Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Комнату освещала керосинка несмотря на то, что на дворе еще не стемнело. Но пришлось заколотить все окна досками. Нельзя подносить финским снайперам таких подарков как возможность стрелять в окна.

Наконец пришли последние, кого ждал Рязанцев — отделенный командир Якуба и помкомвзвода Петрунин. Новый комбат опустил руки с затылка на карту:

— Товарищи командиры! — Рязанцев дождался, чтобы все глаза были подняты на него. — Я как командир батальона принимаю решение прорываться из окружения. Подготовку начинаем немедленно. Прорыв осуществляем двумя группами. Первая — танковая. Колесные машины бросаем. Танковая группа отвлечет внимание и даст возможность уйти второй группе. Вторая пойдет на лыжах, с санями. Прошу внимания на карту…

Комбат взял в руку карандаш, подвинул карту ближе к середине стола, но показать ничего не успел.

— Да ты что, капитан! Что несешь! В своем уме, спрашиваю! — вскочил со своего места уполномоченный особого отдела Полевой. — Товарищи! — он уткнул разведенные пальцы обеих рук в березовую столешницу, навис над столом. — Вы же знаете, вчера пришла радиограмма от товарища Штерна[7]. «Держитесь, помощь идет»! Ты, капитан, отказываешься исполнять приказ?!

— Когда она придет? Откуда она придет? — Рязанцев стиснул кулаки, в одном из которых оказался зажат карандаш. Говоря, он постукивал кулаками о стол. — Дорога Лавоярви-Лемети перерезана, дорога Уома-Кяснясоляя перерезана. Тридцать четвертая «элтэбээр»[8] в кольце. Сто семьдесят девятый «эмэсбэ»[9] вот уже неделю безуспешно пробивается к ним, несет потери и сам может быть окружен. Раньше чем через две недели помощи не будет. Эх, кабы знать, что две недели! А то и месяц! Что тогда останется от батальона?

— Товарищи! — уполномоченный особого отдела Полевой выпрямился, завел большие пальцы под ремень, с силой провел под ним, оправляя гимнастерку. Медленно обвел взглядом комсостав, его губы дрожали. — Налицо пораженчество и паникерство. Я уверен, причиной тому элементарная трусость капитана Рязанцева. Он хочет спасти свою шкуру ценой нарушения приказа, любой ценой. Мы — советские люди, мы не можем бежать от врага…

— Садитесь! — перебил Полевого комбат. — Выскажете особое мнение в штабе, когда каждому из нас дадут оценку, а сейчас будете подчиняться.

— Я запрещаю выход из окружения! — громко и размеренно сказал особист.

Рязанцев врезал обоими кулаками по столу.

— Я командир батальона и мои распоряжения выполнять!

— А я здесь поставлен партией и народом, чтобы не допустить предательства, — уполномоченный особого отдела опустил руку к кобуре, расстегнул ее. — Чтобы заставлять исполнять приказы командования, — Полевой вызволил из кобуры наган, направил его на Рязанцева. — Пресекать измену.

— Отвечать перед партией и народом за судьбу батальона буду я, командир батальона, — капитан смотрел в направленное на него подрагивающее дуло. — А ты, Полевой, будешь мне подчиняться. Опусти оружие и сядь на место!

— Именем Союза Советских Социалистических Республик, пользуясь вверенными мне особыми полномочиями, — рука особиста перестала дрожать. Командиры взводов и отделений превратились в камень и перестали дышать. Неизвестно, что творилось в голове каждого их них, на чьей стороне они были. Вмешиваться они не имели права и не вмешивались.

— За трусость и предательство я приговариваю капитана Рязанцева к расстрелу.

— Не делай глупости, Полевой, — устало проговорил Рязанцев.

Выстрел оглушил собравшихся в комнате, окутал пороховым дымом. Уполномоченный особого отдела Полевой быстро обошел стол, на ходу возвращая наган в кобуру, приподнял навалившегося грудью на столешницу расстрелянного им комбата, вытащил карту, на которую уже начала натекать кровь.

— Командование батальоном как старший по званию я беру на себя, — сказал Полевой, бросив карту на другой край стола. — Заместителем назначаю старшего лейтенанта Иловану. Товарищ Якуба, распорядитесь, чтобы капитана перенесли… Хотя, может, и не должен он лежать рядом с теми, кто не дрогнул, не испугался врага, а до последней капли исполнял свой долг бойца и советского человека. Но особую могилу ему рыть много чести, а бросать, как собаку, в снег — это все-таки не по-человечески…

Капитан услышал, как заговорила пушка, когда полз под брюхом грузовика к заднему борту. Танковая! Значит, уцелел один. Это здорово. Но он мог уцелеть, только если добрался до того берега. Значит, бьет оттуда. Минометы, минометы надо накрывать, должны сообразить.

За задними колесами лежали и вели винтовочный огонь выпрыгнувшие из кузова люди. И продолжали спрыгивать. Шепелев увидел среди них Тимофея и Омари. Капитан выскочил из-под грузовика, уцепился за задний борт, подтянулся и нырнул под брезентовый полог. Он сразу наткнулся на сержанта Когана. Лева рвал зубами упаковку бинта, стоя на коленях перед стонущим человеком. Раненый, уже снявший даже гимнастерку, пытался сам стянуть свитер, рукав которого пропитался кровью.

— Ящики с консервами! — закричал капитан тем, кто находился в кузове. — Выбрасывайте вниз, ставьте по обе стороны и ложитесь за них!

Капитан знал, что в грузовике не было ящиков с оружием, там были продукты.

— Товарищ! — Шепелев ухватил за рукав шинели заместителя политрука. — В какой машине огнемет?

Об огнемете, что везли на позиции, капитан слышал от погибшего комиссара. Тот с юношеским восхищением говорил об огнеметных танках, самом страшном оружии для вражеских дотов, с их помощью мы должны сломить противника.[10]

Только вот жаль их мало, еще бы надо. И сказал, что везет колонна один фугасный огнемет на подмогу нашей армии. Но недостаточно этого, ох, недостаточно, просто мало. Больше нужно, нужно собрать по всей стране, мобилизовать промышленность на их выпуск. Капитан вполуха слушал его восторги и пожелания, думал о своем, а нет, чтобы спросить, в каком грузовике едет огнемет.

— Не знаю, — замотал головой замполитрука. — Не знаю.

Политработник плохо слушающимися руками прилаживал к «Маузеру» деревянную кобуру-приклад.

— Я знаю! — крикнул раненый, которому сержант Коган помогал стягивать свитер, и застонал, закатив глаза от боли. Но справился и договорил: — В Анохинский грузили… Второй после топливных машин…

Пулеметная очередь прошла по кузову, доски вздрагивали и трещали, в брезенте добавились новые отверстия. Капитана сбил с ног повалившийся на него замполитрука, так и не сумевший прикрепить к «Маузеру» приклад. Выбравшись из-под упавшего, Шепелев наклонился над ним и увидел, что помочь ничем нельзя. Из простреленного виска замполитрука толчками выплескивалась кровь и расползалась по грязной наледи досок черной лужицей, над которой поднимался пар. «Если смерти, то мгновенной…» Это правда. Сейчас так лучше. Даже, если все быстро закончится, спасти все равно удастся только легкораненых. А как скажите сделать так, чтобы закончилось быстро?

Капитан быстро расстегнул ремень и полушубок, бросил его на лавку, идущую вдоль борта кузова, остался в стеганой ватной фуфайке. Ремень, кобуру и в ней ТТ он с собой брать не собирался. Пистолетом сейчас много не навоюешь. Потом он распустил на шапке уши и связал их внизу. Мина ударила где-то перед кабиной грузовика, встряхнув машину ударной волной. Ее осколки приняла на себя кабина, лишь некоторые долетели до кузова, разорвав брезент наверху. Артиллерийские снаряды рвались далеко в лесу. Значит, танк нащупывает минометы. Правильно.

Капитан помог скинуть вниз один из дощатых ящиков с консервами и спрыгнул следом. Какое никакое, а можно из них соорудить полевое укрытие, затолкав под грузовик. Сверху закрывает машина, спереди ящик, сзади поставить такой же. Продукты, конечно, попортятся…

Шепелев пробежал расстояние между машинами со спринтерской скоростью и прыгнул под кабину. Передохнул за колесами пару-тройку секунд и пополз, огибая бойцов, ведущих стрельбу из-под грузовика, огибая трупы. Кругом разрывалось, трещало, стучало, свистело и просвистывало, хлопало, лязгало, падало, вскрикивало, вопило и материлось. Через эту симфонию капитан полз, бежал и снова полз. Ему требовалось преодолеть больше половины длины колонны. Если раньше не подстрелят…

Кабины были изрешечены пулями, водители убиты. Засевшие в лесу стрелки никого не подпускали к тракторам, сразу переводя огонь на тех, кто пытался все-таки добраться до них и попробовать отвести машины до безопасного участка. Пули щелкали и по бронелистам двух волокуш, прицепленных к одному из тракторов. Оружие добровольцам должны были выдать в прифронтовой зоне. Только старшина оказался при винтовке, единственный на две волокуши с бойцами. Когда колонну атаковали, он вытащил ее из плащ-палаток, наваленных на днище саней.