— А это… Как его зовут? — хриплым от волнения голосом произнес Алик.
— Да что я Ванга тебе что-ли? — невозмутимо ответил Ростовцев. — По моим ощущениям он или ненормальный, или имеет дело с наркотой. А может и то, и другое сразу.
Бухин с легким испугом посмотрел на Алексея Александровича.
— Ладно, я разберусь. Итак, для протокола: — где вы были в промежутке между 20 и 22 часами… февраля 2005 года?
Закончив, Алик долго извинялся за действия, которые приходится выполнять по долгу службы, обещал, что тело из морга отдадут без промедления.
Когда Ростовцев ушел, Алик распорядился, чтобы телефоны Алексея взяли на прослушку, а за ним пустили машину «наружки» из резерва.
Сотрудник отдела наблюдения сообщил, что свободных экипажей нет, все расписано. Самое раннее — через пару дней.
Тут Бухин вспомнил, что хотел последить за Гаврилой Ниловым, да и Ростовцева, надо «попасти», чтобы узнать источник его осведомленности.
Он испытал раздражение от необходимости выбирать, но подумал, что главное — забить машину, а за кем ее пустить можно решить по ходу дела.
Ростовцевы сидели в тесном кабинете похоронного агента. Агент, мужчина в сером, засыпанном перхотью костюме, демонстрируя профессионально скорбное выражение лица, задавал вопросы о выборе похоронных аксессуаров: модель, цвет, кисти, рюши, подушки, одежда, могила. Из-за Ларисы, которая лила слезы, не переставая, Ростовцев обстоятельно отвечал на вопросы, выбирая не лучшее, но вполне пристойное оформление похорон.
А в голове Алексея Александровича крутился бородатый анекдот про похороны тещи, когда зять вместо гроба выбрал прибить к ней ручки.
Ростовцев старался не улыбаться, но все внутри пело: — «Свобода, свобода!!! Сдохла проклятая тварь!!! Наконец, я избавился от психически больной, злобной, самодовольной, капризной старухи, глупой и грубой самодурки, ядовитой шипящей гадины, исходящей злобой даже тогда, когда она молчала. Наконец-то у меня нормальный дом, а не ринг, на котором нужно уворачиваться от бросков сумасшедшей, бешеной крысы. Свобода… Конец домашней войны».
Ростовцев расплатился, повел жену до машины, усадил. Пошарил по карманам в поисках чего-то.
— Лара, я ручку оставил. Схожу, заберу, — произнес Алексей.
— Хорошо, Алешенька, только недолго, — сквозь слезы произнесла женщина.
Он выловил агента, который собрался было уходить. Протянул ему преобразователь-гаситель, вложенный в согнутую пополам двадцатидолларовую банкноту.
— Вот эта штука должна оказаться вместе с телом, — решительно произнес он. — Вопросы?
— Сделаем, — заверил похоронный агент, складывая зеленую бумажку пополам и засовывая ее в задний карман брюк.
В день похорон, снег принялся заметать город с самого утра. Ростовцевы и еще пара человек, сослуживцев тещи, успели превратиться в снеговиков, пока, наконец, их не пустили в зальчик, куда вынесли гроб.
Тещу нарядили в строгий синий костюм с белым кантом на карманах, подкрасили и подмазали, развороченную шею старухи закрыли платком, лоб замотали бинтом, чтобы скрыть тот факт, что ей сделали трепанацию, и теперь ее черепушка могла сойти за стильную пепельницу, стоило лишь выкинуть оттуда небрежно всунутые после исследования мозги. Ростовцев посмотрел в лицо, и не узнал тещи. Лицо трупа больше походило на восковую маску, изображающую опухшую запойную бомжиху, которой для полного счастья кто-то из собутыльников накатил в лоб. Синева от запекшейся крови из лопнувших капилляров, явственно поступала сквозь краску и неудачно положенный слой грима.
Гроб погрузили в автобус и он, со скоростью кастрированной черепахи пополз по пробкам и заносам. Рычал мотор, в салоне пахло бензином и каким-то дешевым ароматизатором с запахом елки, заглушающим вонь разлагающегося тела. Разыгралась метель, кидая белые хлопья в лобовое стекло. ПАЗик выехал из города и прибавил ходу. Автобус прыгал и раскачивался под причитания одной из сослуживиц по поводу того, что «у Валечки и так голова не держится, а с такой ездой совсем оторвется».
Ростовцев подумал, что если ее это так беспокоит, то можно прибить голову гвоздями. Теще все равно, а вид подобающий. Алексей Александрович чуть было не высказал вслух свою мысль.
Наконец автобус, вымотав душу у живых пассажиров, подъехал к кладбищу в Ракитках, где у скончавшейся Валентины Матвеевны, с нетерпением ожидая ее, лежал на двухместном участке муж. Все было готово, яма выдолблена в мерзлой земле, похоронная бригада на месте. Все было оплачено заранее, и Ростовцеву ничего не оставалось, как наблюдать за сценой финала, исхода полусумасшедшей тетки в место постоянной дислокации, где она уже никому бы не портила жизнь. Гроб с телом погрузили на каталку и потащили по снегу мимо заметенных памятников по центральной аллее города мертвых. Колеса не ехали, вязли. Пришлось тащить ставший неподъемно — тяжелым гроб на руках, периодически останавливаясь для отдыха. Могильщики недовольно бурчали, а на под конец уже в открытую ругались матом по поводу того, что «всякие разжираются, а потом их тащи».
Недалеко от могилы был поставлен сваренный из железных труб стол, на который с большим облегчением кинули гроб. Открыли крышку. Голова тещи действительно находилась под неестественным углом к телу. Сердобольная тетка хотела было поправить, но бригадир гробовщиков остановил ее, сказав, что будет еще хуже. Присутствующие, подгоняемые пронизывающим ветром и больно секущей по лицам снежной крупой, наскоро попрощались с покойной.
Лариса опять плакала, уткнувшись в плечо мужа, а Ростовцев прокручивал события предшествующие этому, еще раз убеждаясь, что виноват не он, а глупое желание тещи переделывать под себя все, что попадало в поле ее зрения, неискоренимая жажда доминирования при отсутствии силы и возможности, тяга к вампиризму, и просто стремление заляпать своим дерьмом тех, кто был рядом.
Крышку заколотили. Удары молотка были музыкой для Ростовцева. Гроб подтащили к яме, опустили. Тяжелые, смерзшиеся комья земли с грохотом ударились о затянутые тканью доски.
Алексей Александрович некстати вспомнил анекдот про такого же зятя, которому хотелось танцевать, но мешал гроб с телом тещи на плече.
На удивление Ростовцев не испытывал особой радости. Как он раньше мечтал об этом дне, думал, как он скажет над могилой, желчное, остроумное, злое, чтобы поквитаться за годы несправедливых нападок, думал, как плюнет на крышку тещиной домовины, прежде, чем могилу забросают землей. Но, решив не давать повода для различного рода выводов и комментариев, Алексей Александрович вел себя пристойно, лишь незаметно нажал в кармане на кнопку активатора, приводя в действие скрытую под телом коробочку преобразователя-гасителя.
«Это тебе вместо осинового кола, чтобы не шастала после смерти», — подумал Ростовцев. — «Так и будешь здесь, пока не сгниешь вместе с телом. Мне мщение и аз воздам».
На самом деле Ростовцев побаивался, что освобожденная душа, продолжит пакости после смерти тела. По крайней мере, пару-тройку лет, пока будут работать батареи, он мог не беспокоится.
Людей у могилы охватило неприятное ощущение липкой нечистоты. Даже дочь скончавшейся женщины перестала плакать и заторопилась в автобус. Как только они отошли от места захоронения, все прекратилось.
Вертящийся снег сделал еще пару рывков и успокоился, а ближе к городу сквозь тучи проглянуло Солнце. Стало уютно, пейзаж заиграл живыми красками, казалось, сама природа радовалась, что еще один элемент, оскорблявший гармонию мира своим присутствием, стал добычей червей.
Ростовцев размышлял о своей бесприютной жизни, молодости, раздерганной в скитаниях по чужим людям и распятой регулярными скандалами в доме жены, когда та, что еще недавно подпрыгивала на полу в проходе автобуса, упакованная в шестиугольный деревянный пенал, перепиливала заживо мужа, дочь и его, как самого виноватого. «Надо было тебя тварь раньше грохнуть» — промелькнуло в голове Алексея Александровича. И тут же подумал, что не все еще потеряно, нынче человек считается молодым до 45 лет, а к тому времени он, Ростовцев Алексей Александрович, наверняка разработает устройство для продления жизни и омоложения. Да и тещу он простил самым надежным способом, по-румынски, когда врагов своих прощают, предварительно повесив.
В тот день, когда Ростовцев был занят приятными хлопотами, связанными с поселением тещи на кладбище, у Гаврилы Нилова дела обстояли далеко не блестяще. Хоть на лице не было синяков, оно сильно опухло, и выглядел наркодилер так подозрительно, что люди от него шарахались. У торговца запрещенным товаром случилась лишь парочка его давних клиентов, которые брали у него эфедрин для «винта», да один «залетный» спросил трамал и купил пакетик «герыча».
