И все-таки я должен задать ему этот последний вопрос…
– Знаете, что странно? – начал Георг через некоторое время. – Я ведь уже говорил вам, что иногда обращаю внимание на всякие мелочи. Такое часто бывает в разговоре, как вот теперь. Когда я рассказал вам про снотворное и про предположение моего отца о том, что оборотень усыплял своих жертв, вы посмеялись. Сказали, что у моего отца богатое воображение, раз он решил, будто оборотень усыпляет каких-нибудь шлюх и вскрывает им грудную клетку. Что ж…
Он замолчал и напряженно взглянул на Иеремию.
– Ну и?.. – спросил старик, вытирая слезы. – Что ты хочешь сказать?
– Я не упомянул ни шлюх, ни вскрытую грудную клетку. И не думаю, что вы могли бы услышать об этом. Отец говорил, что капитан Мартин Лебрехт хотел сохранить это дело в тайне. Так что об этом мог знать лишь один человек. – Георг выдержал небольшую паузу и закончил: – Убийца.
Вновь последовало напряженное молчание. Потом Иеремия отшвырнул рукоять, та со звоном отлетела в угол. Усталые глаза его вдруг затравленно сверкнули, как у зверя, загнанного в угол.
– Хватит ходить вокруг да около! – прошипел он. – Ты обо всем догадался, хорошо. Можешь собой гордиться. Я и в самом деле недооценил тебя. – Он задумался ненадолго, а потом злобно улыбнулся: – Но это ничем тебе не поможет.
Георг почувствовал, как волосы на загривке встали дыбом. В тот же миг он понял, что допустил ошибку. Надо было разыскать отца или хотя бы воздержаться от этого последнего вопроса. Но теперь уже поздно.
– Что… что вы задумали? – спросил он осторожно.
Иеремия показал на кружку в руках Георга.
– Я уже говорил, что спиртное обладает удивительными свойствами. Например, приглушает странный привкус. – Он показал себе за спину. – Горшок с болиголовом не случайно оказался на полке. Я подумал, что он может мне понадобиться.
Сердце у Георга забилось вдвое быстрее.
– Вы что… отравили меня? – просипел он.
Иеремия пожал плечами:
– Ну, отравил – это слишком громко сказано. Скажем так, я позаботился о том, чтобы эта маленькая тайна осталась между нами. – Человек, бывший когда-то палачом Михаэлем Биндером, внимательно смотрел на Георга. – Чувствуешь уже нечто такое? Воздействие болиголова обычно начинает ощущаться в ногах. И от них онемение поднимается по всему телу. Когда оно достигнет сердца, наступает конец.
Георг подвигал пальцами ног. И действительно почувствовал слабое покалывание, поднимавшееся к щиколоткам.
– Вы… вы дьявол, – выдохнул он. – А я-то думал…
– Что я добрый старик? – Иеремия отмахнулся: – Тебе еще многому следует научиться, Георг. Я казнил сотни людей. Думаешь, одним больше или меньше имеет для меня значение? Да, я убил ту юную шлюху. И поверь мне, каждую минуту каюсь в этом деянии. Но это не значит, что я готов в роли оборотня отдаться на растерзание толпы. А они с удовольствием меня разорвали бы! Взгляни на меня! – Он показал на свое изуродованное лицо. – Я монстр! Лучшего чудища им не сыскать.
– Так, значит… вы не оборотень вовсе? – спросил Георг растерянно.
Он чувствовал, как покалывание постепенно подбирается к бедрам.
– Оборотень я или нет? – Иеремия вздохнул: – Дорогой мой Георг, ты считал себя таким смышленым… Но порой все бывает немного сложнее. Я не добряк и не старый дурень, но и не дьявол. Как и большинство людей, я, наверное, где-то посередке. И я дорожу своей жизнью. Как, вероятно, и ты.
Он улыбнулся и взял с полки бурый комок размером с кулак. Георг не сразу его разглядел. Должно быть, это было какое-то засушенное растение.
– Знаменитая иерихонская роза, – пояснил Иеремия. – Она попала к нам с востока с первыми крестоносцами. На первый взгляд мертвая, но стоит окунуть ее в воду, как она снова зеленеет и начинает цвести. Мудрецы называют ее дланью Марии, о ее целебных свойствах ходят легенды…
Он отломил кусочек от сухой массы и раскрошил его в кружку. Потом прошел к очагу, над которым стоял котел с горячей водой, и наполнил кружку.
– Небольшая щепотка от этой розы, еще несколько ингредиентов, известных мне одному, – и действие яда прекратится, – продолжал старик. – Правда, ненадолго. Примерно на день, и только. Потом болиголов снова проявит свои смертельные свойства. – Иеремия улыбнулся и пододвинул кружку к Георгу. – Вот мое предложение. Ты будешь держать язык за зубами. И сможешь каждый день приходить ко мне за противоядием до тех пор, пока я не поделюсь с тобою рецептом, и тогда ты навсегда покинешь Бамберг. По-моему, вполне себе благородное предложение, как считаешь?
Георг попытался пошевелить носками, которых уже не чувствовал. Потом нерешительно кивнул и принял кружку. Он принял решение.
Ты Куизль, не забывай об этом…
– Благородное предложение, – проговорил он. – Во всяком случае, в устах бессовестного убийцы. Но, боюсь, придется его отклонить.
С этими словами Георг выплеснул кипяток Иеремии в лицо.
Старик с криком свалился на пол и схватился за уродливое лицо.
– Безумец! – вопил он. – Я предложил тебе жизнь, а ты…
Георг бросился на него и вцепился в горло.
– Куизль никому не позволит шантажировать себя! – прошипел он. – Никому! Как бывший палач, ты должен знать, что существует немало способов развязать человеку язык. Ты сейчас же назовешь мне остальные ингредиенты, потом я возьму эту розу и…
В это мгновение дверь с грохотом распахнулась и кто-то грубо отпихнул Георга в сторону.
* * *
Тем временем Барбара находилась в раю и аду одновременно.
Подтянув к себе колени, она сидела в дальнем углу теплицы в замковом саду, куда сбежала сломя голову от разъяренной толпы. Теплица находилась в глубине парка, в той части, где смыкались, огибая сад, два рукава Регница. В теплице росли высокие экзотические деревья, увешанные оранжевыми фруктами величиной с кулак, источавшими восхитительный аромат. В темно-зеленой листве с щебетом порхали пестрые птицы. Аромат был до того сильный и соблазнительный, что Барбара уже надкусила один из плодов. Но он оказался ужасно горьким, и девушка его выплюнула.
Она предположила, что это так называемые апельсины. Отец рассказывал, что из дорогих цветков этих деревьев иногда делали лекарства или душистую воду. Вообще, они росли только на юге, но растопленная печь прямо посреди теплицы даже осенью обеспечивала необходимое тепло.
Барбара закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание. Здесь было тепло, хорошо пахло, и она хоть на какое-то время оказалась в безопасности. И при этом чувствовала себя взаперти, как в кошмаре.
Девушка сидела здесь уже больше часа и все не могла осмыслить, что с нею приключилось. После того как викарий Харзее превратился в оборотня, она в общей суматохе выбежала на улицу. Там горожане уже устроили охоту на артистов, которых на фоне пережитого считали колдунами и заклинателями. Добрый Маттеус стал их первой жертвой. Он звал на помощь, но вскоре его крики сменились нечеловеческими воплями. Тогда Барбара отвернулась. В теплице было тепло, но девушку била дрожь. Где же сэр Малькольм? Где Маркус Зальтер и остальные артисты? Неужели их, как и беднягу Маттеуса, растерзала толпа? Может, их трупы уже болтаются на деревьях перед замком?
Барбара с трудом пыталась упорядочить мысли. Аромат апельсинов помог ей хоть немного успокоиться. Удалось ли отцу и дяде Бартоломею освободить Матео, как обещала ей Магдалена?
Матео…
Стоило ей подумать о нем, как глаза наполнялись слезами. С тех пор как ее избранник оказался в тюрьме, Барбара места себе не находила от нахлынувших чувств. Да, она любила его. Вот только что она могла знать о любви, если прежде ничего подобного не испытывала? Только в одном девушка была уверена: нужно помочь Матео. Но за последние часы Барбара осознала еще кое-что.
Ей хотелось обратно к родным.
С тех пор как она покинула отца, Магдалену, Георга и остальных, Барбара чувствовала себя так, словно утратила частичку себя. И зачем только она сбежала? Повела себя как дура! Кроме того, теперь она и к старому Иеремии не могла вернуться. Стражники там, наверное, все вверх дном перевернули в поисках артистов.
В эту минуту, одинокая и озябшая в наполненной ароматом теплице, Барбара решила вернуться к семье. Даже если отец так и не освободил Матео.
Ей давно уже пора домой.
Спустя целую вечность крики снаружи постепенно затихли. Слуха доносились лишь разрозненные выкрики, но это, вероятно, были только стражники. Барбара поднялась и осторожно подошла к двери. Выглянула сквозь щель во тьму. Ничего не заметила и выскользнула в ночную прохладу.
