смерти Ленина. Сталин надел такой френч сразу после похорон вождя мировой революции и с тех пор считал эту одежду личным символом власти. Он не был суеверным, но приверженность символам была хорошо известна его окружению. Например, адъютанты никогда не приносили чай с четным количеством ломтиков лимона. Три или пять были нормой. Однажды немолодой майор, который в тот день принес чай, ошибся и ломтиков лимона на блюдце оказалось шесть. Вождь ничего не сказал, только молча глянул в сторону майора. Утром следующего дня майора увезли прямо из Ставки, и он больше никогда там не появлялся. Вот и френчи также играли для Сталина символическую роль.
У него было несколько совершенно одинаковых френчей, которые отличались только высотой стойки-воротника. В холодные осенние и зимние дни он выбирал высокую стойку, в которой ему было теплее и уютнее. Это для своего народа и, конечно, для своего окружения он был строг и ужасен, но для себя лично Сталин легко позволял маленькие приятности. Френч был символом и одной из немногих личных слабостей вождя. Правда, Сталина смущало происхождение этого «пиджака», как он привычно называл френч своим помощникам, готовившим ему гардероб на день. Сталина раздражало то, что это название «пиджака» вообще-то принадлежало британскому фельдмаршалу Джону Френчу, который и придумал этот китель с четырьмя карманами, хлястиком сзади и широкими плечами для погон. Кроме того, Сталину было неприятно, что Черчилль, которого он особенно не любил, тоже охотно носил подобный гардероб.
Однажды, это было в 1925 году, на съезде ВКП(б), Зиновьев, увидев Сталина в новеньком френче с красной оторочкой по верху воротника, насмешливо отдал честь и сказал:
— Да тебе френч идет больше, чем Керенскому.
Сталин сделал вид, что не понял иронии, но в душе у него все закипело. Ведь все хорошо знали, что моду на френчи в Российской империи ввел Александр Федорович Керенский. Сталин не выносил никаких сравнений, а намек на Керенского просто вывел его из себя. Тем более взбесила его ирония Зиновьева, который при случае всегда задевал будущего вождя нации своими шутками и прибаутками. Сталин промолчал, не желая нарваться на новые шутки. Но Зиновьеву не простил…
Сталин оперся двумя руками о стол, наклонил голову и на несколько мгновений замер, так что со стороны могло показаться, что он спит стоя. Нет, он не спал. Он вообще не мог спать последние дни, даже если ложился в кровать в пять утра. Ему докладывали ежедневно все более грозные новости о возможном начале войны с Германией. Конечно, страха у него не было, Сталин был уверен, что за месяц разобьет Гитлера и войдет в Берлин. Его мучила мысль о том, что Гитлер может напасть не один, а в компании других стран. С кем будет Англия? Вот этот вопрос занимал ум вождя.
— Пусть зайдет Тимошенко, — поднял он трубку внутренней связи.
Через минуту высокая дубовая дверь тихо при всей своей массивности отворилась, вошел Поскребышев.
— Товарищ Тимошенко сейчас будет, он как раз в Ставке.
Сталин кивнул и прошел к креслу с высокой спинкой, стоящему вплотную к столу.
Опять появился Поскребышев.
— Товарищ Сталин, маршал Тимошенко.
Тимошенко вошел, слегка сутулясь, держа в руке тонкую папку с несколькими листами бумаги.
— Садись, — сказал тихо Сталин, показав рукой на стул, стоящий напротив его кресла.
Маршал сел, положил папку на колени, открыл.
— Товарищ Сталин, ситуация на сегодня благоприятна для нас…
Сталин сердито махнул рукой.
— Не надо. По-другому…
Тимошенко удивленно посмотрел на вождя. Сталин взял в руки любимый синий карандаш, покрутил его в пальцах.
— Что там у Англии?
— У Англии? Хочу доложить о ситуации на границах. Там, где немцы сейчас копят силы.
— Потом… Что в Англии?
— Товарищ Сталин, оперативные разработки мы ведем по контактной линии с немцами…
Сталин ткнул карандашом в сторону маршала и недовольно проворчал:
— Потом, я сказал. Меня интересует, что делают англичане…
— У них сейчас одна задача — от немецкого люфтваффе прятаться, — попытался отшутиться Тимошенко.
10 мая 1941 года люфтваффе бомбило Лондон особенно интенсивно. Тысячи пожаров, около трех тысяч погибших жителей британской столицы. Именно это и имел в виду маршал Тимошенко.
Но этот ответ вызвал у Сталина особенное раздражение. Он встал из-за стола, подошел почти вплотную к маршалу. Тот сделал попытку встать, но Сталин жестом усадил его на место.
— Гесс сейчас в Англии. Он, наверное, в кабинете Черчилля и спит. Неслучайно он полетел туда почти сразу после этой бомбежки.
— Так точно, товарищ Сталин.
— Что «так точно»? Он с кем встречался и о чем говорил? Почему он там, кто его послал? Гитлер?
Тимошенко ощутил, как с каждым словом недовольство вождя возрастает, и решил не играться более словами.
— Товарищ Сталин, разрешите, я приглашу для доклада разведку?
Вождь сверлил колючим взглядом фигуру маршала, который внезапно потерял весь лоск и уверенность в себе.
— Не надо. С разведкой я сам поговорю… — Сделал паузу и продолжил: — Гесс! Вот где ключ в Англии… Идите. — Посмотрел вслед уходящему маршалу и тихо пробормотал: — Не с кем говорить… Не с кем.
Сел в кресло, опять включил внутреннюю связь.
— Принесите чаю. Покрепче…
Глава 8
Тайна Гесса. Май 1941 года
Здание, в котором находился кабинет Гесса, ничем особым не отличалось. Длинный, хорошо освещенный коридор без окон на улицу. Несколько дверей, задрапированных темно-бордовыми гардинами. На них, в верхнем левом углу, — черные свастики.
Рудольф Гесс — высокий худощавый мужчина средних лет. Глаза глубоко посаженные, брови густые и кустистые. Он был одет в эсэсовскую форму. Гесс любил аксессуары, которыми славится вся нацистская верхушка, — строгие мундиры, знаки отличия, повязка со свастикой на рукаве. Кабинет он обставлял с шиком модного кутюрье, с неким оттенком ориентального лоска. Гесса очень многое связывает с Египтом и с Африкой, и различные статуэтки животных, священных скарабеев с давних времен украшают его жилище и кабинеты.
На столе стоит маленькая модель пирамиды с начертанной на ней арабской вязью.
