— Думаете, он и за Катей гонялся?
— Не исключаю…
Они еще стояли какое-то время у бешено несущейся воды, слушали ее бульканье, журчание, перестук камушков в русле. Воздух прочертил огненный след сигаретного окурка, щелчком отброшенного в воду.
— Смотрите, кто-то с фонариком идет… Это к нам?
— И не к нам, и не от нас. Там выше по реке еще одна усадьба есть, очень большая. Оттуда и идут… к горам, или в ту часть деревни.
— В ту часть деревни, и уже не видно за деревьями… Э-эй, мужик, куда направился?!
Толстолапый, конечно, не ответил, а стал подниматься на склон, по-прежнему стараясь не шуметь. А сыскари тоже отправились спать.
27–28 июля 2001 годаНа следующий день после того, когда Товстолес наблюдал странного человека на пороге; примерно в тот самый час, когда погибла медведица и ее дети, Ваня Хохлов возвращался с хребта. Там, на скальных выходах, на колоссальной высоте, облюбовали себе место кабарги. Кабарга — совсем маленький олень, а вернее сказать — оленек. Весит кабарга всего двадцать или тридцать килограммов, задние ноги у нее длиннее передних, и потому крестец выше, чем холка. Рогов у кабарги не бывает, но изо рта самцов кабарги торчат острые клыки длиной добрые три сантиметра. И между нами говоря, еще совершенно неизвестно, зачем нужны эти клыки кабарге. Одни считают, что для защиты от врагов; другие — что этими клыками дерутся самцы из-за самок, а ни для чего другого эти клыки не употребляются. Есть даже сторонники идеи, что клыками самцы кабарги роют землю, чтобы достать корешки и вкусных подземных насекомых. Беда только в том, что никто никогда не видел, чтобы самцы кабарги отбивались от волков, дрались бы друг с другом или копали землю. И все рассуждения о том, зачем им клыки, остаются чистой теорией, ничем не подтвержденными догадками.
Но самое главное в кабарге — это вовсе не рога и не клыки! Самое важное у кабарги — это мускусная струя. Жидкостью с резким мускусным запахом самцы кабарог метят территорию. В парфюмерии это вещество очень ценится и служит для закрепления запаха духов, платят за него куда как хорошо. И весьма полезно пройтись по кабарожьим местам заранее, присмотреть места, куда через несколько месяцев можно будет всадить ловушки.
В ярко-синем небе плавали коршуны, чуть ниже пухлых белых облаков, Иван вколачивал металлические костыли в серо-рыжие скалы — лучше сделать это сейчас, а не в ноябре, когда руки будут стыть на ветру и примерзать к металлу. Хороший получился день, красивый и яркий, полезный для дела и для всего, что называется душой.
Плохим оказался вечер, когда Ваня уже возвращался с хребта. Тут, километрах в трех от его избушки, пробегал ручеек, и Ваня склонился к нему обветренным за день лицом, набрал в пригоршню, выпил этой ломящей зубы воды, рождавшейся из ледников.
Пока он наклонялся, все оставалось как обычно, как должно быть. А когда Ваня выпрямился, отер губы — что-то неуловимо изменилось: кто-то наблюдал за ним из леса. Внешне не изменилось ничто — так же летел ястреб, так же парил над тайгой, так же качались под ветром метелки пижмы и медуницы, так же стояла стена кедровника. Но Иван знал совершенно точно — кто-то следит за ним из леса, на него направлен чей-то взгляд: настороженный, недобрый взгляд того, кто присматривается, целится — чтобы потом взять за горло.
До того, как он наклонился к ручейку, зачерпнуть ладонью воды, взгляда не было. Теперь взгляд был, и Ваня сомневаться мог только в одном — человек или зверь смотрит на него из чащи. И в том, когда на него нападут. То есть Ваня Хохлов не видел смотрящего, не мог бы доказать, что он вообще существует. Но будь с Ваней спутник, он тут же сказал бы ему об ощущении, и умный спутник, знающий лес и жизнь в лесу, не ухмыльнулся бы и не понес про то, что «если кажется — креститься надо». Если бы даже умный и опытный спутник не испытал бы того же, что Ваня, он бы понимающе кивнул и стал бы внимательно озираться.
Спутник с Иваном не шел, а брат должен был придти нескоро; в этот момент Ваня многое отдал бы за спутника. А так… Так Иван только перевесил ружье из-за спины на грудь и пошел осторожнее, озираясь по сторонам. Луг, разнотравье закончились. Тропинка заросла травой, и хорошо — даже мокрая трава скользит не так, как голая осклизлая глина. Вокруг кедрачи — огромные, редко стоящие, а под ними почти нет ничего — ни травы, ни подлеска, только мох; лес просматривается метров на семьдесят.
Никого не было на мягких моховых подушках, за стволами огромных деревьев — ни человека, ни зверя. Полная тишина царила под кронами, разве что ветерок начинал вдруг гнуть самые высокие ветки, в десятках метров над головой. Никого. Но кто-то же смотрел из-за ветвей, пусть даже замаскировался, спрятался! Кто-то тут был, и Ваня только никак не мог понять, где именно — поджидает ли его впереди этот «некто», ждет ли, пока Ваня подойдет, или сам подходит, догоняет сзади человека.
Иван прошел еще метров сто; напряжение только нарастало. И тогда Иван достал пачку «беломора», закурил и глубокомысленно уставился на картинку. Прошла минута и вторая, пять минут и десять, а он все не мог оторваться от изображения. Вступать под сень кедров Ивану категорически не хотелось, а другого пути просто не было — ни к его избушке, ни вниз, к деревне.
Пришлось двинуться дальше; чувствуя себя последним идиотом, Иван все время держал руку на замке ружья. Казалось бы, уж этот лес, исхоженный стократ, знакомый, как собственная спальня, сам по себе должен гасить все страхи. Но чем дальше входил Иван в лес, тем сильнее крепла уверенность — кто-то крадется за ним. Пятна заходящего солнца плясали по земле, по стволам деревьев, папоротнику. Кто-то, мягко ступая, шел за Иваном. Почему Иван решил, что за ним идут сзади? Он не смог бы этого объяснить. Что ж, проверим… Иван быстро направился назад, минуты за три почти добежал до того места, где вошел в лес почти что полчаса назад.
Вот оно!!! Поверх его следов шли другие… когтистые следы, сантиметров двадцать пять в длину, «накрывали» его следы, сколько Ваня мог отсюда видеть. Как бы морозец рванулся по ногам, охватил затылок, руки, плечи Лес опять стал загадочным, жутким. Ваня явственно ловил на себе взгляд… Не удивляло, что медведь мог идти бесшумно — это они могут. Непонятнее было другое — где вообще мог спрятаться такой крупный зверь?! Папоротник не такой уж частый, вокруг видно на несколько десятков метров. Нет ни выворотней, ни пней, за которыми можно укрыться.
И как ухитрился медведь с такой скоростью скрыться с тропинки? Папоротники не потревожены по обе стороны тропинки; такое впечатление, что он сделал шаг в сторону и исчез, растворился в лесу. Ясно, что зверь в двух шагах. Но совершенно непонятно, где. Громадная туша двигалась непонятно как, почти не сместив стеблей.
Словно бы ответом стало низкое, свирепое ворчание. Это не был рев нападающего зверя; не крик боли, ярости, отчаяния… Какой-то чуть ли не ленивый, горловой звук, словно бы идущий из недр необъятного брюха. Зверь видел Ваню. Он прекрасно понял, что открыт, и подтверждал — ну да… ну да, я здесь… И что дальше? Что ты мне за это сделаешь?
Звук словно бы шел сразу со всех сторон. То ли отражался от бортов долинки, от стволов, то ли зверь это делал нарочно. Ване доводилось слышать, что тигр-людоед специально издает такое рычание, чтобы жертва не понимала, где он может находиться, с какой стороны? Теряя голову, человек бросается куда глаза глядят и легко становится добычей…
Значит, зверь охотится на него? Может быть там, наверху, на открытых пространствах, он просто не сумел подойти? Может быть, как раз потому, что Ваня был настороже? Возможно, он как раз догонял Ваню, когда парень почувствовал неладное. Если бы лес был более глухой, более подходящий для скрадывания… Если бы Ваня задержался, как и хотел, и пошел бы вниз уже в сумерках… Если бы медведь мог знать, что пулевых патронов Ваня попросту не взял… Вопросы, на которые заведомо нет, не может быть ответов.
Постоянно озираясь, держа наготове ружье, перебегая от точки к точке, Ваня спускался к избе. Уже виднелась крыша, когда его ударило — ведь чистый, во все стороны просматривающийся лес, с папоротником и разнотравьем, кончается перед избой… Метров сто надо пройти по высокотравью, между буграми и выворотнями… Сцепя зубы, уставя ружье, Ваня шел к избе. Задерживаться опасно. Он понимал, что чем ближе к вечеру, тем решительнее будет зверь.
Ваня наугад выпалил по зарослям. Разумеется, не надеясь зацепить зверя. Вероятность попадания равна практически нулю, а если даже вдруг и попадет — ну что медведю третий номер дроби… Разве что была надежда, что зверь себя как-то проявит… Да и так, с шумом, со стрельбой — психологически легче…
Вот избушка. Поворот за угол, дверь… Сам чувствуя, как дико расширились глаза, с покрытой «мурашками» кожей, с бешено бьющимся сердцем, Ваня навалился на дверь. Со стуком падало ружье, мешал и путался рюкзак, пока он накладывал брус. Здоровенная сосновая балка, она выдержит слона, не то что медведя.
