— Что-о? — Кодзиро покачал головой. — Нет. Югао умерла вскоре после переезда Нобуко сюда. Думаю, и мой брат видел ее всего-то раз, не больше. И вообще, господин, я бы хотел, чтобы вы оставили это дело. В тюрьму меня теперь вряд ли посадят, а остальное мне безразлично. Жена моего брата была истинной дьяволицей, и смерть она заслужила. И папаша ее был ничем не лучше. А что касается моего брата, то он просто был глубоко несчастным человеком в конце жизни.
— И все же вы должны быть оправданы, а убийца вашего брата должен быть наказан. Этого требует справедливость.
Кодзиро поморщился. Он сильно исхудал и сейчас выглядел старше, почти как его брат, а не как крепкий молодой парень, которого Акитада видел в горах или окровавленным, но не сдающимся в тюрьме. С ним, похоже, произошло то же, что и с Ёсико — жизненные силы будто покинули его.
— У меня перед вами есть и еще один долг, — проговорил Акитада неуверенно. — Дело касается моей сестры. Я был совершенно не прав, заставив сестру нарушить данное вам слово. Теперь я прошу вас простить мне такое равнодушие и бесчувственность.
Кодзиро долго молчал. Со стороны могло показаться, что он даже не дышит. Такое впечатление, что в душе его в этот момент происходила отчаянная борьба. Наконец он все-таки хрипло выговорил:
— Вы извинились перед вашей сестрой, господин? Акитада вздрогнул.
— Я… разговаривал с Ёсико. Она была… просто счастлива. Честно говоря, она подумала, что вы тоже очень обрадуетесь.
— Тому, что вы наконец смягчились и пожелали признать связь с жалким простолюдином?
Разговор явно не клеился. Акитада почувствовал, как кровь подступает к лицу. Он был зол на себя и на этого упрямого крестьянина. Ведь тот не мог не понимать, на какой шаг решился Акитада, выставив тем самым себя и свою семью на посмешище своим знатным друзьям и знакомым. Ради Ёсико он постарался взять себя в руки.
— А я надеялся, что мы сможем подружиться, — мягко сказал он и, вспомнив про Тосикагэ, прибавил: — Даже побрататься. У меня никогда не было брата, и для меня радостным открытием стали отношения с мужем моей другой сестры.
Кодзиро сдался.
— Пожалуйста, простите меня, — тихо проговорил он. — Я снова ошибся в суждениях относительно вас. Я не имел права отвергать ваше щедрое предложение дружбы и… — Он замялся, испытывая неловкость. — Так вы говорите, Ёсико все еще… Все еще хочет?..
— Да. Но быть может, теперь вы передумали после всего, что случилось?
— Нет! Я никогда не передумаю! — со всей пылкостью проговорил Кодзиро. — В моей жизни никогда не будет другой женщины. Я знал это всегда, почти с самого начала. Мои чувства не изменились за все эти годы и не изменятся никогда.
Смущенный столь открытым проявлением эмоций, Акитада разглядывал свои руки и улыбался.
— Пересмотрев свои счета, я нашел для себя возможным дать Ёсико такое же приданое, как ее сестре. — Он назвал цифры — серебро, рисовые поля, рулоны шелка, — потом спросил: — Вас такое устроит?
Кодзиро, потрясенный до глубины души, слушал, потом воскликнул:
— Господин, но в этом нет надобности! Ваша щедрость не знает границ, но уверяю вас, я вполне состоятельный человек. У меня большие владения за городом. Я целиком и полностью в силах обеспечить вашей сестре те же условия, в каких она выросла.
— В таком случае будем считать этот вопрос улаженным, и теперь называйте меня Ахитада. Ёсико получит, что я обещал, а также содержание для нее и ее детей. Детали мы можем обсудить позже. У Ёсико до сих пор была трудная жизнь, но я решительно настроен изменить ее. — Улыбаясь, он поднялся.
Кодзиро тоже встал.
— Прямо и не знаю, что сказать, — пробормотал он. — Могу я с ней увидеться?
— Конечно. Приходите к нам сегодня ужинать. Я приглашу своего зятя. А вот сестра Ёсико не сможет прийти, она скоро должна родить. — В сложившихся обстоятельствах так было даже лучше. Акико требовалось время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что сестра выходит замуж за простолюдина. У ворот он остановился. — И я надеюсь, вы присоединитесь к нам завтра вечером на празднике в Весеннем саду. Говорят, там будут выступать актеры и акробаты с пляской демона.
Кодзиро пребывал в таком смятении, что и не подумал возразить. Он поклонился и, улыбаясь, кивнул. Он улыбался Акитаде вслед, и когда тот обернулся, пройдя какое-то расстояние, Кодзиро все еще стоял у открытых ворот, улыбаясь и маша ему рукой. Вот тогда-то Акитада и вспомнил историю Фудзивары Моройэ, который потерял настоящую любовь, потому что упустил время.
Последнее утро уходящего года выдалось ясным. В доме Сугавара вовсю шли приготовления к новогодним торжествам. Тора с Гэнбой украсили все крыши и карнизы сосновыми ветками и гирляндами из рисовой соломы. На кухне высились горы праздничных угощений, приготовленных для приема, на который Акитада намеревался позвать друзей и коллег.
Акитада до сих пор старался щадить себя, но в это утро вышел из дома пораньше, чтобы лично разнести праздничные приглашения — одни на домашний прием, другие же на вечерние торжества в честь уходящего года, на праздник изгнания злых духов.
Среди своих гостей на этом городском празднике Акитада ожидал увидеть не только свою семью и слуг, но также начальника полиции Кобэ и госпожу Вишневый Цвет.
За несколько часов до заката женщины и Ёри вместе с угощениями и вином погрузились в запряженную быком повозку, и вся компания выдвинулась в сторону Весеннего сада.
Там вокруг павильона на озере уже собралась внушительных размеров толпа. Для выступления актеров был сооружен специальный помост. Акитада провел своих гостей к одной из трибун и проследил, чтобы женщины и Ёри удобно расселись за бамбуковыми перегородками, скрывавшими их от глаз толпы.
Акитада вместе с Кодзиро, Тосикагэ и Кобэ сели впереди, а позади них — Сэймэй, Харада, Гэнба, Тора и Сабуро. Нанятые слуги носились взад-вперед с вином и угощениями.
Тосикагэ принял Кодзиро легко. Он сам-то был почти так же счастлив, как жених. Сын его Тадаминэ был отозван с военной службы на востоке и теперь, вернувшись в столицу, поступил в дворцовую гвардию.
Один Кобэ был раздражен. Он даже попытался отказаться от приглашения, сославшись на дела, но Акитада намеками на важные открытия все-таки уговорил его. И вот теперь он сидел, беспокойно ерзая, когда старые друзья и коллеги подходили к трибуне поздравить Акитаду.
Когда заиграла музыка, толпа вокруг трибун рассосалась.
Как и обычно, праздничные выступления открывались традиционными танцами в исполнении молодых мужчин и мальчиков из родовитых семей.
Кобэ мрачно смотрел на них.
— Ну что ж, мило, конечно. — пробормотал он. — Если больше в жизни нечем заняться. По мне так борьба куда как лучше. По крайней мере хоть что-то полезное могу почерпнуть для себя. А чего мы ждем?
Акитаде самому не терпелось осуществить свой план, но он сказал:
— Имейте терпение. Скоро все выяснится. — Он ждал своего шанса — единственного шанса. Глянув на Кодзиро, он пожалел, что так и не предупредил его. И все-таки большую роль должен был сыграть фактор внезапности.
Когда на сцену вышли акробаты, публика повеселела и зашумела. Близняшки Злато и Серебро имели особый успех. А уж как ликовал Тора — он так радостно орал с трибуны, что Сэймэю пришлось зажать ему рукой рот. Госпожа Вишневый Цвет тоже гремела сквозь толпу из-за своей перегородки:
— Молодцы, девчонки! А ну, еще выше! Так, так! А ну, выше попки! Отлично! Я знала, что у вас все получится!
Сэймэй, оскорбленный разнузданным зрелищем, дергал хозяина за рукав, но Акитада только смеялся. Он не отрываясь следил за площадкой позади сцены, где актеры из труппы Уэмона ждали своего выхода.
Наконец сам Уэмон, худенький, почтенного вида человек в изящном черном кимоно, взобрался на сцену, чтобы объявить фарс «О жадном священнике Фуко», где главную роль исполнял Дандзюро.
Заиграла музыка, и на сцену вышел толстый монах. Играл Дандзюро превосходно, полностью перевоплотившись в тучного пожилого священника — важного, самодовольного, ленивого и вечно хныкающего. Толпа ревела в восторге.
Всегда питавший неприязнь к буддистам, Акитада нашел зрелише полезным, но ничуть не смешным — за комической маской скрывалась отвратительная правда.
А между тем рядом изнывал Кобэ.
— Смотрите, как легко он это делает, — прошептал он Акитаде на ухо. — Как думаете, мог тот малый, что отравил Ясабуро, перерядиться в монаха?
— Почему бы нет? Я бы не удивился, если бы он выглядел именно как Фуко.
Кобэ нахмурился.
— Вы правы. Но только ради этого можно было не тащить меня сюда, а просто сказать на словах.
— Подождите. Будет кое-что еще.
Фарс закончился, и Уэмон объявил танец небесных дев. Этого номера Акитада как раз и ждал. Сердце его заколотилось. Начинало смеркаться, а между тем он совсем не рассчитывал на раннюю темноту.
