Две последние ночи ей снился Игорь. Тот самый Игорь Лунёв — единственная её любовь. Почему, влюбившись совсем маленькой, она так прилепилась сердцем к нему? Разве можно такое объяснить? Одно слово: судьба. Даша нравилась многим ребятам и взрослым мужчинам, круг общения у неё был велик. Но любовных приключений она избегала. Так — два-три мимолётных романчика. Зачем? Она ведь знала, кто ей нужен. И верила — будет ему тоже нужна… Приход Игоря в её сны она поняла, как прощание его с ней, а её — с жизнью. Но не хотела верить.
Она полусидела в густой траве, опираясь на какой-то поваленный ствол. Сознание словно качалось на волнах: вверх — вниз, в провал — на гребень…И в какой-то миг, как раз, когда в глазах прояснилось, Даша увидела, в голубом мерцании овала, лицо Игоря. Он смотрел прямо на неё — удивлённый, растерянный, и оттого такой реальный. Ну конечно, вон и пиджак виден стального цвета, и рубашка в мелкую клеточку, и галстук! И даже легкая седина на висках, в его густой тёмной шевелюре. Эту седину Даша не могла придумать! Она видела его девять лет назад, молодым. И из-за этой седины сразу поверила, что в самом деле видит Игоря.
Но он как будто не узнавал её. И тогда она позвала: «Игорь, Игорь!» Он услышал: его зрачки расширились, губы дрогнули.
Как, откуда возникла в истёрзанном, затухающем сознании девушки уверенность: «Он пришёл спасти меня… Но только если узнает, позовёт по имени…»
С трудом приподнимаясь на локтях, еле шевеля распухшими губами, глядя прямо в глаза Игорю, стала просить:
— Спаси меня! Позови! Назови по имени!
Но всё было напрасно. Мужчина молчал, а странный экран начал вновь пульсировать, расплываться. «Я погибла!» — подумала Даша в последнем всплеске отчаяния. В этот миг по синему овалу прошла крупная рябь, губы Игоря дрогнули, и он, уже исчезая, успел сказать — неуверенно, но ясно:
— Даша…
Его голос рывком поднял её с земли. Легко, как в полёте, она прошла метров сто, и на изгибе реки вдруг увидела маленькую поляну, хижину, три человеческие фигурки рядом… Дашу нашли три индейца, которые охотились в джунглях на уток.
* * *
Оба Дашиных гостя — отец и сын, слушали её, как заворожённые. Бабушка, сидевшая с ними за одним столом, тоже переживала: держала внучку за руку, глядела влажными глазами, хотя давно и хорошо знала всю историю. В какой-то момент Серёжа не выдержал, спросил восхищённо:
— А ты не выдумываешь?
Для него это всё было, как приключенческое кино. Вот если б ещё только ягуар напал на девчонку, или крокодил пытался бы утащить в трясину…
Даша хотела сама прийти к ним в гости. Но, узнав, что у Игоря сейчас живёт какой-то человек, сказала:
— Нет, не хочу посторонних. Жду вас с Серёжей у себя.
Гриня захотел подышать свежим вечерним воздухом в ближайшем сквере. Игорь дал ему запасной ключ от квартиры. Сам же шёл к Даше возбуждённый. Он и без того был взбудоражен: знакомством с Гриней, утренним походом на место убийства. А теперь его ещё волновало свидание с этой чудной девочкой, ставшей взрослой и говорившей, что любит его. Он думал поразить её странным своим воспоминанием двухгодичной давности, но не успел. Даша спросила первая:
— Скажи, Игорь, не происходило ли с тобой позапрошлым летом, в августе, что-нибудь необычное, связанное со мной?
И, увидев, как расширились его зрачки и приоткрылись удивлённо губы, легко, мгновенно обняла за шею, прижалась щекой и щеке:
— Было! Ты вспомнил! Ты спас меня…
И стала рассказывать им эту совершенно невероятную и совершенно правдивую историю. А когда окончила и они все пришли в себя, Игорь спросил:
— А как же твои родители? Что делали они?
— Ничего! — Даша покачала головой. — Они думали, что я на асьенде Атуэста, не ждали от меня известий раньше, чем недели через две. А там, на асьенда, Бьянка с Арнедо считали, что мы объявимся дней через десять. Так и вышло: как раз десять дней я и шла по сельве, а на одиннадцатый меня привезли на лодке в индейскую деревню, оттуда — в ближайший городок. Можно сказать, даже волноваться за меня не пришлось.
— А газетчиков Глеб Алексеевич к тебе, небось, просто не подпустил?
— Да, папа не хотел, чтобы я вновь всё переживала. Тем более, что первый месяц я просто с трудом приходила в себя.
— А мы, Игорёк, ты можешь представить, что все мы пережили, хоть и задним числом? — спросила Мария Александровна.
Даша прижалась ласково к бабушкиному плечу. Но смотрела, не отрываясь, не Игоря. Он тоже, как заворожённый, не мог отвести от неё взгляд… Пятилетняя девочка, положившая головку ему на плечо. Сурово сжавшая губы первоклашка за свадебным столом. Голубой магический овал, соединивший американские джунгли и городскую квартиру в другом полушарии Земли. Соединивший его и эту девушку. Девушку, говорящую, что любит…
Серёжа сразу понял, что отец и Даша поженятся. Она была в батю влюблена по уши, и не скрывала этого. Ещё бы! Как же в него не влюбиться: он такой красивый, умный, весёлый, добрый. Он, Серёжа, никогда на маму не сердился, но и понять её никогда не мог. Бросить такого мужика ради какого-то Виталика… Но, это уже дело прошлое, что теперь о нём думать! Так что, раз мама сама, первая, его бросила, что ж отцу — навсегда одному оставаться? Мужчине без женщины трудно — Серёжа где-то слыхал такое выражение. Конечно, им и вдвоём, в своей мужской компании было хорошо. Но он не такой дурак, как некоторые мальчишки из киношек или книг — ревнуют отцов, пакости всякие их невестам подстраивают. Глупости какие! Он не маленький!
Да и Даша ему очень нравилась. Симпатичная, хотя и не такая красивая, как мама. Зато отважная, просто блеск! Упала в самолёте — не разбилась, вышла одна из джунглей. Жаль, правда, что на неё не напал хотя бы один разочек ягуар, и чтобы она от него отбилась, проткнула б его острой веткой, а потом закуталась в шкуру… И жаль, что его, Серёжи, с ней не было! Вот бы такая катастрофа случилась бы после её и отца женитьбы, и она взяла в поездку его — своего приёмного сына, и он с ней летел бы в том самолёте, и тоже остался бы жив!..
Вчера вечером, в гостях, когда отец курил у окна и разговаривал с бабушкой, Серёжа подсел к Даше на диван, и они немного поговорили.
— Ты сколько языков знаешь? — спросил он её.
— Иностранных? Английский, французский, испанский — совершенно свободно. А ещё могу говорить по-фламандски, но хуже.
— А что это за язык, фламандский? — удивился Серёжа.
Даша засмеялась.
— Я ведь учусь в бельгийском городе Льеже. А там население в основном фламандцы. Но в ходу два языка — и фламандский, и французский.
— А большой это город?
— Льеж? Довольно большой. Но главное — очень красивый, старинный. Готические дворцы, соборы. Вообще, в средние века там жили князья-епископы — Льеж был их резиденцией… Я ведь историк, так что расскажу когда-нибудь тебе об этом подробно. Очень интересно.
— Ладно, — согласился Серёжа. — Будет ещё время рассказать. Когда замуж за папу выйдешь.
Забавно было смотреть, как она покраснела. Но не растерялась, не смутилась. Так же пристально, сощурив глаза, посмотрела на него, выдержала паузу, спросила:
— А ты не возражал бы?
Серёжа не выдержал, заулыбался:
— Вовсе нет! Ты мне здорово нравишься!
— Ты мне тоже здорово нравишься.
— А как же мне тебя тогда называть? Мама, что ли?
— Нет, зачем же! — Даша подвинулась к нему ближе, и они заговорщицки склонили друг к другу головы. — Я ведь всего на восемь лет тебя старше. Вполне за старшую сестру сойду. — И, помолчав, спросила тихонько. — А твой отец, как думаешь, захочет на мне жениться? Я ему нравлюсь?
— Конечно! Я же не слепой.
И не сговариваясь, вместе посмотрели в сторону окна, где сидел Игорь. Тот уловил их взгляды, качнул головой вопросительно: мол, в чём дело? Серёжа и Даша переглянулись, одновременно прыснули от смеха…
Ещё бы, как мог Серёжа не заметить, что отец смотрит на девушку особенным, необычным взглядом! Что ж, пусть женится. Пусть мама узнает, какая у него молодая жена. Может, ещё пожалеет… И, может быть, перестанет отец тогда водить в дом всяких бродяг вроде этого Грини! Ох, не нравиться стал Серёже Гриня — всё больше и больше!
Уж какая у него улыбочка добрая, ласковая! И сам словно только вчера на свет родился — чистый наивняк. А ведь бомж со стажем, значит, в каких только переделках не побывал! Что он, Серёжа, фильмов не видел? И по телеку, и по видику насмотрелся боевиков американских. Там бродяги — парни крутые. Из любой переделки выйдут, кем угодно прикинутся. Вот и Гриня — от облавы улизнул, это тебе не просто так! Отец рассказывал — уйму бомжей выловили, и милиция, и ОМОН шустрили. А этот — вот он! Теперь у них прячется, вот и косит под добрячка. Отец от него в восторге, верит всему, какое-то убийство вместе раскручивать собираются. Отец, конечно, классный журналист, да только доверчивый бывает, словно ребёнок. Гриня ему, может, просто голову морочит. И ещё хорошо, если так. А то ведь, если хочет для чего-то своего использовать? С него станется, с добрячка этакого! Серёжа ведь знает кое-что, чего не знает отец.
