— Как ты могла забыть? Не каждый же день король делает графу такие дорогие подарки. Отец положил шкатулку в сокровищницу, ту, которая поменьше. Вчера я заглядывала туда через решетку. Шкатулка все еще стоит там, но она открыта. И кинжала в ней нет.
— Я же сказала, твой отец оставил кинжал в своей комнате. Любой мог взять его. Из-за пира в честь возвращения Агапета эту комнату не охраняли.
— Кинжал был в сокровищнице именно потому, что любой мог бы взять его, если бы оружие валялось у всех на виду. Отец ни за что бы не оставил столь дорогую вещь без присмотра. И я никогда не видела у него кинжал.
— Да и как бы ты его видела? Агапет был в походе, ты не входила в покои отца после его отъезда. В отличие от меня. Эстульфу приходилось заходить в сокровищницу, чтобы сложить туда собранную подать или, напротив, взять оттуда деньги на покупки. Он часто просил меня открыть ему сокровищницу, и при этом я проходила через комнату твоего отца и каждый раз видела кинжал.
— Как странно. Я тоже много раз заходила в папины покои, чтобы положить там туники, которые я для него сшила. Несомненно, я бы заметила кинжал. Но он не попадался мне на глаза.
Я ожидала, что мать ответит мне что-нибудь, но она молчала, и я заметила, как беспокойно мечется ее взгляд.
— Только у двух людей, — продолжила я, — был ключ от сокровищницы, у тебя и у отца. А теперь объясни мне, как кинжал из шкатулки оказался в купальне.
— Ты же не хочешь сказать, что…
— Возможно ли, что кто-то взял твой ключ, который ты хранишь в выемке в стене рядом с сокровищницей, о чем знаю даже я?
Пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Во взгляде матери вспыхнула решимость.
— Я начинаю уставать от твоих расспросов, Элисия.
Больше она мне ничего не сказала.
Элисия
Может быть, она немного расстроена из-за того, что я расспрашивала ее с таким рвением. Она не любит раздоров, даже если дальше слов дело не заходит. Для матери жизнь должна быть теплой и уютной, чтобы она чувствовала себя хорошо. Что ж, за исключением той трагедии с Оренделем, ей действительно удалось создать для себя такие условия. Признаюсь, ночью перед этим разговором мне в голову навязчиво лезли не очень-то лестные мысли о моей матушке, но сейчас я принуждаю себя к справедливым суждениям. Я предполагаю, что кто-то сумел пробраться в сокровищницу и взял там кинжал. Не стоит с ходу отметать и возможность того, что папа действительно взял это оружие с собой в поход, хотя Бальдур и утверждает, что заметил бы такой дорогой кинжал. Но я не верю в то, что отец бросил столь драгоценный и в прямом, и в переносном (это ведь подарок короля!) смысле предмет в своей комнате, к тому же я его там не видела.
Если бы решение принимала моя мать, она объявила бы расследование завершенным и казнила бы венгерскую девушку. Но я продолжу расследование. Как только Бальдур станет графом, мне будет легче опрашивать людей, к которым я еще не могу подступиться.
***
Время, проведенное на кладбище, пошло мне на пользу. Я вспоминала прошлые годы, дни и часы, проведенные с моим отцом. Покой — странное состояние, оно может возникнуть в совершенно неожиданном месте, если рядом правильный человек, а моему отцу удалось даже собственную могилу сделать тем местом, где я чувствовала себя в безопасности. Он всегда был моим спасителем, посредником между мной и миром, который мне не всегда нравился.
Все началось с того, что он помог мне подружиться с жителями замка. Это самое раннее мое воспоминание о нем. Мне только исполнилось шесть лет, и у меня не было друзей моего возраста. Отец избавил меня от одиночества. Мой брат был еще совсем мал, а дети слуг избегали меня. Бильгильдис была немой, а папа часто отправлялся в разъезды. В результате я переняла материн говор, за что дети в замке посмеивались надо мной: моя мать говорила с сильным акцентом, свидетельствовавшим о том, что она родом из Западно-Франкского королевства. Я очень страдала от этого, но папа спас меня. Он заставил старшего сына Бильгильдис и Раймунда играть со мной, чтобы я могла избавиться от акцента. Я помню, что мать возражала против этого — мол, как это так, дочь графа будет играть с сыном слуги!
Знаете, воспоминания — это вообще очень странная штука. Ты знаешь наверняка, что что-то случилось, но образы, отложившиеся в твоей памяти, кажутся какими-то ненастоящими…
Только сегодня, стоя на могиле отца, я поняла, каким счастливым было мое детство. Детство, кончившееся, когда умер папа. Для мира — мне незачем себя обманывать — я всего лишь какая-то молоденькая дочурка графа в каком-то замке на Рейне. Но для моего отца я была целым миром. Теперь же с этим покончено. Нет человека, который бы заботился обо мне. Я осталась одна.
Только что Бальдур сообщил мне о том, что случилось. Я не могу поверить в то, что они это сделали.
Бильгильдис
Ровно пять дней назад Агапет умер, и с тех пор в этом обычно столь скучном замке началась такая катавасия, что я о таком даже и подумать не могла. Между Элисией и графиней разгорелась настоящая война за власть в замке. Собственно, сейчас у нас две графини, и я принадлежу им обеим.
Три дня назад, когда Элисия несколько запоздало отправилась на могилу Агапета проститься с отцом, графиня созвала в замке собрание. Пришли: Бальдур как командир стражи и зять покойного графа; кастелян Эстульф; настоятель монастыря Св. Трудперта; старосты и деревенские священники из соседних селений; представители гильдии купцов из Брейзаха, Церингена и Кольмара. Мой супруг Раймунд и я сама стояли неподалеку от собравшихся на тот случай, если госпоже что-то понадобится. Графиня, выйдя к гостям в белом, играла роль безутешной вдовушки, но нужно сказать, что она сильно переигрывала. Она извинилась перед гостями за столь скоропалительные похороны, приняла соболезнования и «погоревала» немного, излив свою мнимую скорбь в слова грусти.
Впрочем, долгие разглагольствования о том, как больно ей было потерять мужа, были бы совершенно неуместны, ибо не успела наша Клэр отдать последние почести Агапету, как она сказала:
— Так как у нас с моим супругом не осталось наследников, я считаю своим долгом позаботиться о том, чтобы в замке как можно скорее появился новый граф. Бремя забот, возложенное на графа, слишком велико, чтобы мы могли медлить. Бурхард, герцог Швабии, и король Конрад должны быть уверены в том, что наше графство, расположенное на границе королевства, находится в надежных руках. Поэтому я приняла, признаю, несколько неожиданное решение не выжидать время траура, который должен длиться целый год, а сегодня же повторно выйти замуж. В качестве своего нового супруга я избрала распорядителя Эстульфа. Уверена, Агапет поддержал бы меня в этом решении. Для него безопасность графства всегда была на первом месте, к тому же по возвращении из похода он высказывал свое одобрение по поводу проведенной Эстульфом работы. Я прошу собравшихся здесь поприветствовать нашего нового господина. Да здравствует Эстульф!
Графиня все очень хорошо продумала. Все собравшиеся здесь старосты очень тепло относились к Эстульфу, поэтому они сразу подхватили ее клич: «Да здравствует Эстульф!» Поддавшись общей атмосфере ликования, поддержали Эстульфа и купцы. Сельские священники широко улыбались, а аббат перекрестил новоиспеченного графа. Бальдур вообще не понял, что произошло, он просто стоял и смотрел на всех собравшихся, как баран на новые ворота. Я уверена, если бы он перебил графиню и не дал ей произнести эту речь, ничего бы не случилось. По крайней мере, если бы он попытался противостоять Клэр, то купцы и духовенство не стали бы вмешиваться в их спор, и, кто знает, наверное, умолкли бы и старосты. Возможно, Бальдур мог бы спасти положение и сразу после того, как все прокричали «Да здравствует Эстульф». Для этого ему нужно было громко и отчетливо высказать свое недовольство. В конце концов, Бальдур ведь командир стражи! Одного его приказа было бы достаточно для того, чтобы разогнать это собрание и продемонстрировать собственную силу.
Но если на поле боя Бальдур был полон отваги и решимости, то когда речь заходила о подобных интригах, он терялся. Его застали врасплох, и Бальдур, смутившись, не смог и рта открыть. Стоя с каменным лицом, этот дурак наблюдал за церемонией венчания, проведенной отцом настоятелем, и не произнес ни слова!
Ах, как бы мне хотелось присутствовать при том, как Бальдур расскажет Элисии о происшедшем! Но, к сожалению, даже мне не удается находиться в двух местах одновременно, а графине нужна была моя помощь в приеме гостей. К вечеру, когда уже стемнело, Клэр вспомнила о своей дочери и послала меня за Элисией.
Если бы наши чувства могли влиять на погоду, то в комнате Бальдура и Элисии с потолка свисали бы сосульки. Видимо, они уже поговорили и сказали друг другу все, что могли. Бальдур, не двигаясь, сидел на лежанке в позе уставшего кучера, а Элисия бегала туда-сюда по комнате. Ее волосы растрепались, лицо раскраснелось.
