то и дело набегали тучи, находившие с востока и уже нависшие над рекой.
– Чем я могу вам помочь, суперинтендант? – с любопытством спросил Леннокс. Он по-прежнему казался напряженным, как натянутая струна, хотя сейчас это чувствовалось меньше, чем в их последнюю встречу, да и вид у него был уже не таким утомленным.
– Никак не могу сдвинуться с мертвой точки в этом деле, – откровенно признался ему Питт. – Вы осмотрели тела обеих убитых женщин. Заметили ли вы хоть какое-то различие в способах убийства?
Врач ответил не сразу. Какое-то время он шел молча, глядя прямо перед собой.
– Нет, – наконец сказал он.
– Ни малейших различий? – настаивал полицейский. – Я знаю, что обе девушки задушены собственными чулками и обе одинаковым образом привязаны к кроватям. Но есть много способов затягивать петлю на шее. А пальцы на их руках и ногах? Они вывихнуты одинаковым образом? У той и у другой?
– Да.
Лицо Леннокса стало суровым, а кожа на скулах натянулась. Он словно до сих пор переживал чужую боль – губы его сжались и побелели в уголках рта, на виске запульсировала жилка.
– Вы уверены? – не отступал Питт.
– Уверен. Если вы полагаете, что это сделал не один и тот же человек, что убийц было двое, то, боюсь, я не смогу вам ничем помочь. Костиган повешен, мне очень жаль. Хотел бы успокоить вас, но… не могу. – Доктор угрюмо наклонил вперед голову, и казалось, что глаза его ничего не видят. Он был настолько поглощен тем, что происходило у него внутри, что, задумавшись, чуть не сошел с тротуара, но рука Томаса вовремя удержала его. Мимо с бешеной скоростью промчался экипаж, и струя воздуха откинула прядь волос со лба Леннокса.
– А что вы можете сказать о ногтях? – снова вернулся к разговору Питт, как только заметил, что его спутник немного пришел в себя. Улица была свободна, и они шли быстро, направляясь в ее дальний конец.
– О ногтях? – переспросил хирург.
– Да. У Ады один ноготь был почти сорван, когда она пыталась развязать узел чулка на шее. Она боролась за жизнь, но очень недолго. А у Норы были ссадины и немного крови на ногте. Она более хрупкого телосложения, небольшого роста, но, похоже, боролась дольше.
– Это вопрос? – спросил Леннокс, обходя кучу мусора на тротуаре.
– Да, – ответил полицейский и обошел мусор с другой стороны. – Почему Нора смогла продержаться дольше? Вот вам и разница.
– Не знаю. – Медик задумался, и хмурая морщинка прорезала его переносицу. – Возможно, убийца застал Аду врасплох… К тому же одни люди защищаются лучше, другие хуже. Почему? Это никому не известно. Это так же непонятно, как и сопротивление болезни. Одни поддаются ей и умирают, хотя не должны были бы погибнуть от такого недуга. А другие цепляются за жизнь и преодолевают куда более серьезную болезнь или увечье, когда, казалось, и надежды не осталось на выживание. Другой на их месте непременно погиб бы. Все зависит скорее от воли, а не от физического здоровья или силы.
Питт слушал и ждал, что он скажет дальше, но его собеседник неожиданно умолк.
– Медицинская экспертиза убеждает вас в том, что обе женщины погибли от рук одного убийцы? – помолчав немного, еще раз резюмировал Томас.
Леннокс внезапно остановился и посмотрел ему в лицо. В глазах его были растерянность и боль, а губы снова были плотно сжаты. Видимо, воспоминания об осмотре убитых женщин ранили доктора.
– Не знаю, суперинтендант, – вздохнул он. – Я могу говорить лишь о том, что вижу собственными глазами. Это ваше дело – расследовать, прибегая к методу дедукции, и определять, кто виноват. Здесь я вам не помощник. Если бы я мог, ткнув пальцем в кого-то, сказать: «Вот убийца», я бы сделал это, поверьте. Клянусь Богом, сделал бы, и вы это знаете. Я видел тела двух молодых женщин, которых пытали, над которыми глумились, которым причинили боль и страдания, а затем убили…
Голос врача прервался – он снова потерял контроль над собой, и охватившие его эмоции мешали ему дышать. Он изо всех сил пытался успокоиться и не позволить своему лицу выдать себя.
Питт положил ему руку на плечо, чувствуя, как напряжены его мускулы.
– Все в порядке, успокойтесь, – промолвил он. – Простите, я не должен был так много требовать от вас. Конечно, это был один человек. Я… не могу вернуть Костигана к жизни и по-прежнему не знаю, кто настоящий убийца. Я просто в отчаянии, поймите и вы меня.
Хирург наконец перевел дух и хотел было что-то ответить, но вместо этого молча посмотрел на своего спутника полными страдания глазами.
– Простите, доктор Леннокс, – снова извинился суперинтендант. – Я слишком долго откладывал то, чего так боялся, но сейчас, видимо, пришло время решиться. Спасибо, что уделили мне столько вашего внимания. Мне жаль, что я отвлек вас от ваших пациентов.
Он не пошел дальше с медиком, а, повернув, зашагал в сторону Уайтчепел-стрит и церкви Святой Марии. Пришло время встретиться с Яго Джонсом.
Он нашел его на Кок-стрит, как и в прошлый раз, за раздачей супа. Но на этот раз священник был не один. Ему помогала усталая, в запыленном платье женщина, в которой Питт с трудом узнал Таллулу Фитцджеймс. Он остановился неподалеку, стараясь не привлекать к себе их внимание. Как же не похожа эта Таллула на беспечную и изысканную молодую леди с Девоншир-стрит! Если бы не оригинальность ее облика, Томас мог бы и не узнать ее. Она была поглощена тем, что делала, хотя временами легкая брезгливость на ее лице говорила о том, что девушка не совсем еще привыкла к своей новой роли. Но усилием воли она каждый раз подавляла в себе все лишнее и ненужное. Мисс Фитцджеймс прилежно разливала суп и, время от времени роясь в мешке рядом, вкладывала в протянутые руки не только тарелку, но и еще что-нибудь из одежды.
Ради одной маленькой замарашки она особенно долго рылась в мешке, пока не подобрала что-то яркое, цветастое, в красных тонах.
– Вот, специально для тебя, – сказала Таллула девочке и улыбнулась, тактично не добавив, что платье к тому же еще и теплое. – Ты в нем будешь выглядеть куколкой.
Малышка чуть не задохнулась от восторга. Разве могла она когда-нибудь мечтать, что станет похожей на нарядную куклу? Это была прекрасная мечта, да только не для нее.
– На, возьми, – уговаривала ее девушка. – Оно твое.
На нее с изумлением смотрела онемевшая мать девочки. Молчало и счастливое дитя, но внезапно глаза девочки расширились, она посмотрела на Таллулу, сделала шажок вперед, затем второй – и крепко обхватила «добрую фею» своими ручонками.
На мгновение мисс Фитцджеймс застыла, и тело ее испуганно сжалось от все время дающей себя знать инстинктивной брезгливости. Но она сделала над собой усилие и почти сразу забыла о своих сомнениях. В следующую секунду она уже искренне улыбалась и тоже обнимала девчушку.
Это был лишь короткий миг. Вскоре Таллула снова раздавала одежду в другие протянутые руки, но теперь с ее лица не сходило выражение светлой радости, а глаза девушки словно увидели что-то очень важное и значительное для нее.
Очередь двигалась медленно. Мужчины хорохорились – им было стыдно брать милостыню, женщины с исхудавшими лицами и детьми на руках давно забыли о такой гордости. Холод и голод, от которых страдали их малыши, был для них куда страшнее потери положения или признания себя нищими.
Когда были розданы последние тарелки супа и Таллула с Яго остались у пустого чана, Питт наконец осмелился подойти к ним. Мисс Фитцджеймс свертывала пустой мешок из-под одежды. У Томаса вдруг мелькнула мысль: не сама ли она доставила их сюда, как собственный вещественный вклад в благотворительность, помимо физического труда?
