— Сундук точно тот?
— Знамо дело! Приметный, хоть вещь бестолковая. А клад, значит, Никишке достанется?
Что же получается? Или извозчики путают, или один из них врет. Оставалось провести очную ставку.
Последовал приказ дежурному незамедлительно доставить субъекта, с которого ротмистр снимал протокол.
Никифор под конвоем Джуранского сник и даже бубнить перестал. Какие удары приготовила судьба на его голову, и думать боялся. А про себя зарекся: чтобы еще раз добровольно лезть в помощники полиции — да никогда в жизни, мля.
Ванзаров пододвинул ему шаткий стул. Примостившись на краешке, Пряников изготовился к худшему. В этом убеждала довольная рожа Герасима: вот ведь злопамятный гад, из-за рубля удавится.
— Расскажи, любезный, с какой барыней сундук вез? — без всякой строгости спросил Родион Георгиевич. Но послышался Никифору окончательный приговор: все, решили его извести, как есть, жаль, лошадь пропадет, мля.
— Что молчифь?
— Эта… мля… чего… сами-то… знаете…
— А ты Герасиму расскажи.
— Бабы… нет… да… от… господин… мля… видели… И сундук его.
— Как он выглядел?
— Да уж так, ого… от…
— Что скажефь? — обратился Ванзаров к Герасиму.
— А то и скажу: барыню вез. Врать не обучен. Не то что иные…
Тут между извозчиками вспыхнул профессиональный диспут «О честности и о том, кто у кого деньги-сбрую одалживает, а возвернуть забывает». Спор славян между собою дошел до того, что Герасим разгорячено вскочил, а Никифор сжал кулаки. Но тут не к месту встрял Джуранский с окриком, и боевой дух враз покинул соперников. Продолжать очную ставку стало бесполезно. А ротмистр был наказан уж тем, что ему предстояло разбираться в речах Пряникова и писать с них протокол.
Без спарринг-партнера Растягаев сник. Но лукавый прищур надежно скрывал его душонку.
Остается простой вывод: их было двое. Растягаев высадил пассажирку примерно в половине восьмого, а Пряников подхватил уже господина в этот же час. Дама привезла сундук от Финского вокзала через Малую Конюшенную к углу Арсенальной, а второй номер — обратно, к вокзалу. Но зачем возить «чурку» по кругу, предавать по эстафете, а потом бросать у извозчика? Где тут логика? Так следы не заметают.
— Во что была одета барыня?
— Платье черное, кружевное, шляпка такая же, перчатки до локтей.
— Это в такую-то жару?
— Как есть все черное, может, траур у ней…
— В который дом на Малой Конюфенной приезжали?
— Что на переулок смотрит.
Родион Георгиевич и глазом не моргнул, а только попросил:
— Опифи-ка мне, братец, барыню. Помнифь приметы?..
Тут же без колебаний, четко и ясно Герасим составил словесный портрет. Что любопытно: уже второй извозчик за день демонстрировал чудеса наблюдательности. Зной, что ли, так действует?
— Случаем, не знаефь, куда заходила в доме? — равнодушно спросил Ванзаров.
— Третий этаж, квартира слева.
— Зачем тебе сказала?
— Донести попросила сверток бумазейный. Не очень чтоб тяжелый.
— Квартиру отпирала?
— Не могу знать. Я назад пошел, только на козлы сел — она и возвернулась. И сверток несет… Прощения просим, с кладом-то как будет?
Как быть с кладом — вопрос не главный. Куда сложнее ответить на другой: со слов извозчика выходило, что подъезжал он не куда-нибудь, а к дому Ванзарова. И пассажирка поднималась прямиком в его квартиру. И была она, по описанию, не кем иным, как супругой коллежского советника Софьей Петровной.
От имени сыскной полиции за проявленное усердие мужик был награжден «красненькой» и немедленно выпровожен из участка. Коллежский советник очень надеялся: Герасим дня на три запьет.
Августа 6 дня, года 1905, в то же время, неимоверно жарко
«Café de Paris» в Пассаже, что на Невском проспекте
Напитки колониальные и не очень гремели на всю столицу. Утомленные служащие окрестных банков считали непременным долгом забежать на чашечку ароматного кофе, а изысканные дамы назначали время для болтовни за чаем. Тут царила атмосфера парижской кофейни. Милые порядки придавали заведению европейский флер. Здесь позволялось заказать чашечку крепчайше заваренного венского и провести безмятежно часок-другой с газетой, лениво поглядывая на толпы веселого проспекта.
Неудивительно, что в обеденный час свободных мест не осталось.
Среди толчеи два чисто одетых господина, расположившихся за соседними столиками, не привлекли к себе внимания. Перед одним дымился шоколад, у другого — кофе с кувшинчиком сливок. Один сел лицом к окну, другой — к буфету. Оба, как нарочно, развернули свежие выпуски «Нового времени» и «Петербургского листка». Но как-то само собой получалось, что, глядя в строчки, могли говорить. Незаметно для посторонних.
— Все ли готово? — тихо спросил любитель шоколада.
— Можете не беспокоиться, — ответил в тон поклонник слабого кофе. — Весточка нашла адресата.
— Какова реакция?
— Исключительно ожидаемая.
— Есть хотя бы один шанс на провал?
— Исключено. Он ненавидит меня и считает полным идиотом. Не упустит случая поставить подножку.
— Плану поверил?
— Во всяком случае, согласился. У меня три дня разыскать злоумышленника.
— Уж постарайтесь.
— Приложу все усилия. А то не сносить головы.
Господин с шоколадом улыбнулся срочным депешам о переговорах в Портсмуте. А господин с кофе лишь перелистнул страницу.
— Одно только тревожит… — продолжил он.
— Что же?
— Случайность, которую невозможно предотвратить.
— Что именно? Расписание составлено, поменять его невозможно.
— Ключевая фигура. Уж больно умен и пронырлив. Как бы не залез глубоко.
— Каким образом?
— Не знаю. Фактор непредсказуемости.
— Случайности возможны.
— Только не сейчас. Постарайтесь держать ситуацию под полным контролем.
— Это несложно.
— Что ж, будем верить в силу нашего разума.
— Такое божество меня устраивает… Вам пора.
— Да, время пошло. В эти дни встречаемся только по особому поводу. Экстренную связь знаете.
— Конечно. Передайте нижайший поклон нашему другу.
— Непременно.
Господин одним глотком опустошил кофейную чашку, свернул газету, бросил мелочь, не считая, и вышел. А полковник Ягужинский наконец смог вплотную заняться любимым шоколадом. Начальник дворцовой стражи даже позволил себе легкий вздох облегчения. Только к чему относился вздох — к шоколаду или к окончанию встречи — осталось тайной.
Августа 6 дня, года 1905, чуть позже, жарит безбожно
У дома на Малой Конюшенной улице
Таинство обеденного часа для того и установлено начальством, чтобы чиновники всех Департаментов могли набраться сил для служения отечеству. Преступно отдавать священные минуты чему-либо, кроме наполнения желудка и освежения горла, особенно в такой денек.
Лишь один коллежский советник откровенно манкировал установления, которые и полиции касались. Извиняло лишь то, что ему срочно требовалось уединение среди незнакомой толпы. Идя по теневой стороне Казанской улицы к дому, он решительно не замечал ничего.
Итак, имеем: тело неизвестного юноши, жестоким образом разделанное в «чурку». Известно, что ковчежец, в котором его везли, принадлежит Одоленскому. В историю с кражей раритета верится с трудом. Несомненно, князь имеет к преступлению касательство. Какое именно — пока не ясно. Пряников опознал пассажира, но прислуга дает верное алиби. Известна причина смерти юноши: обильное излияние спермы в горло.
Далее — только вопросы. А именно: кто стал «чуркой», принимал ли Одоленский участие в «удушении», где произошел акт, кто лишил юношу конечностей, а также — где они находятся? И самое главное: зачем такое «живописное» убийство?
А что делать с невероятным участием Софьи Петровны?
Можно представить, как обожаемая супруга в черном платье вывозит сундук с места преступления на вокзал, потом едет к дому, потом возвращается на Арсенальную и оставляет поклажу. Что получается? Чтобы это провернуть, ей пришлось бы уехать с дачи поездом в шесть ноль пять… Вполне возможно! Сам господин Ванзаров позавтракал, как обычно, в глубоком одиночестве в восемь утра и, не решаясь будить любимую супругу, тихо удалился: на даче у них разные спальни. А вот была ли она дома? Пока неизвестно.
Пряников вспомнил, что у пассажира действительно был сверток. По виду не сказать, чтобы тяжелый, с такими бабы ходят. Вроде из старого сукна. С ним господин и исчез. Выходит, Софья Петровна встретила субъекта и передала ему не только ковчежец, но и сверток?
Возможны два объяснения: или она не знала, что везет, выполняя дружескую просьбу, или… Одно точно: из числа участников «удушения» ее можно исключить смело.
