Мартини он приготовил сам в пластмассовом стаканчике и позвонил Молли.
— Привет, красавица.
— Привет, милый. Ты откуда?
— Из ночлежки в Атланте.
— Ведешь себя хорошо?
— Прекрасно. Умираю от скуки.
— Я тоже.
— Хочу тебя.
— Я тоже.
— Расскажи, как ты там без меня?
— Ну, поругалась сегодня с миссис Хольпер. Она хотела вернуть мне платье с огромным пятном от виски на заднице. Не иначе в гости надевала.
— Ну а ты что сказала?
— Сказала, что не продавала ей платье в таком виде.
— А она?
— Разоралась, что раньше мы не отказывались принимать товар обратно, поэтому она здесь и покупала, хотя кроме нас ей есть куда пойти.
— А ты?
— Я ответила, что очень огорчена, потому что Уилл разговаривает со мной по телефону как последний осел.
— Понятно…
— У Вилли все нормально. Сейчас охраняет черепашьи яйца, которые раскопали собаки. Лучше расскажи, чем ты там занимаешься.
— Читаю отчеты. Питаюсь всякой дрянью.
— Ломаешь голову целыми днями. Да?
— Так точно.
— Я могу помочь?
— Понимаешь, Молли, никак не могу ни за что зацепиться. Не хватает информации. Вернее, информации навалом, просто я в ней пока никак не разберусь.
— Сколько ты еще пробудешь в Атланте? Не подумай, я не собираюсь просить тебя побыстрее возвращаться домой. Просто хочу знать.
— Понятия не имею. По крайней мере еще несколько дней. Я так скучаю по тебе.
— Я тоже. Я тебя хочу.
— О боже, боюсь, я этого не выдержу. Давай не будем.
— Не будем что?
— Говорить об этом.
— Ладно, но думать-то об этом хоть можно?
— Конечно.
— У нас новая собака.
— О господи!
— Что-то среднее между бассетом и пекинесом.
— Замечательно.
— С большущими яйцами.
— Меня не интересует, какие у него яйца.
— Прямо по земле волочатся. Когда он бежит, ему приходится их втягивать.
— Он не может их втягивать.
— Может. Ты ничего не понимаешь.
— Понимаю.
— А ты свои можешь втягивать?
— Я так и знал, что мы к этому придем.
— Ну так как с яйцами-то?
— Ну, если уж тебе так интересно, то один раз втягивал.
— Когда же?
— В молодости. Когда пришлось быстро перепрыгивать через забор из колючей проволоки.
— Зачем?
— Да я нес арбуз с чужого огорода.
— Ты что, удирал? От кого?
— От одного знакомого свинопаса. Он услышал, как залаяли собаки, и выскочил из дому в трусах и с двустволкой. К счастью, споткнулся и дал мне фору.
— Он стрелял в тебя?
— Тогда я думал, что да. Хотя этот звук могла произвести и моя задница. С перепугу. Так что я до сих пор не знаю, кто из нас стрелял.
— Ты перепрыгнул через забор?
— Запросто.
— Ясно. Преступные наклонности с детства.
— Нет у меня никаких преступных наклонностей.
— Ну конечно нет. Да, слушай, я тут задумала покрасить кухню. Какой тебе нравится цвет? Уилл! Я спрашиваю: какой тебе нравится цвет? Эй, ты меня слышишь?
— Да-да, желтый. Давай покрасим в желтый.
— Нет, желтый мне не нравится. На желтом фоне я по утрам буду выглядеть зеленой.
— Ну, тогда голубой.
— Голубой слишком холодный.
— Черт возьми, по мне, так хоть цвет детской неожиданности… Хотя нет, знаешь, я скоро, наверное, вернусь, мы пойдем с тобой в магазин и там выберем все на месте. А может, еще и новые дверные ручки купим.
— Ладно, купим. Сама не знаю, зачем я несу всю эту чушь. Ведь совсем другое хотела сказать. Я люблю тебя, скучаю по тебе. Ты делаешь нужное дело. Тебе трудно, я знаю. Но я здесь, и я буду ждать тебя, когда бы ты ни вернулся, или приеду к тебе куда угодно и когда угодно. Вот что я хотела сказать тебе.
— Милая. Милая моя Молли. Наверное, уже пора спать.
— Хорошо.
— Спокойной ночи.
Грэм лег, положил руки под голову и вспомнил обеды, которые они готовили вместе с Молли. Крабы, соленый бриз вперемешку с вином. Его проклятием были эти «разборки» про себя. И сейчас у него в голове снова всплыла беседа с Молли. Как он огрызнулся на нее за безобидное, в сущности, замечание по поводу его «преступных наклонностей». Болван.
Странно, что могла найти в нем Молли.
Грэм позвонил в управление и попросил передать Спрингфилду, что хотел бы с утра подключиться к работе местной полиции. Больше делать ему было нечего.
Джин помог уснуть.
На письменном столе Спрингфилда лежали копии записей всех телефонных звонков по делу Лидсов. Когда во вторник в половине восьмого утра он вошел в свой кабинет, их было уже шестьдесят три. К самому важному была прикреплена красная бумажка.
В нем сообщалось, что полиция Бирмингема отыскала кота, похороненного в коробке из-под обуви за гаражом Джейкоби. Кот был укутан в кухонное полотенце, с цветочком между лапами. На крышке коробки детской рукой нацарапана кличка. Ошейника не было. Коробка перевязана веревкой, завязанной на бантик.
Бирмингемский судмедэксперт определил, что кота задушили. Он специально побрил его, но колотой раны не обнаружил.
Спрингфилд постукивал дужками очков по зубам.
Могилку нашли по мягкой почве, не потребовалось никаких проб на содержание метана, просто копнули лопатой. Грэм снова оказался прав.
Начальник следственного отдела лизнул указательный палец и перелистал остальные записи. В большинстве из них говорилось о подозрительных машинах, которые проезжали недалеко от места преступления в течение прошедшей недели. Описания, как правило, сводились к типу и цвету машины. В четырех случаях жителям города звонили неизвестные и угрожали, что сделают с ними то же, что и с Лидсами.
Запись звонка Хойта Льюиса лежала в середине стопки.
Спрингфилд позвонил дежурному:
— Слушай, что это за заявление контролера по поводу некоего Парсонса?
— Ночью мы связались с коммунальной службой, чтобы узнать, направляли ли они своих людей в тот переулок, — доложил дежурный. — Они перезвонят утром.
— Пошлите кого-нибудь к ним немедленно, — распорядился Спрингфилд. — Свяжитесь также с санитарной и эксплуатационной службами. Позвоните мне прямо в машину.
Он набрал номер Грэма в гостинице:
— Уилл, через десять минут ждите меня у входа в отель. Прокатимся кое-куда.
Без четверти восемь Спрингфилд остановил машину в конце переулка и вместе с Грэмом зашагал по продавленной колесами колее. Несмотря на раннее время, солнце уже припекало.
— Вам бы следовало надеть что-нибудь на голову, — посочувствовал Спрингфилд.
На нем самом была щеголеватая шляпа из соломки, которую он надвинул на самые глаза.
Ограда из металлической сетки позади дома Лидсов была увита виноградной лозой. Они остановились у столба, на котором висел счетчик.
— Если он проходил по переулку, то с этого места мог видеть всю заднюю часть дома, — заметил Спрингфилд.
Прошло всего пять дней, а участок Лидсов начал приобретать запущенный вид. На газоне пробивался дикий лук. Во дворе валялись сорванные ветром ветки. Грэму вдруг захотелось собрать их. Казалось, дом погрузился в глубокий сон. Веранда выглядела полосатой из-за длинных теней деревьев. Стоя в переулке рядом со Спрингфилдом, Грэм попытался представить, как он заглядывает в заднее окно и открывает дверь на веранду. Однако сейчас, при солнечном свете, представить себе проникновение убийцы в дом было трудно. Он перевел взгляд на детские качели, едва раскачивающиеся на легком ветру.
— А вот, кажется, и Парсонс, — сказал Спрингфилд.
Несмотря на ранний час, Парсонс уже ковырялся на клумбе во дворе. Его участок находился через два дома от владений Лидсов. Спрингфилд и Грэм подошли к задней калитке и остановились у мусорных контейнеров, крышки которых были прикованы цепями к забору. Спрингфилд померил высоту крепления счетчика при помощи рулетки.
На всех соседей Лидсов у Спрингфилда были составлены справки. Поэтому он знал, что Парсонса досрочно отправили на пенсию из-за «прогрессирующей рассеянности» по решению администрации почты, где он служил. Записи Спрингфилда содержали также и сплетни. Так, соседи утверждали, что жена Парсонса почему-то часто подолгу гостит у своей сестры в Мейконе, а сын никогда не звонит ему.
— Мистер Парсонс! — крикнул Спрингфилд.
Парсонс прислонил к стене вилы и подошел к забору. Его сандалии и белые носки были испачканы землей. Розовое лицо блестело.
«Атеросклероз», — определил Грэм.
— Да?
— Мистер Парсонс, не могли бы вы уделить нам несколько минут? Мы надеемся на вашу помощь, — начал Спрингфилд.
— Вы из электрокомпании?
— Нет, меня зовут Спрингфилд, мы из полиции.
— А, значит, по поводу убийства. Я уже говорил полицейским, мы с женой были в Мейконе…
