— Будьте добры доктора Алана Блума.
— Не знаю, здесь ли он сегодня. Сейчас попробую вас соединить.
— Одну минуточку. Извините меня, я знаю его секретаршу, но, стыдно признаться, вылетело из головы, как ее зовут.
— Линда Кинг. Соединяю.
— Спасибо.
Трубку подняли только после восьмого звонка.
— Кабинет Линды Кинг.
— Линда? Здравствуйте.
— По субботам ее не бывает.
Собственно говоря, он так и предполагал.
— У меня к вам огромнейшая просьба. Это говорит Боб Гриер из издательства «Блейн энд Эдварде паблишинг компэни». Дело в том, что доктор Блум просил меня переслать один экземпляр книги «Психиатрия и закон» Уиллу Грэхему, а Линда должна была сообщить мне домашний адрес и телефон мистера Грэхема. Но я не дождался звонка от нее.
— я здесь не работаю. Линда будет в понедельник, так что, пожалуйста…
— Милая моя, вы уж меня простите, но я должен отправить бандероль сегодня экспресс-почтой, иначе я просто горю. А беспокоить доктора Блума мне не хочется, тем более что Линда, которая забыла мне позвонить, окажется в неловком положении.
Адрес наверняка у нее на столе. Взгляните, пожалуйста. Я с удовольствием спляшу на вашей свадьбе, если вы мне поможете.
— Здесь ничего такого нет.
— Посмотрите в ее рабочих записях. Там просто не может не быть его. Продиктуйте мне этот чертов адрес, и я не стану больше занимать ваше время.
— Как, вы говорите, его зовут?
— Грэхем. Уилл Грэхем.
— Есть домашний телефон: 305 Джей Л 5 — 7002.
— Это прекрасно, но отослать книгу нужно на его домашний адрес.
— Домашнего адреса я не могу найти.
— А что у вас есть?
— Тут написано только: ФБР-10, Пенсильвания, Вашингтон, округ Колумбия. Ага, вот еще: а/я 3680, Мара-тон, Флорида.
— Вы просто ангел. Благодарю вас.
— Пожалуйста. Всего доброго.
Теперь Лектер почувствовал себя гораздо лучше. Хорошо бы удивить Грэхема неожиданным телефонным звонком, подумал он. А если тот не научится себя вести, есть прекрасный способ поставить его на место: послать ему с доставкой на дом бандероль с вложенным туда мешочком для колостомии <При некоторых операциях на прямой кишке функционирование кишечника осуществляется путем выведения участка кишки через брюшную полость и соединения с трубкой, к которой прикреплен пластиковый мешочек.>. Небольшой сувенир на память о прошлом.
В это время в семистах милях к юго-западу оттуда Фрэнсис Долархайд стоял возле кассы кафетерия и ждал, пока принесут гамбургер. Кафетерий находился в кинофотолаборатории, Гейтвей, Сент-Луис. Он скользнул безразличным взглядом по блюдам, выставленным на столике с подогревом и прикрытым прозрачной пленкой. Отпил глоток кофе из картонного стаканчика, который держал в руке.
В зал вошла молодая рыжеволосая женщина в белом халате. Она посмотрела на автомат со сладостями, заметила Долархайда и поджала губы. Помедлив, все же подошла к нему.
— Мистер Ди?
Долархайд обернулся. Выходя из затемненной лаборатории, он всегда надевал большие очки с красными стеклами. Взгляд женщины остановился на переносице очков.
— Давайте присядем на минутку. Я должна вам кое-что сказать.
— В чем дело, Эйлин?
— Я очень сожалею, что все так случилось. Боб ужасно набрался и просто валял дурака. Он не хотел никого обидеть. Пожалуйста, присядем, очень прошу вас.
— М-мм…
Долархайд избегал говорить такие слова, как «хорошо». У него были дефекты в речи, и звуки «ш» и «с» выходили шепеляво.
Они сели. Девушка нервно мяла в руках салфетку.
— Было так весело, и все были рады, что вы зашли, — сказала она. — Правда, правда, рады, хотя это и была такая неожиданность для нас. Но вы же знаете, что вытворяет Боб, как он может имитировать разные голоса. Ему бы на радио работать. В общем, он рассказывал анекдоты — бесподобно! — передразнивал знакомых. Лучше всего у него выходят всякие акценты, особенно негритянский. Ну и когда он изобразил… э… э… такую манеру речи, он не собирался насмехаться над вами. Он был до того пьян, что уже не соображал, кто там находится.
— Но они хохотали, а потом… потом нет.
Долархайд хотел сказать «перестали смеяться», но там были шипящие.
— Тогда-то Боб и понял, что он перегнул палку.
— И тем не менее продолжал это делать.
— Да, знаю. — Она заставила себя перевести взгляд с измятой салфетки на его очки, как ни хотелось ей отвести глаза. — Я сама сказала ему, что это было неприлично, но он клянется, что сделал это не со зла. Он даже не сразу понял, что он натворил, а когда до него дошло, попытался обратить все в шутку. Вы сами видели, как он покраснел.
— Но он хотел… хотел, чтобы я подыграл ему, чтобы мы дуэтом…
— Потому он и вытащил вас в круг, хотел по-дружески обнять вас. Он хотел, чтобы вы сами восприняли это как товарищескую шутку.
— Именно так я и понял, Эйлин.
— Он страшно переживает.
— Передайте ему, что я бы не хотел этого. Так и передайте. Тут, на работе, между нами все будет по-прежнему. Да будь у меня такой талант, как у него, я бы только и делал, что шутил и пародировал коллег.
Долархайд старательно избегал слов с шипящими и свистящими.
— Неплохо было бы опять выпить, поговорить, и тогда он увидит, как я к нему…
— Хорошо, мистер Ди. Знаете, он очень ранимый человек, хоть и без конца шутит.
— Думаю, вы правы.
Последние слова Долархайда прозвучали неразборчиво. Сидя близко к собеседнику, он по привычке прижимал к носу указательный палец.
— Простите, что вы сказали?
— Вы для него, как ангел-хранитель, Эйлин.
— Наверное, это так. Не думайте, будто он много пьет. Только по выходным. Вроде бы немного отойдет, расслабится, а тут обязательно позвонит его жена. Он строит всякие дурацкие рожи, если я с ней общаюсь, но я-то вижу, что он переживает. Женщину не проведешь.
Она легонько похлопала Долархайда по руке, и несмотря на затемненные очки, заметила, как блеснули от этого прикосновения его глаза.
— Не обижайтесь, мистер Ди. Хорошо, что я поговорила с вами.
— Я тоже рад, Эйлин.
Он смотрел вслед удалявшейся девушке. С внутренней стороны на ее коленке заметил темный след от засоса. Он рассудил, и вполне резонно, что не слишком симпатичен Эйлин.
Найти человека, испытывающего к нему теплые чувства, очень и очень непросто.
В просторной, погруженной в прохладную темноту лаборатории пахло химикалиями. Фрэнсис Долархайд проверил концентрацию проявителя в бачке, через который ежечасно проходили сотни футов любительской пленки. Его главнейшей задачей было поддерживать оптимальную температуру состава и вовремя добавлять нужные компоненты, а затем, получив изображение хорошего качества, поместить пленку в сушильный шкаф. Помногу раз на день он приподнимал пленку за кончик и, держа ее над бачком, просматривал каждый кадр. В лаборатории стояла полная тишина. Долархайд приучил своих сотрудников молчать на рабочем месте, сам же изъяснялся с ними в основном при помощи жестов.
После окончания вечерней смены он ушел из лаборатории последним, задержавшись проявить, просушить и смонтировать собственную пленку.
* * *
Домой Долархайд добрался к десяти вечера. Он жил один в огромном доме, доставшемся ему в наследство от деда с бабкой. Дом стоял в конце покрытой гравием дорожки, которая пролегала через большой, запущенный яблоневый сад. Чтобы попасть домой из Сент-Луиса, ему нужно было пересечь Миссури. Владелец сада переселился в другое место и давно не занимался им. Засохшие, скрюченные деревья темнели среди зеленеющей листвы. Сейчас, в конце июля, в саду стоял запах гниющих яблок. Днем там не давали проходу пчелы. Ближайшие дома находились в полумиле отсюда.
Возвращаясь, Долархайд первым делом совершал обход дома. Несколько лет назад к нему пытались забраться воры. Он включал свет, переходя из одной комнаты в другую. Случайный гость никогда не подумал бы, что Долархайд живет один. В гардеробе висела одежда стариков, на бабушкином туалетном столике лежали расчески с застрявшими в них пучками седых волос. На тумбочке возле кровати — бабушкина вставная челюсть в стаканчике, из которого давным-давно испарилась вода. Бабушка умерла десять лет назад.
(Когда ее хоронили, распорядитель траурной церемонии попросил Долархайда принести искусственную челюсть старой леди. «Нет, закрывайте крышку», — ответил внук.) Убедившись, что в доме никого нет, Долархайд поднялся наверх, в ванную. Долго принимал душ, вымыл голову.
Облачившись в нейлоновое кимоно, очень мягкое на ощупь, он лег на узкую постель в комнате, которую занимал со времен детства. Фен, принадлежавший еще его бабушке, был снабжен прозрачным капюшоном. Он надел капюшон и, пока волосы сушились, полистал свежий иллюстрированный журнал.
